Во второй его половине прямо с марша начали вступать в бой подходившие к Биржаю соединения и части 92-го корпуса. Завязывались ожесточенные схватки на улицах города; восточная его часть осталась за фашистами, западная - за нами.
Ночью, при очередном докладе, я сообщил обстановку командующему фронтом. Своевременная перегруппировка армии, выход 92-го корпуса в район Биржая помогли локализовать прорыв. Но 357-я дивизия генерала А. Г. Кудрявцева находилась в окружении.
- Группировку противника уточнили? - спросил командующий.
- Да, помог опрос пленных, которых достаточно. В полосе армии действуют части пяти пехотных, одной моторизованной и одной зенитной дивизий. Кроме того, две бригады и пять сводных батальонов. Час назад взяты пленные еще одной пехотной дивизии - двести девяностой. Она введена в бой из-за правого фланга шестьдесят первой пехотной дивизии.
- Устоите? - осведомился Иван Христофорович.
- Армия устоит, товарищ командующий, - заверил я. - Контратакуем по всему фронту. Сражение приняло встречный характер, противник топчется на месте.
Вскоре И. Х. Баграмян опять вернулся к разговору о 357-й дивизии. Он обещал при первой же возможности дать танки для ее выручки.
Первые попытки дивизии Кудрявцева прорваться из окружения к главным силам 60-го корпуса успеха не принесли. Противник перекрыл большак Скайсткалне Биржай сильными танковыми заслонами. Кудрявцеву пришлось отвести части в лесной массив, примыкавший к реке Мемеле.
Штаб армии с первых же часов окружения дивизии установил с ней прямую радиосвязь. К вечеру 2 августа Кудрявцев сообщил, что все части в сборе, потери невелики, но ощущается недостаток продовольствия и особенно боеприпасов. Дивизионные и полковые пушки имели в общей сложности около 100 снарядов, 45-мм пушки - 150 снарядов. Это конечно же очень мало.
- Всю артиллерию я поставил на прямую наводку, - докладывал Кудрявцев. Лес тут старый, просеки сильно заболочены, лесной бой танки принять не рискнут. Да и фашистская авиаций нас в лесу не достанет...
Положение дивизии достаточно прочное, но все равно ей надо пробиваться к главным силам армии. И как можно скорее Ведь запасы снарядов и продовольствия тают на глазах А кроме того, в дивизии более 200 раненых.
* * *
Приказываю Кудрявцеву прорваться навстречу войскам 1-го корпуса, которые нанесут по противнику удар. Были согласованы время и место прорыва, но неоднократные попытки дивизии выйти из окружения опять не принесли успеха. Единственное, что нам удалось добиться, - это отвлечь от дивизии крупные силы фашистов, сковать их непрерывными контратаками на внешнем фронте окружения.
Как докладывал генерал Кудрявцев, противник "не особенно нажимал" на дивизию, ограничиваясь блокировкой дорог вокруг лесного массива и артиллерийско-минометным огнем. Очевидно, вражеское командование рассчитывало покончить с дивизией после того, как будет достигнут оперативный успех в борьбе с главными силами 43-й армии. Прорыв ее фронта, выход к Паневежису и далее на Шяуляй, в тылы 51-й армии, оставались основной задачей ударной группировки фашистов.
Центром борьбы стал Биржай. Он неоднократно переходил из рук в руки, но постепенно сила вражеских атак начала ослабевать. Если 2 августа в них участвовало свыше 90 танков и самоходных орудий, то на следующий день - 70 75, а 4 августа - 50 машин. Остальные были сожжены или сильно повреждены огнем наших артиллеристов и бронебойщиков. Большие потери несли фашистская пехота, артиллерия, авиация. Это вынуждало противника суживать фронт атак, менять их направление. Но и эти маневры не помогли. Удар фашистской группы армий "Север" день ото дня все более глохнул, напоминая пресловутый "шаг на месте".
Однако и нам пока что не удавалось в корне изменить сложившуюся обстановку. Растянутый фронт, острая нехватка артиллерийских снарядов, отсутствие танков все это не позволяло войскам нашей армии нанести по противнику контрудар и отбросить его от Биржая. Приходилось довольствоваться короткими ударами на узких участках с ограниченной целью. Бои по-прежнему носили характер встречных столкновений, атаки чередовались с контратаками, где и отход и продвижение вперед измерялись немногими сотнями метров. В целом же результат встречного сражения под Биржаем был для нас более благоприятным, чем для противника. Его ударная группировка безнадежно "завязла", а превосходство на 1 августа в танках (примерно 15:1) уже через три дня снизилось наполовину. Вместе с тем делать из этого факта далеко идущие выводы было еще рано. Фашисты остановлены, но не разгромлены. 357-я дивизия Кудрявцева находилась в окружении, и наши попытки выручить ее успеха не принесли.
