Следовательно, дивизия потеряла около 100 танков. Причем 30 из них подбили и сожгли гвардейцы нашей дивизии, главным образом 22-й полк.
Подвиг этого полка был по достоинству оценен и армейским и фронтовым командованием. Боевым делам полка посвятила яркие материалы газета Юго-Западного фронта36. К нам приехал член Военного совета 38-й армии бригадный комиссар Н. Г. Ку-динов. Он побывал и в 22-м стрелковом полку Романова, и в 28-м артиллерийском Осипычева.
А несколько дней спустя в Гусинку, где находился КП дивизии, приехали представители фронтового командования. Мы с комиссаром Бронниковым осматривали оборону 22-го полка, стоявшего во втором эшелоне дивизии, когда неподалеку от нас остановились несколько легковых машин и бронетранспортеры с бойцами охраны. Из машины вышла группа командиров; среди них был невысокий, коренастый человек во френче и фуражке военного образца, но без знаков различия. По всему было видно, что он здесь старший. Я представился ему, он крепко пожал мне руку:
- Член Военного совета фронта Хрущев.
Никита Сергеевич попросил показать ему 22-й полк, сказал, что наслышан уже о его геройской борьбе с танковой дивизией фашистов. Мы побывали в полку, член Военного совета беседовал с бойцами и командирами, расспрашивал о подробностях боя 11 июня. Я доложил, что в этом бою более трети личного состава полка выбыло из строя, что такие потери в лучшем нашем полку сказываются на боеспособности всей дивизии. Никита Сергеевич ответил, что информирует о нуждах дивизии маршала Тимошенко и, если будет возможность, пополнение нам пришлют. И действительно, на другой же день прибыло отлично подготовленное пополнение - 500 курсантов учебного батальона.
Вслед за курсантами прибыло и артиллерийское усиление - 233-й артполк РГК и 51-й гвардейский минометный полк ("катюши"). Нам была поставлена задача наступать с форсированием реки Большой Бурлук, однако на следующий день, 18 июня, приказ о наступлении был отменен.
9-я гвардейская дивизия продолжала совершенствовать свою оборону, развивая ее в глубину и к флангам. Особенности построения противотанковой обороны подсказывала местность. Речку Большой Бурлук атакующая вражеская пехота могла преодолеть вброд, так как глубина ее от 0,5 до 2 м, а ширина не превышает 10 м. Однако берега реки сильно заболочены, и поэтому она непроходима для танков. Единственный мост на этом участке был подорван саперным взводом лейтенанта В. Н. Кезаря еще 11 июня, когда, атакуя оборону 22-го полка, 14-я немецкая танковая дивизия пыталась одновременно прорваться и в наши тылы, на восточный берег Большого Бурлука.
Теперь противник активности не проявлял. Это настораживало. Разведка наблюдением давала нам скудные сведения, так как фашисты занимали правый, высокий берег с господствующими над местностью высотами. Там, в глубине, в лощинах и оврагах, противник мог незаметно для нас сосредоточить и крупные силы танков, и артиллерию, и пехоту.
Почти ежедневно мы проводили либо разведку боем, в которой участвовало от взвода до роты стрелков, либо разведывательный поиск. Разведчики 12-й гвардейской разведроты под командованием лейтенанта А. Ф. Дмитриевского и 18-го гвардейского полка захватили несколько пленных. Их показания подтвердили, что пассивность фашистов - лишь маскировка. Вражеское командование сосредоточивало к правому флангу 38-й армии крупные силы. Помимо уже известных нам немецких дивизий - 14-й танковой и 71-й пехотной, здесь появились две новые - 60-я и 297-я пехотные.
В ночь на 21 июня мы с разрешения штаба армии подготовили залп "катюш" по точно установленному скоплению пехоты в лесистой лощине на западном берегу реки. Командир 51-го гвардейского минометного полка майор А. Д. Никонов-Шеванов сам рассчитал исходные данные для стрельбы. Ночной залп был очень эффективным. Реактивные снаряды накрыли и пехоту и склады с боеприпасами. Мощные взрывы гремели в лощине до утра, зарево пожара освещало реку. У противника поднялась паника, и, воспользовавшись ею, разведчики 18-го полка опять захватили пленных. От них мы узнали, что особенно большие потери понес располагавшийся в лощине 522-й пехотный полк 297-й немецкой дивизии.
День 21 июня прошел в напряженном ожидании. К вечеру штаб армии предупредил нас, что наступление немецко-фашистских войск начнется в ближайшие часы. Я отдал приказ: частям дивизии быть в полной готовности, всем бодрствовать, вести активную разведку, ночью иметь на переднем крае дозоры автоматчиков через каждые 100 метров. Около полуночи разведчики Дмитриевского привели в штаб дивизии очередного пленного из 191-го пехотного полка 71-й немецкой дивизии. Он подтвердил, что его дивизия заняла исходные позиции для наступления.
