Наконец няня уехала. Прежде чем Ньюсон успел открыть рот, Хелен приложила палец к губам и исчезла в комнате, которая впоследствии оказалась ее спальней. Она вернулась через минуту, неся маленького спящего мальчика, которого положила на диван и укутала в одеяло.
– Это Карл, – тихо сказала она. – Его отец – самоанец.
Ньюсон снова почувствовал, как ускользает желание. Крошечная квартирка, крошечный мальчик… Это было слишком по-домашнему.
– Послушай, Хелен, мне неприятно выгонять Карла…
– Эд. У меня мало денег. У меня только одна спальня. И что с того? Это означает, что я не имею права на личную жизнь?
– Нет, конечно, нет. Я просто подумал…
– С ним все в порядке. Он спит.
Хелен взяла Эда за руку и отвела в спальню. Он тут же увидел, что в ней была одна-единственная кровать. Ему придется заняться любовью в кровати, еще хранившей тепло Карла.
Она закрыла дверь и вдруг поцеловала его в полной темноте, впиваясь в его губы с яростным и не совсем трезвым желанием. И он ответил на ее поцелуй. Наконец ее пиджак был снят, и ее маленькое, худенькое тело плотно и сильно прижалось к нему. Силы Ньюсона вернулись к нему, и ему удалось продолжить начатое. Они упали на кровать и во второй раз, спустя двадцать лет, ее груди оказались у него в руке. Они стали меньше, но соски остались такими же, большими и мясистыми, и в разгар страсти, а также благодаря необычности момента они казались восхитительными. Исследуя ее тело руками, Ньюсон с восторгом заметил, что пупок и половые губы Хелен были украшены пирсингом. Он никогда такого не встречал.
– Мило, – сказал он, пытаясь нарушить напряженную тишину.
– Мне нравятся новые дырочки, – сказала Хелен. – Я хочу в сосках сделать, но они у меня слишком толстые, и это тяжело. Но когда-нибудь обязательно сделаю. Прямо насквозь.
– Брр, – пробормотал Ньюсон.
– Да! – радостно ответила Хелен.
Когда настал критический момент, Ньюсон прошептал, что в бумажнике у него есть презерватив.
– Кажется, срок его годности еще не истек, – сказал он. – Хотя уже вот-вот.
– Давай, если хочешь. Мне все равно, – ответила Хелен.
Такая реакция Ньюсону не понравилась. Если и было что-то, чего он не любил, то это когда девушка не заботилась об интимной гигиене. Но он был слишком возбужден. Ее худое тело было так приятно, и вообще он был готов. Вот только наденет презерватив, и все будет хорошо. Он попытался нашарить в темноте пиджак.
– Можно на секунду свет включить?
– Нет, – ответила Хелен. – Мне нравится в темноте.
Наконец Ньюсон нашел то, что искал, и начал возиться с пакетиком. Конечно, к этому моменту его эрекция начала угасать, но, к счастью, Хелен это заметила и предприняла шаги по спасению ситуации. Когда ее голова склонилась к нему, Эд подумал, что если она всегда заставляет мужчин надевать презерватив в полной темноте, то эта проблема ей явно хорошо знакома. Наконец он был готов, и они занялись любовью.
Ньюсон не спал с женщиной уже много месяцев и попытался продлить удовольствие, насколько смог. Гибкое, голодное, двигающееся под ним тело женщины было очень приятно. И все же после он не смог избавиться от легкого ощущения неловкости. Он не мог полностью отрешиться от всего, как ни пытался.
Позже они лежали рядом, облокотившись на подушки, рука Хелен лежала на груди Ньюсона.
Вдруг дверь в спальню приоткрылась. Это был Карл, он сказал, что хочет пить.
Вряд ли такая ситуация может кого-нибудь привести в восторг, но Ньюсон не думал о Карле. Свет скользнул в маленькую комнату через щель в двери, и, моргнув от неожиданности, он опустил глаза на тонкую белую руку Хелен. Она тут же прикрыла ее простыней, но он успел увидеть, что она исчиркана порезами, их были сотни. Знак почета увлеченного мазохиста.
Хелен поняла, что он все видел.
– Карл, закрой дверь, пожалуйста, – сказала она. – Я сейчас выйду.
Когда в комнате снова стало темно, Хелен сказала:
– Это было очень давно. Больше это не повторяется.
Но Ньюсон видел слишком много порезов, царапин и шрамов в своей взрослой жизни. Даже за долю секунды он успел увидеть, что некоторые из них были свежие, пунцовые. Конечно, они были сделаны не вчера, но недавно. Хелен надела халат и пошла к ребенку. Вернувшись, она включила свет.
– Я вызвала тебе такси, – сказала она. – Завтра всем на работу.
Ньюсон попытался не показать, какое испытал облегчение. Он боялся, что из вежливости ему придется привести остаток ночи с девушкой, у которой проблем было явно больше, чем у него самого.
Она уложила Карла на его законное место и сделала кофе, пока они ждали такси.
