Ночью подморозило, проселочная дорога стала жесткой, и машина на хорошей скорости проскочила до Волоколамского шоссе.
Штаб 16-й армии размещался не в самом селе Ново-Петровское, а поблизости, в деревне Устиновка. В просторной избе, разделенной надвое дощатой перегородкой, нас принял начальник штаба генерал-майор М. С. Малинин. Непрерывно звонили телефоны, он выслушивал доклады, отдавал распоряжения. Упомянул кавалерийскую группу Доватора и уже знакомую нам 27-ю танковую бригаду. Мы поняли, что в армии происходит перегруппировка войск.
Начальник штаба, просмотрев ведомость боевого и личного состава нашей дивизии, встал, распахнул дверь в другую половину избы:
- Прошу к командарму!
Мы вошли. Крутолобый полный человек сидел за столом, что-то быстро писал в блокноте. И хотя на гимнастерке имел он отличительные знаки бригадного комиссара, вид у него был штатский. "Из запаса", - догадался я.
Спиной к нам, у окна, стоял высокий военный - прямо развернутые плечи, аккуратно стриженный затылок. Он вытирал лицо влажным полотенцем, очевидно после бритья: на столе стоял бритвенный прибор.
Генерал обернулся к нам. Взгляд спокойный, дружелюбный. Казалось, Константин Константинович мало в чем изменился. Впрочем, тогда, в двадцать девятом, я видел его раза два-три, да и то мельком. А запомнил - героя гражданской войны нельзя было не запомнить. Не скрою, мы восхищались комбригом. Безукоризненная выправка, амуниция сидела на нем как влитая, сам сдержан - ни единого лишнего жеста. Не любил, как говорится, быть на виду и тем не менее привлекал к себе внимание окружающих. Чувствовалась в нем большая внутренняя сила.
И вот новая встреча.
- Командир семьдесят восьмой дивизии полковник Белобородов и комиссар дивизии полковой комиссар Бронников, - представил нас командарму генерал Малинин.
- Здравствуйте, товарищи! - сказал командарм. - С переднего края?
Кратко докладываю о первых боевых действиях 258-го полка, о наших мероприятиях на левом фланге. К. К. Рокоссовский слушал внимательно, не перебивал. Он сделал несколько замечаний. Они касались противотанковой обороны. Запомнилась фраза: "Выбить у немца танки - главная наша задача".
- Завтра мы начинаем частную наступательную операцию, сказал командарм. Сейчас этим и займемся.
И, обращаясь к бригадному комиссару (им оказался корреспондент "Правды" писатель В. П. Ставский), продолжил разговор, прерванный, видимо, нашим появлением.
- Это бывает, Владимир Петрович. Бывает, что робкий поэт пишет мужественные стихи, а неопрятный инженер изобретает совершеннейший механизм. Вы, конечно, правы, внешний вид человека нередко противоречит содержанию его творчества. Однако есть область творчества, существует профессия, где подобная двойственность исключена. Это наша профессия, военная. У нас господствует железный закон: делай, как я. В нем нет мелочей. Он начинается с начищенных пуговиц... Делай, как я, говорит командир. Умей стрелять, как я. Умей думать в бою, как я. Умей побеждать, как я. И наконец, если пришел твой последний час, умей встретить его, как я... Верно говорю, комдив?
- Верно! - не по-уставному ответил я, пораженный крепкой формулировкой этой мысли.
- Вы, вижу, не новичок на фронте, - сказал он.
- Второй день, товарищ командующий.
- А где заслужили орден?
- Под Чжалайнором. В двадцать девятом.
- Понятно, - кивнул он и обернулся к вошедшему в комнату адъютанту: Распорядитесь приготовить чай товарищам. Да покрепче. Сибиряки в этом знают толк. А вы, - он снова обратился к нам с Бронниковым, - тем временем доложите о дивизии.
Я доложил, что 78-я стрелковая дивизия укомплектована полностью - 14 тысяч человек личного состава; в ее частях 870 коммунистов и 5000 комсомольцев; настрой у людей боевой, моральный дух исключительно высок. Только за последние дни, в пути с Дальнего Востока к Москве, в партийные организации поступило около 300 заявлений о вступлении в партию. Личный состав дивизии красноармейцы и сержанты в подавляющем большинстве старослужащие. Это сибиряки, уральцы, дальневосточники. Начсостав - до командиров рот включительно - имеет командный стаж от трех лет и выше. Артиллерия дивизии состоит из двух полков - легкого и гаубичного, трех отдельных дивизионов противотанкового, зенитного и минометного. Всего насчитывается свыше 130 артиллерийских и 60 минометных стволов. Кроме легкой полевой артиллерии имеется 12 тяжелых гаубиц. В разведывательном батальоне - 23 легких танка, в автопарке дивизии - 450 машин.
- Ай да сибиряки! - улыбнулся командарм. - Вот уж одолжили так одолжили... Ваша дивизия - это же половина всей моей армии. Прошу к карте!
