– Ну в этом меня не нужно убеждать, – улыбнулась Куинси. – А как ты питаешься?
Как раз подоспел наш завтрак. Когда Куинси разложила все у себя на столе, я описала ей свою методу.
– На завтрак у меня обычно ссора с Эриком и чашка черного кофе в придачу.
– Неплохо. А как насчет ленча, когда его уже нет дома?
– С ленчем нет проблем, потому что я ем только после занятий в танц-классе. Кроме того, я беру себе в компанию только моих знакомых по занятиям, которые тоже придерживаются строгой диеты. Так что ленч состоит только из йогурта или фруктов.
– А обед? Ты готовишь его для Эрика?
– Да, только по воскресеньям. Я готовлю рыбу или говяжью вырезку. Клара дала мне скороварку для овощей, которая мне здорово помогает. Еще я заправляю лимоном или уксусом салат. Вот и все. Никаких десертов, хлеба или вина. Такие вот грустные дела.
– Куда уж грустнее, – серьезно отозвалась Куинси. – Ну а перед сном, если ты вдруг проголодаешься вечером, ты снова стараешься поссориться с Эриком?
– В этом нет необходимости, – улыбнулась я. – То есть для этого не нужно стараться. Его раздражает моя убогая внешность.
Куинси только покачала головой.
– Не более убогая, чем ты того заслуживаешь… Ну а твоя одежда, Мэгги, тебе все стало мало?
– Естественно… Я ношу то, что отдала мне Клара. Вещи, которые она носила, когда была беременной.
– Ох, Мэгги, – вздохнула Куинси, – пожалуйста, не позволяй никому говорить, что для такой толстухи у тебя красивое лицо. Это неправда. Ты выглядишь ужасно, и никогда об этом не забывай!
Когда мы покончили с салатом, поболтав еще немного о том о сем, я наконец решилась спросить Куинси о том, о чем не решалась спрашивать два года.
– Ты мне можешь помочь, Куинси? Я хочу работать на телевидении. Я говорю, конечно, не о том, чтобы сразу делать документальные передачи. Я готова делать все что угодно, лишь бы это открыло мне дверь на телевидение.
Она встала и, выйдя из-за стола, подошла к огромному окну. Когда она наконец обернулась, выражение ее лица было чрезвычайно сдержанное.
– У меня обширные связи в этом бизнесе, но сейчас я не намерена представлять тебя кому-либо. Сейчас, когда ты так выглядишь.
Я опустила голову. Конечно, она совершенно права. Но до чего унизительно это слышать!.. К счастью, Куинси была не из тех, кто задерживается на неприятном предмете, если должные выводы уже сделаны. Она снова вернулась за свой стол и принялась копаться в картотеке своего компьютера. Выудив искомый номер телефона, она сняла трубку.
– Ник? Это Куинси… Я – прекрасно. А как ты, дорогой? Я подумала, о чем ты меня просил, и нашла кое-кого – лучше человека тебе не найти. Но есть одна трудность. Сейчас она занята… Не мог бы ты с ней встретиться… – Тут Куинси вопросительно взглянула на меня поверх очков. – Встретиться, скажем, через два месяца. Сейчас она работает над другим проектом, но очень бы хотела заняться местными новостями. Ты подождешь?.. Да, Ник, прекрасно!.. Ее имя?.. Мэгги Саммерс.
Куинси не слишком покривила душой перед Ником Спригом, начальником отдела местных новостей на американском телевидении. Я действительно была всецело поглощена другим проектом. А именно, я должна была похудеть на пятнадцать килограммов.
– Значит так, – сказала Куинси, закрывая тему, – у тебя есть приблизительно два месяца, чтобы разобраться со своей тягомотиной. Потом я звоню Нику и договариваюсь с ним о встрече. А пока ты должна составить подробную самохарактеристику, чтобы я отослала ее куда следует.
– Вот она, – сказала я, протягивая ей листок. – Я указала здесь даже то, что я могу печатать шестьдесят слов в минуту.
– Раз указала, – усмехнулась Куинси, – значит, этим и займешься.
Она вызвала секретаршу.
– Эллен, возьмите это, вымарайте все, что относится к курсам машинописи, и сделайте мне три экземпляра.
– А чем я буду заниматься? – робко поинтересовалась я.
– Сначала, наверное, всем понемногу. Пока не обучишься телевизионному ремеслу.
