– Он ненормальный.
– Возможно, а еще что? Мне кажется, что он сам был жертвой. Эти убийства потребовали очень тщательной подготовки и стальных нервов. Психологический мотив абсолютно конкретный. Наш маньяк – самая настоящая страдающая душа.
– Или, возможно, он отец ребенка, подвергшегося издевательствам в школе, – предположила Наташа. – Ты подумай, для отца это, наверное, самая страшная мысль: осознавать, что мучают его ребенка. Это ужасно, и ты будешь чувствовать огромную вину, что не смог остановить это. Безвыходная ситуация.
– Может быть и так, – согласился Ньюсон.
– Не думаю, что наш убийца – жертва тирана, потому что для жертвы он слишком крутой и уверен в себе.
– Крутой?
– Да, он психопат, но определенно крутой, – продолжила Наташа. – Посмотри, он убил шестерых, и мы понятия не имеем, кто он такой. Он разыграл каждый сценарий как по нотам. Он задал себе ужасно сложную задачу, но сумел воплотить ее в жизнь. Он жесткий, изобретательный, у него просто стальные нервы. Как такой человек может позволить кому-то издеваться над собой?
Ньюсон посмотрел на Наташу и на синяк у нее под глазом.
– Ты лучше других должна понимать, как сильные, храбрые, крутые люди могут стать жертвой насилия.
– Я сказала, что не хочу говорить об этом, Эд.
– Да, ты права. Извини.
– Но спасибо за комплимент.
Наташа положила ладонь на стол. Ньюсон накрыл ее руку своей и слегка сжал.
– Никакая я не крутая, Эд, – сказала она. – Тебе кажется, что ты все знаешь, но это неправда. Я просто дура.
По пути обратно в офис Ньюсон купил последний выпуск «Ивнинг стандарт». На первой полосе была новость об убийстве подростка, девочки, которая ходила в общеобразовательную школу на севере Лондона и которая покончила с собой из-за издевательств.
– Господи, везде одно и то же. Нам что, никогда из этого не вылезти? – воскликнула Наташа.
История о самоубийстве Тиффани Меллорс была особенно неприятна Ньюсону, потому что напомнила ему о Хелен Смарт. Девочка пошла в свою спальню, пока родителей не было дома, зажгла ароматические палочки, включила музыку и начала резать себе руки. Дойдя до запястий, она достигла такой степени отчаяния и нертвисти к себе, что нанесла себе смертельные порезы. Она оставила записку крупным девичьим почерком, в которой было просто сказано: «Меня погубили издевательства». Ее школа давно стояла на учете как особо проблемная с этой точки зрения, и «Стандарт» со своих страниц призывал правительство и профсоюзы учителей делать что-то, чтобы избавиться от того, что они называли «раковой опухолью школ». Статья включала Длинную цитату от имени «Кидкол». Ньюсон подумал, что ее автором могла быть Хелен.
«Школьное насилие – это раковая опухоль. Оно поедает души жертв и тиранов. Оно подрывает среду, в которой появляется, и касается всех нас. Мое сердце исходит кровью при мысли о родителях этой прекрасной молодой девушки, и я призываю всех детей, которые сталкиваются с такого рода отчаянием, поднять трубку и набрать номер «Кидкол». Мы хотим обратиться к правительству, учителям, родителям и психологам со словами: «Недостаточно просто стоять и думать, как это ужасно. Нужно взять на себя ответственность, и с этим нужно что-то делать».
Ньюсон снова вспомнил Хелен Смарт. Жертва со склонностью к мазохизму, яркая, привлекательная женщина, загнавшая себя в скорлупу ненависти к себе. Он вспомнил ужасного Келвина, шляющегося по ее квартире. Что за странный психологический эксперимент она хотела провести, пытаясь против своей воли затащить в свою постель такого мужчину? Ньюсон подумал, что, возможно, это был сексуальный эквивалент порезам на ее руках.
Улыбающееся лицо Тиффани Меллорс смотрело на него с первой полосы газеты. Цитата из «Кидкол» была права. Девочка была красивая, с широкой, сияющей улыбкой. Какие издевательства могли заставить такую девушку прервать свою жизнь в самом ее расцвете?
28
Офис «Кидкол» занимал целый этаж в небоскребе «Сентер-Пойнт». Ньюсон пришел туда, решив, что ему необходимо получше разобраться в психологии насилия и тиранов, а здесь как раз занимались этой темой.
– Взрослые тоже могут жестоко обращаться с детьми, – сказал ему консультант по телефону, – но мы занимаемся жестоким обращением одних детей с другими. Дети тоже на это способны.
Ньюсон договорился о встрече с главным консультантом, работающим на полную ставку. Войдя в офис, он вздохнул с облегчением, не увидев Хелен. Он знал, что, связавшись с «Кидкол», он рисковал столкнуться с ней, но чувствовал, что другого выхода нет. Он хотел поговорить со специалистами.
Офис состоял из телефонных кабин, где постоянно работали четыре консультанта, большой комнаты для приема посетителей и маленького кабинета президента, Дика Кросби.
