Мы получили значительные средства усиления: два артиллерийских и два истребительно-противотанковых полка, минометный полк, полк и отдельный дивизион реактивных установок и танковый полк.
Замысел командующего армией состоял в том, чтобы в ходе этого наступления отсечь вражеские дивизии, находившиеся на острие клина, от остальных сил деблокирующей группировки.
Противник неоднократно переходил в контратаки, однако правый фланг нашего корпуса неуклонно продвигался вперед, сужая клин, восточную сторону которого обороняли 331-я пехотная и 20-я моторизованная немецкие дивизии и танковый полк 11-й танковой дивизии. Для того чтобы избежать окружения, вражеское командование было вынуждено отводить свои войска от Великих Лук на юго-запад.
К началу февраля клин, вбитый противником в нашу оборону за месяц своего наступления, был полностью ликвидирован. С 5 февраля корпус перешел к обороне на рубеже Пупкова (вост.), Алексейково, высота 174,4, Креплянка, Торчилиха, высота 167,3, Платоново, Петрягино.
Таким образом, части корпуса заняли прежние свои позиции по гряде высот, что тянулась от железной дороги Великие Луки - Новосокольники к югу, к железной дороге Великие Луки - Невель. Теперь здесь происходили бои местного значения. Особенно интенсивными они были в конце апреля, когда закончился период весенней распутицы.
Мы находились в более выгодном положении, чем противник, значительная часть обороны которого проходила по низменности и поэтому просматривалась нами и простреливалась нашим огнем на большую глубину. При будущем наступлении (а мы не сомневались, что оно не за горами) позиции, занятые на господствующих высотах, помогли бы корпусу успешно выполнить боевую задачу. Впрочем, это учитывал и противник. Поэтому он вскоре решил отвести свои войска на тактически выгодный рубеж.
5 мая, в 14.00, на командный пункт корпуса один за другим стали поступать доклады: "Противник отходит". Отдаю приказ преследовать отходящих фашистов. К утру 6 мая соединения корпуса продвинулись по всему фронту на 4 - 4,5 км и вышли к рубежу Сурагино, Изосимово, Корине, Березово, Островки, Птахино (южн.), то есть к гряде высот, круто вздымавшихся над заболоченной широкой поймой безымянной речушки. Попытки с ходу преодолеть ее и овладеть высотами удачи не принесли. Стало ясно, что отход противника диктовался тактическими соображениями, что оборона, которую он занял, была подготовлена заранее. Разведка это подтвердила. Фашисты укрепляли рубеж по высотам давно, еще с зимы. Теперь он представлял собой хорошо развитую в инженерном и огневом отношении оборону с передовыми опорными пунктами в Сурагино, Изосимово, Птахино (южн.).
Теперь уже противник просматривал нашу оборону на большую глубину. Немало неприятностей доставлял нам опорный пункт на высоте, которую по ближайшей к ней деревне назвали Птахинской. Она находилась перед левым флангом корпуса, с нее фашисты простреливали боевые порядки 46-й гвардейской дивизии фланкирующим огнем. Эта высота, окажись она в наших руках, позволила бы контролировать огнем открытую в сторону противника местность. Все это и предопределило ожесточенную борьбу за Птахинскую высоту.
Первые атаки 141-го гвардейского полка подполковника П. С. Романенко успеха не имели. Несколько артиллерийских батарей вели огонь по высоте, ее бомбила наша авиация: казалось, ничего живого там не осталось. Но как только стрелки поднимались в атаку и подходили к крутым скатам, их встречал плотный огонь орудий, минометов и пулеметов.
Новый командующий войсками Калининского фронта генерал-полковник А. И. Еременко, бывая в 3-й ударной армии, каждый раз справлялся: "Почему до сих пор не взяли Птахинскую высоту?" Генерал Галицкий спрашивал о ней у меня, я -у командира 46-й гвардейской дивизии Карапетяна. Сергей Исаевич горячо уверял:
- Возьмем, непременно возьмем. Дайте срок.
- Прошли все сроки, Сергей Исаевич!
- Знаю, у самого душа болит. Ох, трудное дело служить в пехоте! Мне бы коня да клинок...
- А если без шуток?
- Думаем, Афанасий Павлантьевич. Сидим вместе с Романенко перед этой Птахинской высотой и думаем...
23 июня, около трех часов утра, меня разбудил телефонный звонок. Слышу бодрый голос генерала Карапетяна:
- Все в порядке, можете докладывать в штаб армии.
- Что в порядке?
- Высота в полном порядке. Романенко сидит на вершине, пьет чай.
Это было так неожиданно, что я переспросил:
- На Птахинской?
- На ней.
- Ну, - говорю, - молодцы вы с Романенко. Без артподготовки?
- Да! На штык взяли...
Карапетян и Романенко не зря тщательно изучали подступы к высоте и сам опорный пункт. Они решили атаковать его ночью. Создали штурмовой отряд в составе 115 человек - стрелков, разведчиков, саперов. Возглавил отряд боевой офицер, помощник начальника штаба 141-го гвардейского полка по разведке старший лейтенант А. И. Ширяев.