– А потом?
– Если ты только признаешься, что печатаешь на машинке, – снова улыбнулась Куинси, – они засадят тебя за нее, а на то место, о котором ты мечтала, наймут кого-то другого… Ну а если ты не признаешься, то получишь то, что хочешь.
– А чего я хочу?
Она внимательно посмотрела на меня.
– Ну естественно, ты рвешься в эфир. Я задумчиво закусила нижнюю губу.
– Или не рвешься? – спросила Куинси.
– Думаю, что да.
Впрочем, Куинси не очень-то интересовало мое мнение. Она была озабочена тем, как вернуть мне прежнюю форму.
– Ты будешь являться ко мне каждую неделю, чтобы я видела, какие ты делаешь успехи, – заявила она. – Я поставила на тебя, Мэгги Саммерс. Теперь ты стала моим клиентом.
Но она была также и моим другом. Придвинув свой стул поближе ко мне, она нежно сказала:
– Что бы ни случилось с тобой в будущем, как бы высоко ты ни залетела и как бы великолепно ни выглядела, я хочу, чтобы ты запомнила то, что ты чувствуешь сейчас. Я хочу, чтобы ты помнила, что ты выглядела так ужасно, что я даже побоялась показывать тебя кому бы то ни было… И пожалуйста, постарайся больше никогда себя не разрушать!
Слезы выступили у меня на глазах, когда я спросила:
– Но почему ты так нянчишься со мной?
Она громко расхохоталась и поднялась из-за стола.
– Да потому что ты великолепна, забавна и, очевидно, имеешь тягу к самоуничижению. Такие женщины, как ты, в нашем бизнесе позарез нужны.
Я неукоснительно являлась к ней каждую неделю, хотя иногда она была так занята, что даже не могла перекинуться со мной парой слов. Это не имело значения, поскольку наше дело и так продвигалось. Я показывалась в дверях ее офиса, и она кивком приглашала меня зайти. Я расстегивала пальто, поднимала повыше юбку и ждала, когда она сделает мне большим пальцем знак «Во!». У нее всегда сидело множество народа – режиссеры, администраторы, исполнительные директора из Ай-би-эн – и все они в крайнем недоумении наблюдали это мое странное действо перед Куинси. Наконец два месяца прошли. Я снова сидела у нее в офисе. На этот раз на колене моей изящной ноги я держала записную книжку и слушала, как Куинси разговаривает по телефону с Ником Спригом.
– Завтра в десять утра, – сказала она. – Да, она здесь у меня… Благодарю тебя, Ник!
– Я так тебе признательна, – сказала я, когда она положила трубку.
– Не будь признательной, – попросила она. – Веди себя по-прежнему глупо.
Приемная Ай-би-эн была задумана как образец не только архитектуры и дизайна, но и среды обитания. Помещение сверкало хромированной фурнитурой. На нежно-сером ковре стояли разноцветные керамические горшки с пышными и свежими комнатными растениями. Стены были задрапированы тканью приглушенных голубых тонов и украшены монументальными графическими работами современных знаменитостей. У входа дежурили молодые люди, похожие на манекены с витрины шикарного магазина. На них были красные пиджаки с вышитой на груди эмблемой Ай-би-эн, они стояли навытяжку, сложив руки за спиной, и приходили в движение только когда надо было сопровождать очередную партию посетителей.
Охранник вручил мне пластиковый пропуск со словом «ПОСЕТИТЕЛЬ», отпечатанным большими черными литерами.
– Вам прямо, – сказал он.
Я прошла по длинному коридору, пока не попала в помещение, где пол был покрыт дурным облезлым линолеумом. Здесь находился лифт, который выглядел так убого, что я засомневалась, в состоянии ли он поднять меня на третий этаж в отдел местных новостей. Позднее я узнала, что в телевизионном бизнесе все сверкает снаружи – фасад призван впечатлить рекламодателей, которые оплачивают программы, а также наивных телезрителей, которые думают, что все здесь сверкает так же, как на телевизионном экране.