– Я до сих пор просто поверить не могу, что ты ушел с Кристиной Копперфильд тем вечером, – сказала она из крошечной кухни, которая вела прямо в гостиную.
– Я же сказал, Хелен. Я понятия не имел, что интересен тебе.
– Да дело тут не во мне, дурачок, – сказала она. – Дело в ней. Ты ведь был крут, а она – полная дура.
– Я? Крут? Это она была крутой. Она была королевой школы.
– У нее была власть, но не более того. Она была высокомерная, ограниченная, злобная тварь, и в душе большинство девчонок ее ненавидели.
– Да ладно тебе, она была невероятно популярна.
– Чушь собачья. Она не была популярна. Да, всем мальчишками она нравилась. Но это другое. А большинство девчонок ее боялись. Я была среди них.
– Ты никого не боялась.
– Я всех боялась, Эд. Кроме тебя.
– А-а.
– Конечно, я пыталась храбриться и держать марку, но поверь мне, Кристина Копперфильд могла уничтожить меня в любой момент. Единственное, что для этого было нужно, это настроить против меня других девчонок. В основном дело не заходило дальше оскорблений, она просто делала так, что мне казалось, будто я толстая, страшная, глупая, неинтересная. Но иногда дело словами не ограничивалось. Я видела, как она со своей бандой засунула в рот одной девочке тампон.
– Я понятия об этом не имел.
– Это было в женской раздевалке после волейбола. У девочки как раз начались месячные. Она села на лавку, а когда встала, на лавке была кровь. Прямо как в сцене из «Кэрри». Кристина Копперфильд начала издеваться, смеяться над ней. Называла ее «грязной шлюхой» и «паршивой дрянью». Потом заставила своих подружек принести из автомата тампон, и они вместе засунули его ей в рот. Вот такая была звезда Кристина Копперфильд, мать ее. И ты ушел с ней.
– Я же ничего этого не знал, Хелен.
– Конечно, тебя интересовали только ее загар, волосы и сиськи.
– Да.
Раздался звонок. За Ньюсоном пришло такси. У двери он поцеловал Хелен на прощание.
– Та девочка, у которой начались месячные… – сказал он.
– Что ты хочешь спросить?
– Это была ты?
В ответ она молча закрыла за ним дверь.
14
Ньюсон добрался до дома около двух ночи, чувствуя себя очень неловко. Секс был отличный, но ему определенно не понравилось внезапное и глубокое вторжение в чужую жизнь. В жизнь человека, который, положа руку на сердце, был ему безразличен. Хелен была очень несчастна. У нее много трудностей, и нанесенные самой себе увечья свидетельствовали к тому же о низкой и покалеченной самооценке. Ему такие проблемы были не нужны. Ему хватало забот с собственной самооценкой, и ему не нужна была компания несчастных и озлобленных матерей-одиночек. Он чувствовал себя виноватым за то, что переспал с ней, и не хотел больше ее видеть. Ему казалось, что при желании она могла бы найти сколько угодно мужчин на одну ночь.
Он долго стоял под душем и думал о Кристине и о том, что рассказала Хелен. Неудивительно, что Кристина жестоко обращалась с Хелен. Она была жестока и с ним тоже, бросив его через неделю с той же легкостью, с какой выбрала. Но красивые люди играют по другим правилам. Это известно всем, и если Хелен этого не знает, ей пора подрасти. Ньюсон не мог ненавидеть Кристину. Она была красавицей, и на короткий момент она выбрала его. И за это он всегда будет ей благодарен.
После душа, поскольку его компьютер был всегда подключен к сети, Ньюсон увидел, что ему пришла новая почта. Несмотря на поздний час, он не смог удержаться и не проверить ее. Отчасти – опасаясь, что Хелен уже вынесла в письменной форме унылый приговор их совместно проведенному вечеру.
От Хелен ничего не было, зато было два письма насчет убийства Фарры Портер. Убийство, разумеется, тут же стало большой новостью. Водитель такси, в котором Ньюсон ехал домой от Хелен, дал Ньюсону вечерний выпуск «Стандарт», и смерть члена парламента была расписана в нем на четырех полосах. Ньюсон знал, что ему придется представить результаты расследования как можно скорее.
Первое сообщение было от доктора Кларк.
«Мы с вами просто молодцы.
Убийца действительно сломал позвоночник Фарры Портер, чтобы парализовать ее. Он ударил ее чем-то тяжелым, возможно, молотком, пока она лежала без сознания под рогипнолом. Я думаю, что он (или она) нанес увечье одним ударом, что свидетельствует либо о хорошем навыке и точности, либо о невероятной удаче. Единственный плюс во всем этом кошмаре заключается в том, что, сломав ей позвоночник, убийца сделал ее практически невосприимчивой к боли от разъедающей ее кислоты, хотя, несомненно, умственная агония девушки была просто невыносима».
Ньюсон на момент задумался. Это было интересно. Убийца не был принципиально заинтересован в причинении боли. Главным для него было то, что он делал с Фаррой Портер. Важно было само отбеливание, а не сопровождающая его боль.