Когда стемнело, отряд двинулся к высоте. Группы саперов во главе с сержантами И. Ф. Ившиным и И. П. Горбенко ждали отряд у проволочных заграждений. Проходы в них были подготовлены, мины обезврежены. Ширяев провел отряд через эти проходы и внезапно атаковал противника. В рукопашном бою гарнизон вражеского опорного пункта был полностью уничтожен, командир взвода младший лейтенант К. Р. Кадыров водрузил над Птахинской высотой красный флаг.
На рассвете 24 июня противник предпринял первую контратаку, потом вторую и третью. А к концу дня вражеское командование бросило на Птахинскую высоту пехотный и саперный батальоны с танками. Командир полка Романенко в свою очередь усилил ее гарнизон, ввел на высоту шесть танков. И чем далее, тем более ожесточенными становились бои за этот небольшой клочок земли.
Вражеские контратаки продолжались. Постепенно в них втянулась большая часть сил 291-й немецкой пехотной дивизии, затем полк 1-й бригады СС. С нашей стороны на высоту тоже прибывали подкрепления, туда перебрались и командир 141-го полка Романенко, и командир 46-й гвардейской дивизии Карапетян. Приказ командующего армией требовал удержать Птахинскую высоту любой ценой.
12 артиллерийских и 7 минометных батарей противника били по высоте, поддерживая контратаки своих танков и пехоты.
Ответный огонь по боевым порядкам фашистов вели 30 наших батарей и 2 гвардейских минометных дивизиона. С утра и до вечера каждый день высоту и подступы к ней застилали густые клубы дыма. Непрерывный грохот рвущихся снарядов и мин висел над окрестностями. Высота была сплошь перепахана воронками, весь ее растительный покров сорван и обуглен огнем и металлом.
Как-то ночью, когда я пришел на Птахинскую, генерал Карапетян, почерневший от пыли и пороховой гари сказал:
- Романенко уверяет, что высота метра на полтора ниже стала. Но, говорит, пусть хоть всю сроют снарядами, а - удержим...
И личный состав 141-го гвардейского полка удержал высоту.
В ночь на 6 июля противник предпринял сильнейшую атаку, бросив в бой эсэсовскую пехоту и батальон армейской офицерской школы при поддержке 10 танков. Атака была отбита гвардейцами, их штыковая контратака завершила разгром врага и, выражаясь фигурально, поставила точку в борьбе за Птахинскую высоту. Новых попыток овладеть ею фашисты не делали. Видимо, слишком дорого обошлись им двухнедельные бои, в которых они потеряли более трех тысяч солдат и офицеров59.
На фронте опять установилось относительное затишье. Соединения 5-го гвардейского корпуса приступили к боевой учебе. Упор был сделан на отработку вариантов наступательных действий. По различным признакам мы чувствовали, что час нового наступления войск Калининского фронта уже близок.
Красный флаг над Духовщиной
В последних числах июля 1943 года, когда далеко на юге, на Курской дуге, разворачивалась грандиозная битва, управление нашего корпуса было выведено из первого эшелона и сосредоточилось в тылу, в резерве фронта. Думалось, что, возможно, и нас готовят к переброске на Курскую дугу, но, как вскоре выяснилось, путь нам предстоял более короткий - в пределах того же Калининского фронта.
5 августа в штабе корпуса побывал полковник А. Б. Родионов, старый мой товарищ, сослуживец еще по 107-му Владимирскому полку. Александр Борисович работал в оперативном отделе штаба 39-й армии. Он сообщил, что управление корпуса в ближайшие дни войдет в состав 39-й армии. Она действовала на левом фланге фронта, на духовщинском направлении.
- У нас тоже назревают события, - сказал он.
Два дня спустя меня вызвали в Военный совет фронта. Здесь я застал командующего фронтом генерал-полковника А. И. Еременко, члена Военного совета генерал-лейтенанта Д. С. Леонова, начальника штаба генерал-лейтенанта В. В. Курасова и командующего артиллерией генерал-лейтенанта артиллерии Н. М. Хлебникова.
- Корпусные части сосредоточились? - спросил Андрей Иванович Еременко.
Я доложил, что 41-й гвардейский корпусной полк, автогужевой батальон и батальон связи сосредоточились полностью. Командующий перевел взгляд на карту. На ней были изображены красные стрелы, врезающиеся в оборону противника, и штриховые дуги - рубежи наступления. Стало ясно: это план будущей операции. О нем и заговорил генерал-полковник.
- Главный удар нанесет тридцать девятая армия генерала Зыгина, - сказал он. - Задача - овладеть укрепленным районом и городом Духовщина, затем совместно с войсками Западного фронта наступать на Смоленск. Пятый гвардейский корпус остается пока в резерве фронта.
Он сделал паузу. Я понял, что весь разговор еще впереди, что Военный совет вызвал меня не для того, чтобы сообщить о скромной задаче корпуса. Это можно было сделать и обычным порядком, через штаб.
