Нынче у фашиста в ней особенная нужда.
- Значит, у тебя пошли дела?
- Пошли. С часу на час возьмем Скирманово.
Теперь мне понятна ярость вражеской артподготовки. Хотят во что бы то ни стало выбить нас с рокадной дороги. Атака будет сильной, а в моем резерве лишь одна батарея 139-го противотанкового дивизиона. Две другие батареи уже сражаются на разных участках. "Раздергивать" воинскую часть всегда плохо, но выхода у нас не было. Вызываю командира дивизиона капитана А. В. Михайлова.
- Придется тебе, Александр Васильевич, поскучать без войск.
- Забираете последнюю?
- Забираю.
- К Федчино?
- Да.
- Разрешите мне самому вести батарею?
- Веди.
Капитан Михайлов отлично выполнил боевую задачу. Когда гитлеровцы в сопровождении шести танков атаковали 2-й батальон полка Суханова, их встретил плотный огонь. Стрелки и пулеметчики вынудили залечь вражескую пехоту, а пушки Михайлова подбили два танка. Остальные машины повернули обратно, к Михайловскому.
В один из моментов боя рузская дорога оказалась в ничейной полосе. Противник тут же бросил по ней к Скирманово машины с пехотой. Но проскочить им не удалось. Михайлов выдвинул к дороге пушки дивизиона, и они с трехсот метров расстреляли автоколонну. Документы убитых эсэсовцев подтвердили, что в тот день против нас действовал моторизованный полк "Фюрер" дивизии "Рейх".
Опять позвонил Чернышев:
- Отбил атаку?
- Отбил. Дорогу держим.
- Спасибо! Скирманово мы взяли. Танкисты Катукова сработали по-гвардейски. Ну и мои ополченцы не отстали.
От души поздравил я старого товарища. Долгие две недели 10-я немецкая танковая дивизия удерживала этот ключевой пункт близ Волоколамского шоссе. И все-таки не удержала. Ее потери и в людях и в технике были очень велики. Достаточно сказать, что 86-й моторизованный полк практически обратился в две-три неполные роты и фашистское командование вывело его остатки в тыл.
О танкистах генерал-майора М. Е. Катукова мы уже были наслышаны. Тот факт, что его бригада первой среди танковых частей получила звание гвардейской, говорил сам за себя. Добрую славу заслужила и 18-я стрелковая дивизия. Сформированная в Москве из ополченцев, людей уже немолодых, не имевших военной подготовки, она сражалась храбро и стойко и впоследствии тоже заслужила гвардейское звание.
Хотя очередную атаку на Федчино мы отбили, нам было о чем призадуматься. Убыль в людях большая, а пополнений пока нет. Суханов доложил о потерях во 2-м батальоне. За десять дней непрерывных боев на плацдарме его роты сильно поредели: в 5-й и 7-й стрелковых в строю оставалось по 40 - 50 бойцов, в 6-й стрелковой - и того меньше. Еще день-два, и батальон потеряет боеспособность. Надо что-то предпринимать.
Но что именно? Ни у меня, ни у Суханова нет в резерве даже одной стрелковой роты. Опять приходится ломать голову, изыскивать возможности перегруппировки подразделений, идти на определенный риск, чтобы избежать риска куда более значительного. Чем яростнее атакует противник, тем острее наша нужда в резервах. Их надо всегда иметь под рукой, иначе любое осложнение, любой прорыв немецких танков и мотопехоты грозит подорвать устойчивость всей нашей обороны.
Приказываю вывести из первого эшелона 2-й батальон 258-го полка и 3-й батальон 131-го полка. Их место заняли подразделения, снятые с менее напряженных участков. Разумеется, оборона стала менее вытянутой в линию, зато более глубокой. Теперь и Суханов и я имели в своем резерве по батальону и получили возможность более оперативно реагировать на все изменения боевой обстановки. А кроме того, выведенные в тыл батальоны получили необходимый им отдых.
Дать бойцу переднего края своевременную передышку, помочь подразделению или части привести себя в порядок - это важная часть командирской работы. Хочется сказать о ней особо.
Многодневные ожесточенные бои, потери в личном составе резко увеличивают нагрузку каждого, кто остается в строю. И с каждым новым днем эта нагрузка возрастает. Громадное физическое и нервное напряжение, бессонные ночи в промерзших окопах, а то и в открытом поле, на ледяном ветру, зачастую сутками без горячей пищи - все это отрицательно сказывается даже на самом закаленном солдате. Люди устают. Их утомление не определишь математической формулой. Просто по совокупности различных признаков чувствуешь, что наступил предел. Снижается меткость огня, притупляется бдительность, появляется вялость в атаках и контратаках. А в целом подразделение или часть становятся менее управляемыми.
