В гостиную вошел Макс и, как всегда, когда заставал ее одну, задержался, чтобы поговорить с ней.
– Ты знаешь, что на будущей неделе приезжают Клаудио и Камила? – спросил он.
– Надеюсь, Камила не станет злиться, как раньше, – сказала Ракель, не отрываясь от вязания.
– Я поговорю с ней, не беспокойся. Не хочу, чтобы кто-либо досаждал тебе.
Ракель подняла на него глаза.
– Мне кажется невероятным, что ты мог так измениться. Теперь ты опять такой, каким я узнала тебя в Гвадалахаре, – внимательный, добрый.
Максимилиано, услышав ее слова, встрепенулся и, не отрывая взгляда от Ракель, спросил:
– Ты меня уже простила?
– Я не хочу об этом больше говорить, – устало вздохнула Ракель.
– Но я хочу, – настойчиво сказал он. – С каждым днем мне все тяжелее думать, что ты меня не простила, что все еще злишься на меня. Ракель, что мне сделать, чтобы добиться у тебя прощения?
– Я любила тебя, Макс, очень любила. Не знаю, зачем тебе нужно было сделать все это. Для тебя так важны деньги?
– Нет, дорогая, речь не о деньгах, – Макс недобро улыбнулся. – Когда моя мать вышла замуж за Альберто Ломбардо, отца Антонио, ее отношение ко мне переменилось. Я уже не был для нее главным в жизни.
– Но это же нормально…
– Да, нормально, но сложно и больно для мальчишки тринадцати-четырнадцати лет. Из-за них – старика, Антонио и Камилы – она отдалилась от меня. Я чувствовал себя одиноким и униженным. Мой отец был простым инженером в фирме Ломбардо. И, когда мы приехали в этот дом, все смотрели на меня сверху вниз, начиная со слуг и кончая друзьями дома. А больше всех издевался надо мной Антонио. Он был самый лучший, и всем давал это понять. Он издевался надо мной, ставил меня в глупое положение. Ты не представляешь, как мы ненавидели друг друга. Да, он ненавидел меня, но другим этого никогда не показывал. Все время с улыбочкой… Лицемер!
Ракель внимательно слушала его и не могла понять, правда это или очередная его ложь. Во всяком случае, до сих пор он еще никогда не говорил о своем прошлом, о детстве в доме Ломбардо, о корнях и причинах его жгучей ненависти к Антонио. А Максимилиано продолжал с такой же яростной убедительностью, с такой же страстной напористостью:
– Он пользовался любой возможностью, чтобы досадить мне. Поэтому мне и пришел в голову весь этот план. Конечно, это было безумием. Но я был слеп. И только хотел отплатить за все унижения и побои, которые терпел от него мальчишкой.
– Я понимаю твою злость, Максимилиано, но неужели твоя ненависть дошла до того, что ты задумал убить его? – спросила Ракель, потрясенная этим бурным приступом ненависти.
– Я думаю, все мы в какой-то момент желаем кого-нибудь убить, – сказал он. – Но мне не хватило духу это сделать. Клянусь тебе, я не причастен ни к аварии самолета, ни тем более к исчезновению Антонио. Ты не представляешь, как я раскаиваюсь в том, что сделал, потому что потерял самое дорогое, что у меня было, потерял тебя. Дай мне еще один шанс. Мне необходимо утешить, обласкать тебя, – Макс почти что плакал.