Николай Михайлович Хлебников в присущей ему манере - не поймешь, всерьез или в шутку, - заметил:
- А не заскучает Белобородов в резерве, Андрей Иванович? Сложа ручки-то?
Еременко улыбнулся:
- Не заскучаете, комкор?
- Начальство не позволит, - в тон ответил я.
- Верно! - сказал командующий. - Мы решили поставить вас на второй гвардейский корпус, он наносит главный удар в полосе тридцать девятой армии. Как смотрите на это?
Как я мог смотреть? Надо - значит, надо.
- Дивизии получите отличные, - продолжал Еременко. - Все три гвардейские: семнадцатая, девяносто первая, девятая. Девятку мы специально включили в состав корпуса, поскольку вы ею командовали и знаете людей.
Кстати сказать, Андрей Иванович тоже хорошо знал 9-ю гвардейскую - тогда еще 78-ю стрелковую - по Дальнему Востоку. Теперь он спросил о некоторых ее ветеранах. Услышав, что Николай Гаврилович Докучаев погиб под Великими Луками, сказал:
- Орел был. И смерть принял солдатскую.
Помолчав, командующий заговорил о сроках подготовки операции. Они жесткие. Пять суток в моем распоряжении. Дело осложнялось тем, что артиллерия еще не сосредоточилась к участку прорыва.
- В этом вам поможет главный наш артиллерист, - кивнул он в сторону генерала Хлебникова.
- Помогу! - откликнулся Николай Михайлович. - А он в благодарность опять накормит меня железяками.
Улыбка прошлась по лицам. Видимо, Хлебников уже рассказал про наши приключения на Птахинской высоте.
А дело было так. К нам, на ту самую высоту, заехал как-то командующий артиллерией фронта. Несколько часов сидели мы с ним в блиндаже комдива Карапетяна под непрерывным артобстрелом и бомбежкой: земля ходила ходуном, блиндаж покряхтывал, как живой, бревна нижнего наката двигались и оседали. Сергей Исаевич Карапетян, охрипший до шепота, жестикулируя, объяснял, что время к обеду, что сейчас поедим, что голодными он нас не отпустит. И верно, вскоре, прикрывая котелки полой плащ-палатки, в блиндаж протиснулся боец. Под грохот канонады Сергей Исаевич гостеприимным жестом пригласил нас к шаткому столику. Ели наваристые щи. Николай Михайлович зачерпнул ложкой из котелка нечто зазубренное и темное, задумчиво взглянул на Карапетяна.
- Косточка? - спросил тот.
- Она! - ответил Хлебников. - От фашистской коровенки калибром сто пятьдесят пять миллиметров...
С легкой руки Николая Михайловича шутка пошла гулять по армии, и Карапетян очень сердился, когда другие комдивы просили его поделиться секретом изготовления бронебойных щей.
Но шутка шуткой, а дело делом. Генерал Еременко, заключая беседу, приказал мне немедленно сдать командование 5-м гвардейским корпусом и принять 2-й гвардейский.
В тот же день я приступил к новым обязанностям. Начальник штаба 2-го гвардейского корпуса полковник В. Л. Бейлин, начальник политотдела полковник П. В. Луценко, командующий артиллерией полковник А. Д. Васильев, офицеры штаба и управления быстро ввели меня в обстановку, в детали боевой задачи, поставленной корпусу еще в последних числах июля.
Корпус наносил удар в общем направлении на Духовщину. Это был сильно укрепленный противником район, с глубоко развитой обороной, прикрывающей подступы к Смоленску с северо-востока. Отведенный нам участок прорыва (Старая Капешня, деревня Кислова) превышал 6 км по фронту. Надлежало прорвать оборону противника глубиной до 15 км, форсировав одновременно реку Царевич. Корпусу придавались 28-я гвардейская танковая бригада и 203-й тяжелый танковый полк, 17-я истребительно-противотанковая бригада, несколько минометных полков и 4-я инженерно-штурмовая бригада. Кроме того, наступление корпуса поддерживала армейская артиллерийская группа - 21-я артиллерийская дивизия прорыва и ряд частей гвардейских реактивных минометов.
Знакомясь с планом наступления, подписанным еще моим предшественником на посту комкора генерал-майором М. П. Кутузовым, я обратил внимание на одну деталь в этих документах. Первый удар 2-й гвардейский корпус и его правый сосед - 84-й стрелковый корпус наносили в расходящихся направлениях: мы почти строго на юг, соседи - на запад, охватывая группировку противника в районе Спас-Углы, Клевцы, Выемец с задачей окружить ее и уничтожить. Задача эта ставилась как попутная, для ее решения оба корпуса выделяли лишь незначительную часть своих сил. Подобные второстепенные задачи в плане задачи общей - дело обычное, однако в данном случае генерал Кутузов обратил внимание армейского командования на то, что "разрыв между главными силами 2-го гвардейского и 84-го стрелковых корпусов (12 - 14 км) оголяет правый фланг 2-го гвардейского корпуса"60.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57