Оперативная карта была испещрена карандашными пометками - кружками, стрелками, флажками, цифрами. Синим карандашом изображены части противника, красным - наши.
- "Флажки"! - заметил генерал Рокоссовский. - Их у меня избыток.
Флажком на штабной карте обычно обозначали ту или иную часть с ее номером. Однако полностью ли она укомплектована, людьми и техникой, флажок, разумеется, не расскажет. В те дни бывало и так, что по флажку - это полк, а фактически в нем батальон или даже рота. Именно эти "флажки" и имел в виду командарм, когда сказал: "Их у меня избыток".
Имелись в избытке такие "флажки" и у противника. Впоследствии нам не раз приходилось иметь дело с обескровленными немецкими дивизиями, которые насчитывали всего лишь по шесть - восемь сотен солдат. Но осенью сорок первого фашистское командование, несмотря на исключительно тяжелые потери, еще имело возможность пополнять свои соединения.
Прежде чем поставить нам боевую задачу, Константин Константинович заметил:
- Хорошо бы включить в состав армии всю вашу дивизию. Но командующий фронтом не дает. Возьми, говорит, один стрелковый полк с артиллерийским усилением. Сегодня еще раз с ним поговорю.
Отмечу сразу, что разговор этот, видимо, состоялся, так как вечером по приказу генерала армии Г. К. Жукова дивизия была полностью передана в 16-ю армию.
- По сведениям разведки, - сказал командарм, - фашисты собирают сильный танковый кулак перед левым флангом армии. Вот здесь, между Волоколамском и Рузой.
И он показал на карте ряд синих овалов, обозначавших группировку противника близ Волоколамского шоссе и далее к югу, к городу Руза. Читаю номера немецких танковых дивизий: 2, 11, 5, 10-я. Еще овал - моторизованная дивизия, нумерация ее не установлена. Эта дивизия несколько в глубине. А вдоль реки Озерна, почти соприкасаясь с обороной сухановского полка, расположилась 252-я немецкая пехотная дивизия.
- Видите большак? - продолжал командарм. - Удобная для противника дорога, не так ли? Проходит в его ближнем тылу, параллельно линии фронта. По ней гитлеровцы могут перебрасывать танки в любой пункт. Но дорога, как вы уже догадались, нужна и нам. Примечайте, товарищи, речь пойдет о вашей боевой задаче; - Его карандаш скользнул по карте вдоль большака на север, к Волоколамскому шоссе, и остановился на селе Скирманово с окружающими его высотами. - Здесь ключевой пункт немецкой обороны, - сказал командарм. - И плацдарм для танкового броска в наш тыл, на Волоколамское шоссе и дальше - на Москву. Завтра с утра главные силы нашей ударной группировки атакуют Скирманово. Противник, разумеется, потянет сюда резервы с юга, от Рузы, по большаку. Ваша задача не пропустить эти резервы. Ударьте через Озерну на село Михайловское, оседлайте большак. Задача ясна? - Ясна.
- Вопросы?
- Волнует стык с левым соседом, со сто сорок четвертой дивизией.
- Пришли помогать, а сами подмоги просите? - улыбнулся командарм. Поищите в своем хозяйстве, оно у вас богатое.
- И я о том же, товарищ командующий. Думаю выдвинуть туда разведбатальон с легкими танками. Прикроет стык, одновременно поведет разведку на широком фронте.
- Дельно! - одобрил генерал Рокоссовский.
В комнату вошел генерал Малинин. Он доложил командарму, что "группа Доватора пошла". Теперь-то я уже, ясно представлял, с какой целью производилась перегруппировка войск левого фланга 16-й армии.
Дав еще ряд указаний по предстоящему наступлению, Константин Константинович обратил наше внимание на необходимость быстро освоить фронтовой опыт вообще, опыт борьбы с танками - в особенности.
- Немецкие танкисты не любят и не умеют воевать в закрытой местности, в лесах и болотах, - говорил он. - Им подавай простор, добротные дороги. И это надо учитывать при выборе танкоопасных направлений. Не разбрасывайте артиллерию по всему фронту, группируйте ее вдоль дорог, в глубину. Хорошенько прикрывайте противотанковый узел рвами, эскарпами, минными полями. В каждом батальоне немедленно сформируйте отряды истребителей танков. Помните: сейчас главный наш противник - танки. Выбить у немца танки, - повторил генерал, значит овладеть боевой инициативой.
От командарма мы с комиссаром пошли каждый по своим делам: Бронников - к члену Военного совета армии А. А. Лобачеву, я - к начальнику штаба М. С. Малинину. Надо было уточнить некоторые вопросы, получить письменный приказ на предстоящее наступление.
Из штаба армии наша "эмка" мчалась на высокой скорости, Водитель, не сбавляя хода, сноровисто объезжал воронки, которыми было изрыто Волоколамское шоссе. Я торопил, до начала наступления оставалось менее суток. Водитель жал на тормоза лишь тогда, когда требовалось обмануть очередной пикировавший на нас "мессершмитт".