Боясь, что Максимилиано выполнит свое обещание расправиться с Мерседес, Габриэль никому ничего не сказал, даже Чучо, который и обнаружил его лежащим на полу в проходной комнате. Он сказал, что оступился и упал. Ему, конечно, не поверили, но так как он твердо стоял на своем, Допытываться до истины не стали: и Мерседес, и Чучо понимали, что это не сулит ничего, кроме новых осложнений. Габриэль пролежал в больнице больше месяца. Он вернулся на костылях, но дух его был не сломлен. Ему по-прежнему было мучительно думать, что они отплатили Ракель за ее доброту черной неблагодарностью – скрыв от нее правду о Роберто Агирре. Он ненавидел Максимилиано, хотя тот не обращал на них никакого внимания, как будто забыл, кто они и как здесь оказались. Тщетно Мерседес уговаривала и его забыть обо всем – сказать правду Ракель мог и дон Даниэль, но он тоже не хочет ворошить прошлое. Самые лучший выход – все забыть. Но Габриэль не собирался жить с постоянным ощущением вины и стыда за свою трусость. Он ждал случая, чтобы снять с себя камень. И этот случай представился на следующий день после бурного объяснения сестер. Марта вихрем налетела на Габриэля.
– Это ведь ты, да?
– Что? – удивился ничего не понимающий Габриэль.
– Предатель, лицемер! Ты рассказал Ракель о Луисе Трехо?
Марта, распалившись и не слушая юношу, выкрикивала угрозы рассказать все полиции об их обмане. Габриэль побледнел.
– Да, сеньорита, вы совершенно правы. Пойдите и скажите все в полиции. Я тогда тоже смогу все рассказать. Я действительно трус и обманщик, это правда. Но я не говорил сеньоре о Луисе Трехо.
Разыскивая по всему дому свою сестру, Ракель зашла на половину слуг. Еще издали она услышала в одной из комнат громкие голоса, а когда подошла ближе, до нее донеслись последние слова Габриэля. Торопливо войдя в комнату, она вмешалась в разговор:
– Это не он мне сказал. И прежде чем обвинять человека без всякого основания, можно было спросить у меня.
– Нет, сеньора, не ругайте ее. Она совершенно права. Потому что я виноват, но виноват перед вами.
– Передо мной? О чем ты, Габриэль? – удивилась Ракель.
– И я, и моя сестра – мы вас обманывали все это время, сеньора. Человек, который приходил к моей сестре под именем Роберто Агирре, – это сеньор Максимилиано.
– Максимилиано? – недоверчиво переспросила она, еще не осознавая смысла услышанного.
– Да. Просто он запугал нас. Чучо тоже об этом знает, и дон Даниэль…
– Мой папа? – в изумлении воскликнула Ракель. – Мой папа знал и ничего не сказал мне?
Она заметалась по комнате, потом бросилась в гостиную: расспросить отца, узнать, правда ли это. В гостиной она увидела Максимилиано, только что вошедшего в дом. От неожиданности она остановилась, ее огромные глаза, казалось, стали ее больше, потом в бешенстве бросилась к нему:
– Подонок! Убийца! Ненавижу тебя…
– Что с тобой, Ракель? – недоуменно спросил Максимилиано.
– Это ты убил Антонио! Ты – Роберто Агирре!
– Я не убивал…
– Ты Робер…
Ее крик оборвался на полуслове. Согнувшись, она схватилась за живот, громко застонала… Превозмогая острую, режущую боль внутри, она еще успела выплеснуть в яростном крике всю огромную, никогда не отпускавшую ее боль своей души.
– Убийца! На этот раз я все расскажу полиции! Остаток своих дней ты проведешь за решеткой!
Максимилиано склонился над Ракель, пытаясь ее поднять.
– Что с тобой, Ракель? Что происходит? Мама! Мама! – закричал он.
Из своей комнаты быстро выбежала Виктория.
– Что случилось?
– Ей плохо! Надо отвезти ее к врачу. Позвони врачу! Ракель, Ракель!