3 августа генерал Баграмян передал нам 22-й гвардейский стрелковый корпус, выведенный из состава 51-й армии, и настоятельно потребовал высвободить из окружения 357-ю дивизию. На моем НП собрались представители фронтовой артиллерии и авиации, руководящие товарищи штаба фронта, приехал и маршал артиллерии М. Н. Чистяков, заместитель командующего артиллерией Красной Армии, находившейся тогда на 1-м Прибалтийском фронте вместе с представителем Ставки Маршалом Советского Союза А. М. Василевским. Я доложил свои соображения о вводе в бой 22-го гвардейского корпуса.
- Сильный корпус, с отличными боевыми традициями, но...
- Сейчас Белобородов скажет насчет артиллерии, - обратился к собравшимся генерал-полковник артиллерии Хлебников.
- Скажу, Николай Михайлович. Я ознакомился с артиллерией двадцать второго корпуса. Она так же слабо обеспечена боеприпасами, как и наши корпуса, как и поддерживающая нас армейская артиллерия. Пехота гвардейская - но это все-таки пехота. А у противника танки. Шестьдесят - семьдесят машин.
Все помолчали. Каждый из нас хорошо знал, какими последствиями чревато наступление пехоты на противника, имеющего десятки танков и самоходных орудий.
- С боеприпасами плохо, - согласился Хлебников. Арт-снабжение фронта собрало для тебя кое-что. Сегодня вечером получишь. На подходе пятьдесят пятая тяжелая гаубичная бригада. Это все, чем могу помочь.
- В воздухе господствует авиация противника, продолжал я. - "Юнкерсы" и "фокке-вульфы" делают по сто пятьдесят -двести самолето-вылетов ежедневно...
Командующий 3-й воздушной армией генерал Н. Ф. Папивин кивнул, головой:
- Знаю! Но вся авиация задействована под Ригой и Шяуляем.
- Дай одну авиадивизию...
- Можешь рассчитывать на полк штурмовиков...
В таком же плане продолжался наш разговор и дальше. Я, конечно, понимал, сколь напряженной была обстановка в полосах соседних армий - 51-й и 2-й гвардейской, понимал, что фашистская группа армий "Центр" предпринимала отчаянные попытки отбросить советские войска от Балтийского побережья, в связи с чем туда были брошены все резервы 1-го Прибалтийского фронта. Но оттого, что я это понимал, легче мне не было. Планируемый нами контрудар слабо обеспечивался артиллерийско-авиационной поддержкой и совсем не обеспечивался танками.
При докладе командующему фронтом И. X. Баграмяну я высказал сомнение насчет целесообразности ввода в бой 22-го гвардейского корпуса без должного обеспечения артиллерией и танками. Мы, конечно, сделаем все, чтобы пробиться к 357-й дивизии и вывести ее из окружения, но ведь это будет уже не первая наша попытка. Все предыдущие срывались контрмерами противника, главная из которых маневр танками.
Иван Христофорович ответил:
- Ваши соображения убедительны. Танки получите. Девятнадцатый танковый корпус. Довольны?
- Еще бы! Корпус укомплектован?
- Полностью. Двести танков и самоходок. Теперь слушайте, что сказал о триста пятьдесят седьмой дивизии товарищ Иванов90.
- Слушаю!
- Он сказал: "Сейчас не сорок первый год. Дивизию выручить во что бы то ни стало". Понятно?
- Понятно...
4 августа, поздно вечером, тыловые дороги армии заполнили колонны танков, самоходно-артиллерийских установок, автомашин, тракторов 19-го танкового корпуса. Его командир оказался старым моим фронтовым товарищем. Правда, тогда Иван Дмитриевич Васильев возглавлял стрелковую дивизию, но, поскольку был он танкистом, его вскоре выдвинули на танковый корпус.
К полудню 5 августа перегруппировка сил в армии была закончена. По нашему замыслу, главный удар в общем направлении на север, к реке Мемеле, наносился левым флангом. 22-й гвардейский и 60-й стрелковые корпуса должны прорвать фронт, в прорыв войдет 19-й танковый корпус. Развернувшись с севера на восток, танки ударят по тылам биржайской группировки противника, форсируют реку Опоща (Апащиаи), чтобы затем прорваться к лесному массиву, где сражалась в окружении 357-я дивизия.
В 14.30 наши стрелковые корпуса перешли в наступление. Развивалось оно медленно. Нехватка боеприпасов сказалась на результатах артподготовки. Батареи противника не были подавлены и встретили наступающих организованным огнем. С первых же часов боя фашисты предприняли контратаки во всей полосе наступления. В каждой из них участвовало до батальона пехоты с 3-6 танками. И хотя к вечеру мы продвинулись на 2-3 км, считать это успехом не приходилось. Огонь врага по-прежнему был плотен, его контратаки, поддержанные танками, вынуждали наши стрелковые части вести напряженную борьбу за каждую пядь земли. Вместо прорыва получился типичный встречный бой - такой же, как и в предыдущие дни. Но теперь уже не мы связывали им противника, а он нас.
