За минувшие пять недель непрерывного наступления 43-я армия продвинулась на 460 км. Были захвачены громадные трофеи и более 11 000 пленных89. До Риги оставалось пройти лишь около 80 км.
Наши потери были невелики, но стремительное, без пауз продвижение, походившее в некоторые дни на маршброски, утомило войска, особенно пехоту. Боевая техника и транспорт требовали ремонта, тыловые коммуникации растянулись, стала ощущаться нехватка боеприпасов.
В последние дни июля армия продвигалась по 10 - 20 км в сутки, но в основном за счет 60-го корпуса, который шел на острие главного удара, а центр и правый фланг армии, связанные ожесточенными контратаками противника, сильно отставали. В результате клин нашего прорыва оставался довольно узким и длинным, похожим на вытянутый к северу язык. Полоса наступления 60-го корпуса достигла уже 50 км, по 22 - 25 км на каждую дивизию, фланговая связь между его соединениями нарушилась, образовались пустоты, особенно опасные ввиду непрерывных и все усиливавшихся контратак танков и пехоты противника. К тому же 29 июля из подчинения армии был выведен 1-й Краснознаменный танковый корпус.
Все эти обстоятельства могли привести и действительно привели к острой ситуации в полосе армии. Поскольку контрудар противника, нанесенный здесь вскоре, был связан с общей боевой обстановкой в полосе 1-го Прибалтийского фронта, скажу о ней хотя бы вкратце. Поворот главного удара фронта в конце июля с юго-западного направления на север, на Ригу, дал весомый оперативный результат. Наши соседи слева - 51-я и 2-я гвардейская армии - овладели Паневежисом и Шяуляем, а затем, завершая прорыв, 51-я армия генерал-лейтенанта Я. Г. Крейзера освободила Митаву (Елгаву) и вышла к побережью Рижского залива юго-западнее столицы латвийской республики. Таким образом, фашистская группа армий "Север" оказалась изолированной в северной части Прибалтики.
С утра 31 июля мы занимались обычной боевой работой. Ничто, казалось, не предвещало серьезного осложнения обстановки. Только что поступило очередное донесение из 60-го корпуса: 179-я дивизия полковника Шкурина вышла передовыми отрядами на южный берег Мемеле, завязала бой за переправы. Ночью противник предпринял шесть контратак мелкими группами пехоты с танками, но повсеместно был отброшен.
Конечно, беспокоил меня по-прежнему растянутый фронт этого корпуса, его открытый правый фланг. Но за минувшие недели стремительного наступления мы часто бывали в таком положении. Случалось, фашисты, контратакуя, задерживали нас на несколько часов. Однако достаточно было нам перегруппировать силы, ударить посильнее, и они опять поспешно отступали.
Куда большее беспокойство доставляло нам снабжение войск. Тыловые части не успевали восстанавливать разрушенные врагом дороги и мосты, поэтому приток боеприпасов, особенно артиллерийских снарядов, был гораздо меньшим, чем их ежедневный боевой расход.
Около полудня позвонил генерал Люхтиков. Доклад заключил фразой, ставшей в последние дни стереотипной:
- Дайте боеприпасы!
Что мог я ему ответить? Армейские склады пусты. То, что подвозят, сразу отправляем на передний край. С утра мы уже дважды связывались с Военным советом и штабом фронта. Отвечают: "Мобилизован весь наличный автотранспорт. Ждите! Экономьте снаряды!"
Приказываю Люхтикову:
- Экономь гаубичные боеприпасы. Пушечную артиллерию используй на прямой наводке.
- Так и делаем, - отвечает он.
Стрельба прямой наводкой - метод и самый эффективный, и самый экономичный в смысле расхода снарядов. Однако действенность артогня ограничена какими-то 700 - 800 метрами, глубину обороны противника он не затрагивает. Но сейчас иного выхода у нас нет.
Полковник Турантаев отметил на карте пункты, захваченные дивизиями Люхтикова. Корпус, отбивая контратаки фашистов, продолжал продвигаться. Обе его дивизии все глубже входили в громадную излучину реки Мемеле, в тот угол с крутым поворотом, который образует здесь ее течение, 179-я дивизия Шкурина уже захватила небольшой плацдарм на северном берегу реки, 357-я дивизия Кудрявцева, наступавшая правее, через Биржай к Скайсткалне и Радвилишкису, тоже была близка к выполнению поставленной задачи: овладеть этими городками и создать плацдарм за Мемеле.
Владимир Владимирович Турантаев, отметив на карте положение частей, задержал острие карандаша на лесном массиве, что примыкает с запада к излучине реки. Понимаю Турантаева без слов: правый фланг корпуса обеспечен слабо. Один-единственный стрелковый батальон прикрывает 6-километровый участок и перекресток больших дорог у фольварка Паровея. Противник, можно сказать, навис над этой оперативной пустотой. На карте, в скоплении синих цифр, читаю: "Части 61-й немецкой пехотной дивизии; разведотряд эсэсовской дивизии "Нордланд". Подошел полковник Шиошвили:
- Неприятные новости, Афанасий Павлантьевич!