«Следующее. Вы были правы насчет причины смерти. Он заставил ее выпить кислоту, о чем свидетельствует состояние внутренних органов девушки. Отличная догадка».
Ньюсону это утверждение не принесло ни удовлетворения, ни гордости. Он знал, что шел по следам одного убийцы, и знал, что убийца сначала мучил, а потом приканчивал жертву способом, логично вытекавшим из пытки. Но больше Ньюсон не знал ничего, и он был прав, когда стоял над трупом Адама Бишопа и предсказывал дальнейшие смерти. Сколько именно – решать убийце. Собственная беспомощность приводила Ньюсона в отчаяние.
«Я экспериментировала с кожей и кислотой, пытаясь определить, как долго убийца работал над мисс Портер. Конечно, точный результат получить невозможно, поскольку кожа жертвы была живая, а я поневоле пользовалась кусочком мертвой кожи. И все же я могу высказать обоснованное предположение, что он оставил ее в кислоте приблизительно на один час. Все это время во рту у нее был кляп – на языке и в горле есть небольшие царапины от ткани. К сожалению, мне так и не удалось установить, что это за ткань, потому что он очень тщательно вычистил ей рот. Сочтя процесс отбеливания законченным, убийца прикончил ее, влив в рот около пинты кислоты. Она могла бы кричать, когда кляп был вынут и пока пила кислоту, но гортань была сухая и поврежденная. И все же, возможно, кто-нибудь из соседей слышал крик. Невозможно сказать, покрасил ей убийца волосы на голове и на лобке до или после убийства. В отличие от кожи, волосы – это, по сути, мертвые клетки, и соответственно реакция на окрашивание волос живого и мертвого человека будет одинаковая. Я отметила рост волос, на голове были крошечные светлые корни, но волосы растут и после смерти, так что это нам ни о чем не говорит».
Ньюсон знал ответ на этот вопрос. Убийца покрасил волосы Портер перед ее смертью и удостоверился, что она тоже это видела. Сделав с Фаррой Портер то, что ему было нужно, он хотел, чтобы она понимала каждый аспект своей участи. Он не мог оставить ее смотреть на себя, как сделал это с Энджи Тэтум. Здесь был совсем другой случай. Мисс Портер была на виду, динамичная, деловая, в центре огромного круга почитателей ее личности и профессиональных качеств. Ее нельзя было оставить умирать в одиночку, глядящую на свое измученное тело, ее бы обнаружили в течение нескольких часов и спасли, после чего она поведала бы правду об убийце. Нет, Фарра Портер была одной из тех, кого убийце пришлось прикончить до своего ухода, но Ньюсон не сомневался, что она умерла, прекрасно осознавая, что она простилась с жизнью, будучи рыжей.
Второе сообщение было из следственной лаборатории Скотленд-Ярда, подтверждающее, что лобковый волос, который Ньюсон нашел на куске мыла, действительно принадлежал убитой.
В уме Ньюсон просчитывал, что это могло значить. Подобный поступок был настолько нетипичен для убийцы. Обычно он вообще не оставлял следов. Это была отличительная черта всех убийств. Почему он пренебрег этим правилом? Почему он так старался не оставить следов своего присутствия за исключением трупа и при этом намеренно оставил такой специфический след? И еще был разбитый бокал убийцы и бутылка рогипнола. Ныосон осознавал, что стиль убийств меняется.
Он посмотрел на часы в уголке монитора. Было уже поздно, и, возможно, он был уже не в состоянии мыслить здраво. Было просто нелепо предполагать, что убийца разговаривал с ним лично. И все же он был рыжий, и он единственный связал все убийства в серию. Возможно, убийца похлопывал его по спине, ободряя идти дальше. Но как убийца мог знать, что Ньюсон знал о серии? Может быть, кто-то читал его переписку? Или он просто сошел с ума?
В три часа ночи Ньюсон лег спать. И хотя всего несколько часов назад он занимался любовью с Хелен Смарт, именно сержант Уилки привычно заняла его мысли перед отходом ко сну. Возможно, он именно по этой причине хранил верность воспоминаниям о Кристине Копперфильд. Ему было плевать, издевалась она в детстве над Хелен или нет. Это была красивая женщина и, главное, не Наташа Уилки. Ньюсон чувствовал, что, пока хотя бы краешком ума он мог думать о другой женщине, а не о тайно обожаемой коллеге, он не безнадежен.
15
На следующее утро, подходя к центральному входу Скотленд-Ярда, Ньюсон испытал на прочность силу своего духа. Он наблюдал, как мерзкий Ланс привез сержанта Уилки на работу. Она по-девчоночьи слезла с заднего сиденья огромного мотоцикла, прямо как влюбленная малолетка. Почему, сердито подумал Ньюсон, помимо всего прочего, Ланс водит мотоцикл? Кем он себя возомнил, нарядившись в кожаную куртку и ботинки со стальными носами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44