В 17.00 был введен в бой танковый корпус. Однако и эта мера не внесла перелома в обстановку. Фашисты встретили атакующие танки огнем самоходок из засад. "Фердинанды" вели огонь с дальних дистанций. Штурмовые орудия, трудно различимые в высокой траве, били в упор. Командир танкового корпуса Васильев докладывал о значительных потерях.
В 22.00, после короткого перерыва, наступление было продолжено. Ожесточенные бои длились всю ночь и весь следующий день. 6 августа наши войска отразили десять контратак, в которых участвовало в общей сложности до 60 танков и шесть-семь пехотных полков. Пленные показали, что это были части 290, 81, 61 и 215-й немецких пехотных дивизий и 226-й моторизованной бригады. Одновременно столь же упорные контратаки на правом фланге армии вели 58-я пехотная и 11-я эсэсовская моторизованная дивизии.
Из опроса тех же пленных выяснилось, что еще в ночь на 5 августа их командование перегруппировало войска для нового наступления. Таким образом, наш удар совпал по времени с ударом противника. Отсюда и ожесточенность борьбы, завязавшейся в тот день западнее Биржая. Здесь, на ограниченном пространстве, две ударные группировки, сойдясь, что называется, лицом к лицу, стремились опрокинуть друг друга и полностью овладеть боевой инициативой.
Кончался второй день нашего наступления. За тридцать часов почти непрерывного боя мы продвинулись лишь на 8-9 километров, да и то на узком участке. Между тем радиограммы от Кудрявцева становились все более тревожными. Противник сжимал кольцо вокруг 357-й дивизии, ее артиллеристы вынуждены экономить снаряды, стрелки - патроны. Запасы продовольствия иссякли.
- Держись, Александр Георгиевич! - говорил я Кудрявцеву. - Сегодня летчики Папивина сбросили тебе сухари, сахар, табак и прочее. Получил?
- Получил, но мало, - ответил он. - Часть грузов не отыскали. Тут ведь лес да болота. А летчикам прошу передать благодарность от пехоты. Хорошо прикрывают нас с воздуха, сбили несколько "юнкерсов".
Он замолчал, но я знал, о чем думает командир дивизии, о чем хочет спросить.
- Танковый и два стрелковых корпуса идут к тебе на выручку, - сказал я. Жди встречи, держись!
- Ждем! - ответил он и опять не спросил, когда именно ждать встречи с деблокирующими войсками. Не спросил потому, что был он выдержанный командир и знал: этот вопрос сейчас. лишний.
А у меня голова раскалывалась от нервного напряжения. Несмотря на все усилия войск, наступление затухало. Я мучительно думал: "Как сломить противника? Как отыскать слабое место в его боевых порядках?"
Позвонил генерал Баграмян:
- Что нового?
Я доложил о потерях в танках, о целесообразности прекратить танковые атаки...
- Надо выработать новое решение.
- На-до? - с ударением переспросил Иван Христофорович. Он не любил этого слова. Оно и в самом деле какое-то неопределенное.
- Работаю над решением, - поправился я. - К докладу еще не готов.
- А в принципе? В принципе, что думаете делать? - настойчиво повторил командующий.
Мне нечего было ему сказать. Горло пересохло, но я заставил себя ответить, что и в принципе никакого стоящего замысла пока нет.
- Разрешите доложить через час?
- Хорошо! - согласился он. - У меня на КП Михайлов91. Ждем вашего доклада.
В тот час на моем командном пункте были и командующий артиллерией Н. М. Хлебников, и командующий бронетанковыми и механизированными войсками К. В. Скорняков, и другие генералы и офицеры управления 1-го Прибалтийского фронта. Они слышали весь разговор. Когда я положил трубку, воцарилось молчание. Я обратился к самому старшему и по возрасту, и по боевому опыту - к генералу Хлебникову.
- Что делать, Николай Михайлович?
Он не торопился с ответом. Наконец сказал:
- Трудная ситуация. Была бы у меня под руками артиллерийская дивизия прорыва да эшелон с боеприпасами - был бы и совет. Реальный! А вообще-то ты, командарм, поменьше надейся на советы. Тут нужно самому думать. Кто бы и что бы ни посоветовал, решение примешь ты и ответственность вся на тебе...
Заходящее солнце косым лучом легло на карту. Еще час - и падут на передний край летние сумерки. Канонада уже стихала, напряженный день подходил к концу... Сейчас мне трудно вспомнить, как именно, с каких деталей или, наоборот, из каких обобщений начало вдруг вырисовываться новое решение. Все размышления в конечном счете сводились к одному: в создавшейся боевой обстановке разгромить противника можно только неожиданными для него и очень решительными действиями.
В чем основное преимущество фашистской группировки? В плотной и хорошо организованной противотанковой обороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57