Слов нет, советский воин способен стойко переносить нагрузки и перегрузки, которые не по плечу солдатам буржуазных армий. Однако эти его боевые качества важно умело и вовремя поддержать. Командир призван заботиться не только о пополнении израсходованных боеприпасов и ремонте вооружения, но также об отдыхе солдата, о регулярном питании, о своевременной бане.
Об этом нам постоянно напоминал Константин Константинович Рокоссовский. Доложишь, бывало, о боевых действиях, он не преминет спросить: "Как кормишь бойцов? Как с горячей пищей? Кухни разбиты авиацией? А почему молчишь? Немедленно посылай хозяйственников. Дадим". Или: "Баню саперы построили? Дельно!"
Я уже называл Ивана Никаноровича Романова, Николая Матвеевича Уральского и других командиров. Разные по характеру, они были схожи одним: умением работать с людьми, строгой требовательностью, стремлением облегчить, где это только возможно, трудный фронтовой быт бойца.
Правда, случалось мне встречать командиров, у которых дело шло с трудом, хотя лично они были неплохо подготовлены и старательны. Причина - в слабом представлении о круге командирских обязанностей, в непонимании простой истины: успех в учении, тем более в бою, закладывается намного раньше той минуты, когда ты принял верное тактическое решение. Он закладывается кропотливой и целеустремленной работой с людьми, из которых ты должен с помощью партийной и комсомольской организаций создать крепкий боевой коллектив. И твоя забота о будничных нуждах этого коллектива станет незримым, но действенным подспорьем в бою. Ибо здесь кроме других движущих сил проявится и еще одна: солдатская благодарность к тебе как к командиру и человеку, желание не подвести в трудной обстановке, делом ответить на дело.
* * *
13 ноября, во второй половине дня, когда мы уже создали резерв, позвонил с правого фланга капитан Уральский. Тоже насчет подкреплений. Мембрана телефонной трубки, отчаянно дребезжа, передавала звуки сильного боя. Пулеметно-автоматная трескотня кружила где-то рядом с НП комбата.
Приказываю ординарцу седлать коней. Надо съездить к Уральскому. Может, и подскажу ему что-то. Расходовать же резерв, созданный с таким трудом, нельзя. Он на крайний случай.
Едем вдоль Озерны на север, проскакивая галопом опасные участки. Деревню Слобода не узнать. Еще девять дней назад стояли рядком избы, курился печной дымок, мычали буренки. А теперь тлеют одни головешки.
Капитана Уральского встречаем близ огневых позиций артиллерии. Он толкует о чем-то с командиром дивизиона 159-го артполка майором И. Ф. Гараганом. Похоже, дискутируют.
- О чем спор, однополчане?
Оказалось, они обсуждали, как и где с наибольшим эффектом расположить пушечные батареи дивизиона: придвинуть их ближе к переднему краю или оставить в глубине обороны? Сегодняшняя, первая в практике обоих командиров встреча с вражескими танками побуждала переосмыслить некоторые истины, которые прежде казались азбучными.
И Уральский и Гараган приводили веские доводы; отстаивая всяк свою точку зрения, обращались ко мне как к арбитру. Ответить же им с ходу нелегко, надо сначала осмотреть оборону.
Пошли мы по траншее. Зрелище впечатляющее. Час назад стрелки и артиллеристы отразили очередную атаку. Снежное поле за Озерной и битый лед на речке завалены трупами фашистов. Чадит догорающий танк. Под низкими облаками тесным строем прошла к деревне Мары семерка "юнкерсов".
- Шестой налет за день, - сказал Уральский. Потом, словно спохватившись, спросил: - А как же с подкреплением?
- Привел.
- Где оно?
Он оглянулся, хотя видел, что со мной никого не было. Мне стало смешно.
- Здесь оно, здесь. Ну я и есть подкрепление. Мало? Не примешь?
- Приму, коли насовсем, - отшутился он.
С батальонного НП открылся вид на заречные дали. Широко раскинулось село Покровское. От него в нашу сторону, к мосту, тянется дорога.
- Мост минирован?
- Минирован. Саперы сидят в кустарнике, что левее сарая.
- Пытались фашисты захватить мост?
- Прямой атаки не было. Тут дело хитрое. Мы бережем мост для себя, они для себя. Видно, не хотят нас спугнуть раньше времени. Дескать, мост им ни к чему.
- Смотри, не прозевай.
- Не прозеваю. Вон в Покровском домишко с красной крышей, ориентир скворечник, видите?
Уральский рассказал, что перед рассветом разведчики сержанта Сысолятина взяли в том доме обер-лейтенанта. Жаль, не уберегли. Уже на нашей стороне Озерны группу накрыл минометный залп. И надо же так случиться - у разведчиков ни единой царапины, а фашиста, которого сам Сысолятин нес на закорках, смертельно ранило. Его сумку с документами Уральский отправил в штаб, по-прежнему находившийся в Сафонихе.