- Что именно?
- Разведчики привели трех пленных. Это эсэсовцы из моторизованных полков "Данмарк" и "Норге". Дивизия "Нордланд" полностью сосредоточилась в глубине вражеской обороны. Здесь и здесь, - показал он на карте.
- Танки?
- Да. Танковый полк и дивизион штурмовых орудий.
- Задачи дивизии?
- Пленные дают противоречивые показания. Один говорит - не допустить прорыва русских к Риге; другой - пробиться на соединение с войсками группы армий "Центр".
Так впервые, из сбивчивых показаний пленных, стал известен нам замысел, а точнее, какие-то штрихи замысла вражеского командования. В целом он выяснился позже, день спустя, когда в полосе нашей армии завязалась ожесточенная борьба за Биржай. Противник стремился восстановить разобщенные фланги групп армий "Север" и "Центр" и ликвидировать прорыв 51-й армии к побережью Балтики. Этот прорыв представлял собой своеобразный клин, и фашисты, контратакуя наши войска одновременно с севера и юго-запада, пытались срезать его. Контрудар группы армий "Север" был нацелен как раз на 43-ю армию.
Перед силами, участвовавшими в этом контрударе, ставилась задача прорвать фронт 60-го корпуса, овладеть Биржаем и, продолжая движение на Паневежис, Шяуляй, выйти на тыловые коммуникации 51-й армии и разгромить ее. Одновременно встречный удар на Шяуляй, Паневежис наносили войска фашистской группы армий "Центр". Противник тем самым рассчитывал восстановить общий фронт между двумя этими крупнейшими своими группировками, вновь утвердиться в утерянных им районах Прибалтики, надежно прикрыть с севера Восточную Пруссию.
К 31 июля вражеское командование сосредоточило на участке, намеченном для прорыва, пять пехотных дивизий (58, 61, 81, 215 и 290-ю), моторизованную дивизию "Нордланд", моторизованную бригаду, 393-ю бригаду штурмовых орудий и ряд других частей, в том числе тяжелую артиллерию РГК. И хотя танковых дивизий в этой группировке не числилось, она располагала 150 танками и самоходными орудиями. Дело в том, что эсэсовские моторизованные дивизии имели особую организацию и по числу танков не уступали обычным танковым дивизиям вермахта, а часто и превосходили их. Эсэсовцам вообще уделялось особое внимание. Если они несли крупные потери, их немедленно отводили в тыл и полностью укомплектовывали. Та же дивизия "Нордланд", появившись в нашей полосе, располагала кроме трех моторизованных полков еще и сильным танковым полком, на вооружении которого были "тигры" и "фердинанды". Число солдат и офицеров в дивизии превышало 12 000 человек.
Для сравнения отмечу, что стрелковые дивизии 60-го корпуса генерала Люхтикова даже перед началом Витебской операции насчитывали лишь по 5 - 6 тысяч человек. И хотя в пятинедельном непрерывном наступлении корпус не понес существенных потерь, они все же были, ибо война есть война - без потерь она не бывает.
Итак, к вечеру 31 июля командование 43-й армии могло констатировать сосредоточение новых сил противника. Их задача, повторяю, не была еще достаточно ясна. Противоречивые показания пленных - солдат и унтер-офицеров прояснить ее не дали возможности. Но факт оставался фактом, надо было принимать необходимые меры. Очень не хотелось мне расставаться с последним резервом - 145-й дивизией генерала Дибровы, ибо, как говаривал в свое время Константин Константинович Рокоссовский: "Твой резерв - это твой маневр. Не торопись лишать себя маневра".
Обсудив сложившуюся обстановку с начальником штаба генералом Масленниковым, решаю все-таки ввести в дело 145-ю дивизию. Она должна прикрыть правый фланг 60-го корпуса. Связываюсь с Петром Акимовичем Дибровой, отдаю-приказ: к утру вывести дивизию в район фольварка Паровея, занять оборону. Туда же выдвигаю и свой танковый резерв - девять танков и самоходных орудий 39-й гвардейской танковой бригады.
Ночь на 1 августа прошла напряженно. Противник наращивал силу своих контратак. Сначала на левом фланге 60-го корпуса он оттеснил 179-ю дивизию от реки Мемеле, под утро нанес удар на правом фланге. Причем узнал я об этом не от командира корпуса, как положено, а от командира 145-й дивизии Дибровы. В шесть утра он доложил, что дивизия вышла к фольварку Паровея, однако установить фланговую связь с 357-й дивизией не удалось: фольварк и перекресток дорог заняты танками и пехотой противника.
Приказываю:
- Атакуйте Паровею, танки тридцать девятой гвардейской передаю в ваше подчинение.