Трудно сказать, сколько времени они плыли. Час, второй, третий… – время для них остановилось. Солнце палило нещадно. Вода, которую они налили в выдолбленные кокосовые орехи, кончилась. Все чаще и чаще обессилевший Кот, скорчившись, ложился прямо в воду, заливавшую плот, и, проклиная все на свете, призывал спасительную смерть. «Держись», – подбадривал его Антонио. Так, поддерживая нужное направление слабыми взмахами весел, они плыли и плыли в слабой надежде, что, может, и на этот раз судьба смилостивится над ними и их прибьет к берегу. Им действительно повезло. Солнце только перевалило за полдень, когда Антонио увидел вдруг темную стену зелени. «Мы спасены! Мы спасены!» – закричал он. Они быстрее заработали веслами, и вскоре Антонио прыгнул в воду и, подталкивая утлый плотик, вышел на берег.
Антонио не имел представления, куда вынесло их море – то ли южнее, то ли севернее Акапулько. Да это и неважно. Антонио знал, что вдоль всего побережья проходит шоссе, от которого ответвляются многочисленные дороги. Их-то им и надо искать. Кот оставался верен себе. Они не прошли и десяти ярдов, как он отказался идти, жалуясь на голод и жажду.
– Пошли, – не останавливаясь, коротко приказал ему Антонио.
С трудом вытягивая ноги из топкой зелени, они брели наугад, надеясь выйти к какой-нибудь деревне.
– Послушайте, дон Антонио, – начал Кот, когда выйдем к шоссе, каждый пойдет в свою сторону. Вы в Акапулько, а мне, честно говоря, совсем не стоит туда соваться.
Антонио остановился и, несколько раз глубоко вздохнув, чтобы отдышаться, сказал:
– Сначала ты должен рассказать в полиции все, что знаешь, а потом я постараюсь добиться, чтобы власти отнеслись к тебе снисходительно.
– Нет, сеньор, вы не знаете дона Родриго. Он способен подослать ко мне убийцу даже в тюрьме, – запротестовал Кот.
– Дон Родриго окажется за решеткой раньше, чем сообразит что к чему. Пошли.
Но Кот не двинулся с места. Он хорошо знал своего хозяина и не собирался рисковать. Не слушая Антонио, он стоял и ныл, напоминая, что без него Антонио не выбрался бы с острова, да и свое пригрешение – назваться именем Роберто Агирре, – он считал небольшим преступлением.
– Топай, – приказал Антонио, и сам двинулся вперед. Они молча шли, продираясь через цепкую густую зелень, – Антонио впереди, Кот за ним, – когда почти одновременно они увидели маленькую хижину, – скорее большой шалаш, крытый тростником. Около него сидел старик с ружьем. Люди! Антонио прибавил шагу. Вдруг Кот вырвался вперед и с криком: «За мной гонится убийца! Он хочет убить меня!», – побежал вперед. Не раздумывая ни секунды, старик поднял ружье и выстрелил. Антонио упал. Кот рванулся в сторону и, часто припадая к земле – как бы старик не подстрелил и его, – побежал в сторону. На звук выстрелов из хижины выбежала девушка и, увидев лежащего на земле Антонио, бросилась к нему. Оглядываясь по сторонам, неторопливо подошел старик.
– Еще живой? – спросил он.
– Дедушка, зачем вы это сделали?
– А что было делать? Тот другой крикнул, что это убийца.
– Все равно… А где тот, что был с ним?
– Смылся. Да и нам лучше убраться.
– Нет, нет, сначала мы перенесем его в дом, – запротестовала девушка.
Старик пожал плечами. Они с трудом перетащили Антонио в хижину и уложили на куче травы. Девушка осмотрела раненого – дедушка попал ему в плечо. Несколько часов она не отходила от него: делала примочки из целебных трав, пыталась наложить повязку из старья, которое нашлось в хижине. Наконец, раненый открыл глаза и с трудом заговорил, пытаясь выяснить, где находится Кот. А на исходе сил попросил переправить его в ближайшую деревню. Старик ни за что не соглашался, но девушка, с жалостью глядя на страдания измученного человека, умолила деда не уходить, а задержаться в лачуге хотя бы на одну ночь. Она надеялась, что за это время раненому станет лучше. Но лучше ему не стало. Он то проваливался в короткое забытье, то, открывая глаза, начинал видеть окружающее с ясностью человека, чье зрение обострено ощущением близкой, хоть еще и неведомой ему опасности. В одну из таких минут он понял, что люди собираются бросить его.