На правом фланге пришлось пробыть до вечера. Обсудили все вопросы обороны. Было решено несколько орудий выдвинуть ближе к переднему краю. Уезжая, я повторил, что рассчитывать комбат должен только на свои силы.
В Сафонихе, в штабе, меня встретил начальник оперативного отделения подполковник Витевский. Подвел к столу, где были аккуратно разложены немецкие документы - солдатские и офицерские удостоверения личности, фотографии, письма, а также трофейная топографическая карта, привлекшая мое внимание в первую очередь. На карте наш передний край и передний край противника по Озерне были отмечены лишь штрихом, но район села Покровское отработан детально. Видимо, карта принадлежала командиру батальона. В полосе леса, что западнее села, начерчены кружки и цифры. Это известный нам 11-й моторизованный полк дивизии "Рейх". Еще одно подтверждение, что именно он начал сосредоточиваться в Покровском четыре-пять дней назад.
- Уральский прислал карту?
- Да. Его разведчики добыли.
Ценные сведения принес из Покровского сержант Сысолятин. Очень ценные. Вплоть до точных координат района, где сосредоточился 11-й мотополк. Немедленно воспользоваться данными карты противника - эта мысль возникла у нас с Витевским, видимо, одновременно. Он сказал:
- Накрыть бы их хорошим гаубичным залпом!
Зачем гаубичным? В нашем распоряжении есть более мощное средство реактивная артиллерия, бьющая по большим площадям. Я приказал Витевскому связаться с командиром 17-го гвардейского минометного дивизиона, который стоял в Истре и боевую работу которого мы уже видели.
- Есть и еще новость, - продолжал Витевский, показывая документы, захваченные у противника.
Новость была не из приятных. За нашим левым флангом, судя по документам, также сосредоточивались свежие силы немецко-фашистских войск. Там, южнее Барынино и Петряихи, в районе деревни Аннино, разведчики обнаружили 87-ю немецкую пехотную дивизию. Против нас она готовила удар или против левого соседа - 144-й дивизии, выяснить не удалось. Однако сам факт сосредоточения целой дивизии перед слабо прикрытым стыком, точнее разрывом 8-10 километров шириной, свидетельствовал о серьезных намерениях противника.
Докладываю о 87-й дивизии в штаб армии. Генерал М. С. Малинин ответил:
- О ней знаем. Вам ставится новая боевая задача. Письменный приказ - с делегатом связи.
Разговор этот, как, впрочем, и все другие наши радио- и телефонные переговоры, велся условным кодом. Мы знали, что фашисты широко используют систему радиоперехвата и подслушивания. Это обстоятельство обязывало нас к чрезвычайной строгости и скупости в служебных переговорах.
Согласно полученному приказу 14 ноября главные силы дивизии выдвинулись с тылового рубежа ближе к линии фронта. Совершив марш, 40-й и 131-й стрелковые полки с приданной им артиллерией сосредоточились в районе Онуфриево, Раково, Иглово, будучи во втором эшелоне, в 10 - 12 километрах от линии фронта. Теперь наконец-то 78-я стрелковая дивизия полностью сгруппировалась на одном направлении, ее штаб и политотдел переехали к нам, в Сафониху.
Боевой порядок, занятый дивизией к полудню 14 ноября, имел чисто оборонительный характер: два эшелона, разделенные значительным пространством. Штаб армии определил рубеж для второго эшелона очень удачно, учтя благоприятные условия местности. Правый фланг у деревни Онуфриево упирался в огромное Тростенское озеро. Покрытое тонким льдом, оно было недоступно для обходного маневра вражеских танков. А левый фланг вынесен за деревню Меры3 крупный (для данного лесного района) узел дорог. В целом этот рубеж перекрывал все выходы к Волоколамскому шоссе и городу Истра с запада и юго-запада. Несколько дней спустя дивизии пришлось отражать здесь яростные атаки противника, и все мы по достоинству оценили тактическое значение данного рубежа.
В выборе столь удачной позиции чувствовалась направляющая рука командарма К. К. Рокоссовского, его умение тонко оценить не только боевую обстановку на сегодняшний день, но и ее вероятное развитие в ближайшем будущем.
Личные качества генерала Рокоссовского сыграли большую роль в дальнейших боевых действиях 16-й армии под Москвой. Опять-таки сошлюсь на 78-ю дивизию. Много раз попадала она в критические положения, почти весь оборонительный период провела с открытыми флангами, часто в полуокружении, но не было случая, чтобы Константин Константинович, связавшись с нами по телефону или радио, даже после длительного перерыва (связи со штабом армии мы не имели иногда сутками), неточно оценил обстановку. Когда мне очень хотелось прикрыть зияющие пустоты в обороне последним резервом, он говорил:
- Поспешай, но - не торопись. Твой резерв - это твой маневр. Не торопись лишать себя маневра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57