В одиннадцать утра мы уже были в штабе дивизии, в деревне Леоново, что рядом с городом Истра. Михаил Васильевич Бронников сразу же поехал дальше, на передовую, я же задержался, чтобы отдать необходимые распоряжения, и вернулся в Сафониху тремя часами позже.
... В избе темно. Сквозь щель перегородки слабо брезжит лучик керосиновой лампы. За перегородкой - разговор вполголоса. Это хозяева, супруги Павловы, собираются в дальнюю дорогу. На рассвете они уйдут в тыл, в Истру. Покинут родной дом, школу, в которой учили ребятишек чистописанию и арифметике, добру и справедливости. Да, им надо уходить. Война вплотную подступила к их деревне.
- Что нам делать? - спросили супруги меня за ужином.
Просились они в партизанский отряд, формируемый в районе, - отказали. Не то у вас, говорят, здоровье, не тот возраст. Пошли в райком партии - оставьте, дескать, нас для подпольной работы. Опять отказали. Вас, говорят, знают по всей округе и стар и млад. Знают как людей передовых, коммунистов. О каком же подполье может идти речь?
Ну что им посоветуешь? Я сказал супругам Павловым:
- Уходите в тыл и делайте там, что до сих пор делали, - учите детей.
Учитель, думалось мне, принесет больше пользы, займись он своим любимым делом. Сегодняшние его ученики завтра станут солдатами. Они должны стать хорошими солдатами - бойцами и патриотами. И это зависит не только от командиров, это зависит и от вас, педагоги.
За стеной погас свет. Собрав в дорогу пожитки, коротают остаток ночи двое пожилых учителей. А мне не спалось. У окна на сдвинутых впритык скамейках ворочался Бронников. Он тоже не спал. О чем думаешь, комиссар?
Михаил Васильевич час назад вернулся из полка Суханова. Рассказал мне о митингах, прошедших в батальонах, о великолепном боевом настроении бойцов и командиров. Все рвутся в бой. "От Москвы дорога у нас одна - на запад", "Под Москвой дивизия заслужит звание гвардейской" - вот лозунги, которые теперь владеют сердцами людей.
Комиссар рассказывал об этом с воодушевлением. И вдруг переменил тон на сдержанный, как только зашла речь об эпизоде, которому Михаил Васильевич стал свидетелем. А дело было так.
Подполковник Суханов еще раз встретился с командирами батальонов, обговорил с ними все детали завтрашнего наступления. Потом спрашивает:
- Ужинали?
- Нет еще.
Налил он каждому по полстакана водки.
- За первый бой, товарищи! За боевой успех полка! А когда выпили, сказал:
- Приказываю: ужинать, спать!
Щелкнули комбаты каблуками, ушли в сырую ночь. Оставшись наедине с Сухановым, Бронников слегка упрекнул его: дескать, ни к чему такие порции. А тот ответил:
- Моим-то? Сибирским медведям? Да это же капля. Норма, товарищ комиссар. По приказу.
Второй день полк на передовой, второй день бойцам выдавали фронтовую норму - по сто граммов на каждого. Для воинов-дальневосточников это нововведение было столь необычным, что многие стеснялись выпить свою порцию при старших по званию, особенно - при комиссарах.
Приказ действительно есть. Но это как раз тот случай, когда приказ разрешает, но не обязывает. Ведь у нас, у военных, есть еще и традиции. Они строги и непреложны, особенно там, где бойцы видят их в живом воплощении, в людях, которые рядом, в одном строю, в одном окопе. Такой фигурой в Красной Армии с первых дней ее существования стал комиссар.
С годами изменялись формы и методы политической работы, вводились новые воинские звания, но суть комиссарской деятельности оставалась неизменной. И когда боец хотел воздать должное своему политработнику, он говорил о нем коротко и точно: "Наш комиссар!"
Да, комиссар делит с ним все радости и горести, словом и делом воодушевляет людей, наконец, он может быть и всегда бывает таким, каким мечтаешь быть ты сам. Он, сидя с тобой рядом в холодном окопе, под осенним проливным дождем, умеет отказаться от согревающего глотка спиртного. В зимнюю стужу он сбросит с себя полушубок, чтобы прикрыть им раненого. Он первым поднимет в атаку залегший батальон и последним останется у пулемета, прикрывая отход. Словом, комиссар - это тот, с кого ты берешь пример и в буднях армейской жизни, и здесь, на войне.
Политработников 78-й стрелковой дивизии я всегда видел и знал именно такими людьми. Они высоко пронесут по полям сражений традиции комиссаров гражданской войны, неписаные законы чести партийца и солдата. В их трудной работе не было мелочей, и в ту ночь перед боем я, видимо, неудачно пошутил, сказав Бронникову: "И сам ты, комиссар, фронтовую норму не выполняешь, и другим не велишь".
Шутку Михаил Васильевич любит и понимает, а тут промолчал. Так, молча, легли спать, молча ворочались в бессоннице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57