– Послушайте, – обратился он к девушке, – вы должны помочь мне… Я не был дома несколько месяцев, а у меня там жена, и она ждет ребенка. Мне нельзя сейчас умирать…
– Лучше помолчите, поберегите силы, – сказала девушка.
– Вы должны помочь мне… Мне нельзя сейчас умирать… – твердил Антонио.
– Простите, но я должна идти, – сказала девушка. – Мой дедушка когда-то давно убил человека и боится, что тот, кто был с вами, пойдет и расскажет о нем полиции. Тут кое-что остается. Есть кукуруза и там, снаружи, в сарае – куры. Мы не можем вас взять с собой…
Антонио погрузился в забытье…
Глава 54
Дом Ломбардо жил новостями из больницы. Ракель родила девочку, но девочка была очень слаба и находилась в реанимации. Ракель тоже чувствовала себя неважно, и доктор Пласенсио опасался каких-нибудь осложнений. Тревога, боль, ненависть бушевали в сердце Ракель, унося последние силы.
На следующее утро доктор Пласенсия разрешил пустить к ней нескольких посетителей. Первыми пришли дон Даниэль и Марта, почти следом за ними в палату вошел Максимилиано. Увидев его, Ракель закричала:
– Вызовите полицию! Он убил Антонио! Максимилиано изменился в лице.
– Я? Я не убивал Антонио. Ракель, откуда ты все это взяла?
Дон Даниэль и Марта недоумевающе переглянулись.
Ракель – в больничной рубашке, бледная, с растрепанными волосами, – глядя на Максимилиано ненавидящими глазами, громко, срываясь на крик, бросала ему в лицо:
– Я всегда это подозревала! А сейчас мне уже все равно, что будет. Ты его убил! И я хочу, чтобы тебе пришлось заплатить за это, чтобы тебя отправили в тюрьму! Я заявлю на тебя в полицию! Потому что ты убийца, ты убийца! Ты убийца, Макс!
В палату вбежала испуганная медсестра, за ней – доктор Пласенсиа.
– Пожалуйста, выйдите. Прошу вас, сеньоры. Доктор склонился над Ракель, взял ее за руки, пытаясь успокоить. Ракель была вне себя.
– Но, доктор, вы что, не понимаете? Вы не понимаете? Это он убил Антонио! Он его убил!
Доктор попросил медсестру сделать ей успокаивающий укол.
Ракель уснула. Максимилиано позвали к телефону, после чего он быстро ушел. Но Марта и дон Даниэль остались подождать, пока Ракель проснется. Их беспокоило и ее состояние, и то, что они сейчас услышали. «Значит, вот из-за чего стало плохо Ракель… – подумал вслух дон Даниэль. – Из-за того, что Габриэль сказал ей, что Роберто Агирре – это Максимилиано».
– А почему ты мне ничего не сказал? – удивилась Марта. – Получается, это из-за него я попала в тюрьму? А если дон Антонио исчез после того звонка Роберто Агирре, значит…
Марта задумалась. Теперь все сходилось: Луис Трехо в их доме сразу после исчезновения Антонио, его неожиданное богатство… И та авиакатастрофа… Можно не сомневаться, это дело одних и тех же рук. А что же дальше? Если Ракель заявит на Максимилиано в полицию, может произойти все, что угодно. У Максимилиано не дрогнет рука убить их всех.
Марта поделилась своими мыслями с отцом, умолчав, конечно, о Луисе Трехо. Но тот категорически отверг ее опасения.
– Что ты, дочка, он никогда на это не пойдет. Одно дело мошенничество с наездом, а другое – убийство. Мне тоже приходилось поступать не всегда честно, но разве я мог бы когда-нибудь отнять жизнь у другого человека?
Наивный!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60