– Он здесь бывает довольно часто, – сказал Генри Чамберс, как только они вошли в офис Кросби, – но когда его нет, здесь сижу я. Итак, инспектор? Как у нас принято спрашивать: чем я могу вам помочь?
– Что ж, мистер Чамберс…
– Пожалуйста, просто Генри.
– Генри. Меня интересует психология насилия.
– Вы пришли по адресу. Именно этим мы занимаемся. Насилием… Конечно, в первую очередь его предотвращением.
– Возможно, вы смогли бы мне немного рассказать…
– Вы друг Хелен Смарт, да? – Да, я…
– Я сказал ей о вас сегодня утром. Знаете, я сказал, что вы звонили и собираетесь прийти, а она сказала, что знает вас. Мир тесен, да? Все частенько говорят эту фразу, ха-ха.
– Да.
– Хелен такая милая.
– Да, конечно, полностью с вами согласен.
– Когда она пришла, организация просто преобразилась. Она потрясающе общается по телефону, говорит с детьми. К тому же она прекрасный администратор и очень, просто очень милая женщина.
– Да. Я очень хорошо ее знаю. Мы учились вместе в школе.
– Наверное, это здорово.
– Что?
– Знать ее со школы.
Ньюсону было абсолютно понятно, что Генри Чамберс по уши влюблен в Хелен. Ньюсон знал эту печальную привычку постоянно испытывать потребность говорить об объекте своей любви и петь ей дифирамбы в любом обществе, знал на собственном опыте. Интересно, тревожно подумал он, неужели Хелен тоже видит чувства Генри?
– Я пытаюсь создать портрет типичной жертвы издевательств, – сказал Ньюсон.
– Боюсь, на этот вопрос нет очевидного ответа, инспектор. Каждый случай уникален. Мы знаем, что любой может стать жертвой издевательств. Дети, которые никогда не испытывали этого на себе, переходят в другую школу и ни с того ни с сего попадают в беду. Родители часто в шоке, когда узнают, что над их ребенком глумятся. Взгляните на этот последний случай в сегодняшней газете. Девочка перерезала себе вены. Просто поразительно, но потребовалась такая жертва, чтобы этим вопросом заинтересовались.
– Да, поразительно.
– Из статьи в газете я понял, что девочка вовсе не была типичной жертвой. Она была популярна, красива, и это еще одна причина, почему этим делом заинтересовалась пресса. Печально, что мы считаем гибель ребенка более грустной, если это был красивый ребенок.
– Полагаю, все мы завязаны на красоте.
– Красота и ее оценка очень субъективны, – чопорно сказал Чамберс. – И вообще, Тиффани Меллорс страдала молча. Никто не знал о ее мучениях, никто даже не догадывался, потому что она не подходила ни под один тип потенциальных жертв.
– Но наверняка дети, которые чаще подвергаются издевкам, в чем-то схожи.
– Да, логично предположить, что это более уязвимые дети. Дети с физическими недостатками всегда под ударом. Заторможенные дети, а также очень чувствительные или слишком умные. Хелен могла бы больше вам рассказать. Вы знаете, она тоже страдала в школе. Вы об этом знали?
– Тогда – нет.
– Видите ли, зачастую это тайное преступление. Тайные жертвы, тайные мотивы, хотя в случае Хелен абсолютно очевидно, что другие девочки просто ей завидовали.
Ньюсону было абсолютно очевидно, что это просто ерунда. Кристина Копперфильд даже и не думала завидовать Хелен Смарт, она просто презирала ее и ненавидела, считая, что Хелен – задавака. Но Генри Чамберс смотрел на это дело глазами влюбленного и, естественно, видел все в абсолютно другом свете.
– Просто невозможно предсказать, кто станет следующей жертвой, – продолжил Чамберс.
За дверью послышался громкий голос. Ньюсон тут же узнал его. Уверенный, спокойный, но с тончайшей, практически незаметной развязной ноткой. Дик Кросби пришел на работу. Он вошел в офис и узнал Ньюсона до того, как Чамберс успел его представить.
– Вы что, преследуете меня, инспектор? Может быть, мне стоит начать беспокоиться?
– Вовсе нет, мистер Кросби. Вообще-то, я пришел не к вам.
– Жаль, что с вами нет вашей красавицы коллеги, не то я бы сказал, что очень рад вас видеть.
На секунду Ньюсон растерялся. Откуда этот человек может знать о Наташе? И вдруг он вспомнил, что последний раз, подойдя к Кросби за сценой на концерте, он сообщил, что находится на службе, и представил ему Кристину. Естественно, Кросби предположил, что Кристина тоже состоит на службе в полиции. Бедная Кристина. Как бы она обрадовалась, узнав, что Дик Кросби ее запомнил и первым делом упомянул о ней в разговоре.
– Я никогда не забываю лица, – добавил Кросби, – но в ее случае я помню не только лицо. Такие девушки как раз по моему вкусу.
Ньюсон хотел сказать, что Кристина погибла, закрыть эту ухмылку тяжелой завесой скорби. Но он не сделал этого. К чему?