Доложив эти сведения в штаб армии, я позвонил соседям командирам 6-й гвардейской кавдивизии и 34-й мотострелковой бригады. И справа, у кавалеристов, и слева, у мотострелков, обстановка была напряженной. Группы фашистских автоматчиков, переходя вброд реку, пытались просочиться в глубину обороны наших соседей. Несколько взятых в плен автоматчиков оказались переодетыми в красноармейскую форму.
В три часа утра ударила вражеская артиллерия. Сотни орудийных и минометных стволов били и по переднему краю нашей дивизии, и по ее тылам. В 4.15 появились с запада первые эскадрильи "юнкерсов", они шли эшелонами, и скоро утреннее июньское небо от края до края покрылось черными крестами. Заваливаясь на крыло и включая сирены, около 150 бомбардировщиков с надрывным воем пикировали на боевые порядки дивизии. Серии бомбовых разрывов сливались с разрывами мин - и снарядов. Взрывная волна с гигантской силой раз за разом била по тройным перекрытиям блиндажей и наблюдательных пунктов, осаживая и обрушивая бревна. Окрестности затмила сплошная двадцатиметровая стена вздыбленной земли. Она не успевала опадать, подбрасываемая вверх сотнями новых одновременных разрывов.
Артобстрел и бомбардировка продолжались более двух часов. Под прикрытием огня первые цепи фашистской пехоты пошли через Большой Бурлук и атаковали оборону дивизии по всему фронту - от населенного пункта Средний Бурлук до Аркадьевки, до стыка с 34-й мотострелковой бригадой. Именно оттуда, с левого фланга, в пять утра поступил первый тревожный сигнал: в ходе вражеской артподготовки мотострелки понесли тяжелые потери и теперь отходили, обнажая наш левый фланг. Вражеская пехота захватила плацдарм на восточном берегу реки, немецкие саперы уже наводили переправу для своих танков.
Доложив мне об этом, командир 31-го полка полковник Докучаев добавил, что готовит контратаку. Я направил к нему свой резерв - учебный батальон. Стрелки и курсанты контратаковали противника и задержали его продвижение до двух часов дня. Однако локтевую связь с 34-й бригадой восстановить не удалось. Фашисты переправили танки на восточный берег реки и стали обходить наш левый фланг.
К тому времени обострилась обстановка и в центре боевых порядков дивизии, на стыке 18-го и 31-го полков. Здесь гитлеровской пехоте удалось форсировать реку и продвинуться примерно на километр к востоку. Таким образом противник охватил и правый фланг 31-го полка. Стрелки Докучаева дрались уже в полуокружении. Надо было предпринимать срочные меры и восстановить наш передний край по Большому Бур-луку, пока вражеское командование еще не успело переправить через реку танки и на этом участке.
Звоню правому соседу - командиру 3-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майору В. Д. Крюченкину, информирую о создавшейся обстановке. И хотя мы с ним подчинены разным командующим - один командарму 28, другой командарму 38, я знаю: в трудный час генерал Крюченкин всегда выручит. Внешне резковатый, он был очень хорошим товарищем, с прямым характером и открытой душой.
- Два полка фашистской пехоты пробивают мне центр, -сказал я Крюченкину. Готовлю контратаку двумя батальонами. Чувствуешь, какое соотношение сил?
- Понятно! - ответил он. - На мои танки намекаешь?
- Да. Дай хоть взвод.
- Дам больше, - сказал он. - Договорись о деталях с комбригом Скубой. Я ему позвоню.
Час спустя в мое распоряжение прибыли девять танков из 6-й гвардейской танковой бригады подполковника М. К. Скубы. Вместе со стрелками 22-го полка они контратаковали прорвавшихся-гитлеровцев. Это был стремительный и сильный удар. Пехота противника - 522-й и 524-й полки 71-й дивизии - не выдержала. Теряя оружие, немцы бежали за реку, под защиту своих танков. Мы захватили немало пленных. Передний край дивизии в центре и на правом фланге был полностью восстановлен по восточному берегу Большого Бурлука.
Однако положение на левом фланге внушало все большую тревогу. 34-я мотострелковая бригада продолжала отходить, в связи с чем был вынужден отводить на восток и растягивать боевые порядки своего 31-го полка полковник Докучаев.
К исходу дня 22 июня оборона дивизии представляла собой уже прямой угол. Его западная сторона по-прежнему твердо стояла на рубеже реки Большой Бурлук, и сражавшиеся здесь полки Романова и Кондратенко успешно отбивали все атаки противника. А южная сторона этого угла тянулась от реки на восток до станции Гусинка, до района, который еще утром считался у нас тыловым. Оборонявшиеся под Гусинкой полк Докучаева и учебный батальон вели тяжелые бои с фашистскими танками и мотопехотой, которые обошли левый фланг дивизии на глубину до 8 км.