Связываюсь с Люхтиковым, требую объяснить, почему не доложил о потере фольварка.
- Готовлю атаку. Паровею вот-вот отобьем.
- Почему все же не доложил?
Молчит. Да, он молодой командир корпуса, но болезнь эта - старая: не спешить с докладом о неудаче в надежде быстро поправить положение.
Пока Люхтиков, связавшись с Дибровой (145-я дивизия вошла в состав корпуса), занимался своим правым флангом, мы уже в масштабе армии начали перегруппировку сил. Фронт армии растянулся на сотню километров, резервов не было, но обстановка подсказывала: надо немедленно уплотнить боевые порядки, создать в них необходимую глубину за счет второстепенных участков.
Приняв полосу 92-го корпуса генерала Ибянского, 1-й корпус растянулся буквально "в ниточку", но на Васильева я надеялся: это был опытный, во всех отношениях подготовленный командир. А корпус Ибянского начал форсированный марш на север, в район, что к западу от Биржая. По прибытии туда этот корпус составит второй эшелон армии.
Сомнений в готовности противника нанести контрудар у нас уже не оставалось. Атаки 145-й стрелковой дивизии на фольварк Паровея встречались массированным артиллерийско-минометным огнем, Люхтиков и Диброва докладывали о сосредоточении вражеских танков в этом пункте. Резко усилилась активность фашистской авиации. "Юнкерсы" и "фокке-вульфы" группами по 10-25 машин бомбили боевые порядки и тылы 60-го корпуса, особенно интенсивно - дороги, идущие к Биржаю с юга.
Передо мной как командармом встал вопрос: что делать? Какое решение принять в свете сложившейся обстановки? Перейти к обороне - это значит отдать инициативу, которой мы сейчас владели, в руки противника. Продолжить наступление - значит сойтись во встречном сражении с крупной группировкой фашистов, нацеленной на фланги 60-го корпуса. Я решил наступать: корпусом Васильева прикрыться с востока, корпусами Люхтикова и Ибянского развить удар на север, через реку Мемеле.
В решении этом конечно же был элемент риска. Судить сейчас о том, как развивались бы события, если бы я принял иное решение, трудно. Одно мне ясно, одно могу утверждать на основе боевого опыта: любой бой, любое сражение - это прежде всего борьба за инициативу. Проиграл ее - проиграешь и все другое.
Забегая несколько вперед, скажу, что тактический успех, который одержал противник в первые дни боев под Биржаем, не развился в успех оперативный именно потому, что мы не позволили фашистам перехватить боевую инициативу.
В полдень 1 августа подвижная группа - танки эсэсовской дивизии и пехота 61-й дивизии - прорвала наш фронт под фольварком Паревея и вышла к Биржаю с востока. Вечером вторая подвижная группа противника - 393-я бригада штурмовых орудий и 226-я бригада моторизованной пехоты, - прорвавшись на стыке флангов 179-й и 357-й стрелковых дивизий, вышла к Биржаю с севера.
К утру 2 августа обстановка крайне осложнилась. Дивизии 60-го корпуса разобщены: на левом фланге 179-я дивизия медленно, ведя сдерживающие бои, отходит от реки Мемеле на юг; на правом фланге 145-я дивизия атакует под фольварком Паровея; в центре 357-я дивизия окружена противником в длинном и узком пространстве от реки Мемеле на севере до Биржайского озера на юге. Это и был тот самый тактический успех фашистской группировки, о котором я говорил.
Противник имел большое превосходство в пехоте, а в танках - абсолютное. Но у нас была артиллерия, на которую можно положиться. Первыми приняли на себя удар артиллеристы стрелковых дивизий и воины истребительно-противотанковых полков. 923-й артполк, будучи окружен фашистскими танками, встретил их огнем прямой наводки и, подбив несколько машин, прорвался к главным силам 357-й дивизии. Две батареи 619-го артполка подполковника Васильева (179-я дивизия) западнее Биржая подбили 10 танков противника. Полковая батарея старшего лейтенанта Хаперского (145-я дивизия) под Паровеей меткими залпами накрыла колонну фашистов, продвигавшуюся к Биржаю, и вывела из строя четырехорудийную батарею, уничтожила расчеты и автотранспорт.
Отлично проявили себя в момент прорыва вражеских танков к Биржаю бойцы и офицеры 759-го истребительно-противотанкового полка майора Волкова. Оставшись без пехотного прикрытия, они мужественно обороняли свои позиции. С воздуха на них пикировали более 20 бомбардировщиков; 15 танков и два батальона пехоты атаковали полк с фронта и с флангов. В этой тяжелой многочасовой схватке артиллеристы потеряли две трети своих пушек, но задержали продвижение врага. Шесть горящих "тигров" и более трехсот убитых гитлеровцев осталось перед огневыми позициями батарей полка.
Стойкость частей и подразделений, вынужденных отражать массированные танковые атаки, сыграла большую роль в этот трудный для нас день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57