Генри Чамберс заговорил из угла комнаты. Он встал из-за стола Кросби в тот момент, когда великий человек вошел в комнату.
– Инспектор Ньюсон расследует дело о насилии, – сказал он почти извиняющимся тоном.
– Да, – прибавил Ньюсон. – Мне интересно узнать о психологии этого предмета.
– Да, интересно, очень интересно, – задумчиво сказал Кросби, по-хозяйски направляясь к столу и элегантно усаживаясь в свое кресло. – Единственное, в чем я уверен насчет психологии насилия, это в том, что ничего о ней не знаю. Нет двух похожих тиранов, равно как двух похожих жертв.
– Именно это я и сказал, – робко вставил Чамберс. – Каждый случай уникален.
– А в вашей школе были случаи насилия? – спросил Ньюсон. – Мне запомнилась ваша речь на том благотворительном шоу в Гайд-парке. Очень прочувствованная речь.
– Полагаю, с этим сталкивался каждый, и я не исключение. Я тогда не был миллиардером, просто учеником дорогой частной школы. Мы, карьеристы, всегда были мишенями. Но, насколько вы понимаете, я с этим справился.
– Конечно, вы справились просто превосходно.
– Не ожидал увидеть вас здесь сегодня, Дик, – вмешался в разговор Чамберс.
– Я пришел из-за этого ужасного случая с Тиффани Меллорс, – сказал Кросби. – Средства массовой информации хотят комментариев, и я подумал, что должен приехать сюда и придать «Кидкол» уверенности. Нужно извлечь максимум пользы из этой трагедии. Я просмотрел файлы, но она никогда не связывалась с нами. Если бы она это сделала, то, возможно, была бы жива.
Ньюсон извинился и покинул Кросби и Генри Чамберса, намереваясь вернуться в Скотленд-Ярд. Выйдя из комнаты, он увидел, что его поджидает Хелен Смарт.
– Не хочешь выпить кофе? – спросила она.
Ньюсон не хотел никаких разговоров, но ничего не мог поделать. Это был вопрос хорошего воспитания. Он неохотно пошел с Хелен в ближайший «Старбакс», ожидая дальнейших неприятных инкриминаций или, возможно, требований заполнить ее отверстия булочками с белым шоколадом и кончить в ее диетическое латте. Но, к счастью, она была спокойна и, можно сказать, сговорчива.
– Я хотела извиниться, – сказала она, набрасываясь на огромную чашку кофе мокко с белой пеной соевого молока. – Я просто ужасно вела себя.
Она по-прежнему выглядела усталой и нездоровой, но ее волосы были чистые, а одежда опрятной, что очень контрастировало с неряшливостью, которую Ньюсон видел всего два дня назад во время допроса у нее на квартире.
– Ты написала на меня жалобу, Хелен. Ты сказала, что я тебе угрожал. Это могло для меня очень плохо закончиться.
– Я знаю, я поступила как настоящая дрянь. Как подлая сука. Но я была зла. А сейчас нет.
– И почему же ты сменила гнев на милость? Кстати, ценю, что ты извинилась.
– Ну, для начала, я стала пить прозак, но он начнет действовать не раньше чем через пару недель. А пока мне придется изо всех сил стараться, пользуясь только внутренними ресурсами.
– Значит, ты все-таки пошла к врачу?
– Да, она выписала мне таблетки и договорилась насчет консультации, а я ее ужасно боюсь. Знаешь, у меня кошмарная депрессия.
– Да, я заметил.
– Но самое главное, что я вдруг начала видеть, что причина этой депрессии – я сама. Я – моя единственная проблема и должна сама с ней бороться.
– Что случилось, Хелен? – Ньюсон уже привык к перепадам настроения Хелен и был настороже.
– Сработал своего рода будильник, который есть только у матери, – ответила она. – Это случилось сразу после вашего ухода в воскресенье. Келвин ужасно разозлился, что у меня в доме побывали копы.
– Да, я заметил. А кто такой этот Келвин?
– Я познакомилась с ним накануне вечером в клубе в Камдене.
– Понятно.
– Да, можешь не объяснять, что приводить в дом незнакомцев – плохая идея.
– Да еще таких незнакомцев, как Келвин.
– Я сделала это после шоу в Гайд-парке. После того, как увидела тебя с Кристиной.
– Значит, опять я виноват?
– Нет, именно с этим мне пришлось смириться. Нет, я все равно считаю, что с твоей стороны было просто скотством появиться там с ней и вообще…
– Послушай, извини, но…
– Это неважно, Эд. Я же сказала, мне нужно научиться признавать тот факт, что я несу ответственность за все, что со мной происходит. Я вела себя как мстительная школьница. На самом деле не просто вела себя. Я была ею. Ревнивой и злой школьницей, я была ею всю жизнь.
Ньюсон не ответил. Это была новая Хелен, кающаяся и анализирующая собственные поступки. Горечь ушла у нее из голоса. Неужели он наконец увидел ее настоящую или это был еще один параноидальный плод ее болезненного воображения? И вообще, есть ли она, настоящая Хелен? Или нет?
– Кстати, мне пришлось провериться, – проворчала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44