Противник, несмотря на большие потери, продолжал сохранять громадное численное и техническое превосходство. В полосе обороны 9-й гвардейской дивизии наступали две немецкие пехотные дивизии (71-я и 297-я) и около ста танков, причем большая их часть действовала против нашего левого фланга, в образовавшемся разрыве с соседними соединениями.
Отход войск 38-й армии сопровождался упорными боями. Каждый километр продвижения на восток, к Купянску, стоил фашистской ударной группировке больших усилий. Ее танковые и моторизованные дивизии к концу первого дня наступления так и не смогли вырваться на оперативный простор, выйти к переправам на реке Оскол и создать предпосылки для окружения 38-й армии в районе Купянска. Танковый клин завяз в нашей обороне. Это подтвердила и запись в служебном дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск гитлеровской Германии генерала Гальдера. Суммируя итоги дня 22 июня, он отметил: "Наступление "Фридрикус II" (Изюм Купянск) сначала благодаря внезапности развивалось хорошо, но потом задержалось западнее Купянска из-за встреченного здесь упорного сопротивления противника"37.
Наш бывший командующий, ныне Маршал Советского Союза, Кирилл Семенович Москаленко уже говорил в своих воспоминаниях о заблуждении командования гитлеровского вермахта насчет "внезапности" наступления. Надеюсь, факты, которые я привел выше, также убедительно подтверждают это. Они взяты мной из журнала боевых действий 9-й гвардейской дивизии, где на основе разведданных прослеживаются действия вражеской группировки, противостоявшей нам и ближайшим нашим соседям. Никакой внезапности в наступлении врага для нас не было. Он имел громадный численный и технический перевес. Но и это не принесло быстрого успеха.
23 июня, с утра, противник продолжил массированные танковые атаки, поддержанные непрерывными ударами бомбардировочной авиации. Он стремился любой ценой расширить и углубить клинья, вбитые накануне в оборону 38-й армии, и прорваться к Купянску, к главным переправам через Оскол.
Один такой клин был нацелен на станцию Гусинка и одноименный населенный пункт. Сюда, к левому флангу нашей дивизии, мы были вынуждены перебросить все свои резервы - вплоть до саперного батальона и 12-й разведроты. И все же фашистам удалось захватить Гусинку, их танки и мотопехота продвигались к реке Нижне-Двуречная, отсекая дивизию от главных сил 38-й армии. В еще более трудном положении оказались соседние соединения. К исходу дня 242-я, 162-я и ряд других стрелковых дивизий дрались уже в полуокружении. По распоряжению штаба фронта командующий армией генерал К. С. Москаленко начал отводить войска на восточный берег Оскола.
Последней на западном берегу реки осталась 9-я гвардейская дивизия. Отсеченная слева от главных сил своей армии, она имела прочную фланговую связь с правым соседом - 28-й армией, точнее с 3-м гвардейским кавкорпусом генерала В. Д. Крюченкина. Ему и подчинил дивизию главком Юго-Западным направлением Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко в ночь на 24 июня38. Вместе с кавалеристами мы еще девять суток удерживали плацдарм на западном берегу Оскола, последовательно обороняясь на рубежах двух впадающих в Оскол рек Нижне-Двуречной и Верхне-Двуречной.
Этот короткий по времени, но очень насыщенный боями период позволил мне ближе узнать генерала Крюченкина. Работать под его командованием было легко, хотя боевая обстановка складывалась чрезвычайно тяжелая. Подчеркивая этот факт, я далек от всякого рода парадоксов. Ведь известно, что, чем труднее боевая обстановка, тем более важными являются для войск личные качества их начальника. У генерала Крюченкина как руководителя требовательность к подчиненным хорошо сочеталась с доверием к ним, к их командирскому опыту и мастерству. Отдав приказ, он жестко требовал его выполнения, но никогда не опекал по мелочам, давая полный простор командирской инициативе. К этой черте его характера тесно примыкала и другая. Старый кавалерист, большой знаток своего рода войск, он, если нужно, не стеснялся посоветоваться с подчиненным ему командиром - будь то пехотинец, танкист или артиллерист. Этому я не раз был свидетелем, это я испытал и на себе.
Когда я доложил командиру корпуса, что дивизия оставила Гусинку, что левый фланг ее "повис" и танки противника заходят в тыл 18-му полку, он быстро спросил:
- Твое решение?
Отвечаю, что, на мой взгляд, цепляясь за невыгодную для нас, пехоты, и выгодную для вражеских танков открытую местность, мы только проиграем во всех отношениях. Лучше сразу отойти на рубеж реки Нижне-Двуречная, на тактически выигрышную позицию, где можно организовать надежную противотанковую оборону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57