Лифт со скрипом добрался до третьего этажа, я вышла и попала в длиннющий коридор, в котором не было ничего, достойного внимания, кроме дверей с табличками, указывавшими имена тех, кто за ними обитает. Кажется, мне пришлось тащиться несколько километров по ковровым дорожкам, прежде чем я оказалась перед раздвижной стеклянной дверью, надпись на которой строго предупреждала, что посторонним вход воспрещен. Когда я застенчиво вошла в отдел новостей, то первое, что увидела, были портреты популярных телеведущих новостей спорта, погоды, политики и так далее. Каждая из этих знаменитостей получала годовое жалованье, на которое какая-нибудь бедная африканская страна вполне могла бы кормиться в течение целых пяти лет. Несколько секунд я озиралась вокруг, чтобы поинтересоваться у кого-нибудь о Нике Сприге, как вдруг из стеклянного куба вышел беспокойного вида человек лет тридцати пяти с сигаретой в руке и с темными кругами под глазами.
– Ник Сприг, – представился он, протягивая руку. – А вы, должно быть, Мэгги Саммерс. Пойдемте со мной.
Он был высоким и сухопарым и двигался, покачиваясь из стороны в сторону.
Отдел новостей напоминал пещеру. Все помещение было беспорядочно заставлено письменными столами, так что постороннему нелегко было бы пробираться и найти дорогу в этих лабиринтах офисной мебели. На каждом столе находились телефон и телевизионный монитор с изображением, но без звука. На одной стене было огромное табло, на котором высвечивалась информация о вечерних новостях и зелеными цифрами указывалось, сколько времени занимает каждый из фрагментов в эфире.
– Здесь все на живую нитку, – объяснил Ник. – Если даже в последнюю минуту появляется что-нибудь интересное, весь распорядок тут же меняется.
Прямо под табло стоял длинный стол, который, казалось, был центром всей происходящей в помещении суеты. За столом сидели восемь человек и управляли тем, что называлось распределительной системой, при помощи которой они держали связь с каждой передвижной группой новостей, машинами «скорой помощи» и пожарными, а также полицией. Информация поступала на телефоны, а затем подавалась на микрофоны студии новостей – так что репортеры могли сообщать обо всем ужасном и драматическом, что произошло до эфира или происходило во время оного.
Ник двигался по сложной траектории сквозь весь этот хаос, останавливаясь время от времени, чтобы задать короткий вопрос то одному, то другому человеку, попадающемуся на его пути. Я старалась не отставать, но один раз едва не споткнулась, когда он неожиданно резко изменил направление движения. Наконец он остановился перед своим кабинетом и, толкнув дверь, пригласил меня зайти.
– Те, кто сидит у нас за закрытыми дверями, либо находятся в эфире, либо зарабатывают язву, следя за тем, чтобы в эфире все происходило как надо, предупреждая любые ошибки и неточности. Я отношусь к категории вторых, – проговорил он с усмешкой.
Он указал мне на стул, а сам поместился за красным металлическим столом, который был завален бумагами. Удобно устроившись в глубоком кожаном кресле, он налил себе из сифона воды и проглотил две таблетки аспирина.
– Итак, вы желаете заниматься теленовостями?
– Именно, – кротко кивнула я.
Ник взял мою самохарактеристику, которая лежала сверху большой стопки бумаг и папок, и бегло ее просмотрел.
– Мне нужна ассистентка, – сказал он. – Вы будете получать сто двадцать пять долларов в неделю плюс премия. Кроме того, раз в два года особый процент от компании плюс дополнительная зарплата в конце первого года.
Я не знала, в чем состоят обязанности ассистентки, однако была абсолютно уверена, что смогу с ними справиться.
– Вы замужем?
Я кивнула.
– Есть дети?
Я отрицательно покачала головой.
– Собираетесь завести?
– Никогда, – заявила я, надеясь, что Эрик Орнстайн не установил подслушивающий жучок в корешке моей записной книжки.
– И не трудитесь убеждать меня, что вы не умеете печатать на машинке, – хмыкнул он. – Об этом я уже наслышан.
Я улыбнулась и вдруг почувствовала смущение от его пристального взгляда.
– Ну-ка повернитесь туда-сюда.
Я повернулась.
– Да нет, – нетерпеливо проговорил он. – Поверните только лицо.
Инстинктивно я показала ему свой профиль с левой стороны – лучшее, что у меня было.
– Вы никогда не думали о том, чтобы работать в эфире? Вы красивая девушка.
Первый и единственный раз в моей жизни я пропустила мимо ушей слово «девушка». Когда меня так называли, я непременно поправляла мужчин.
– Попробуйте, – обычно говорила я, – скажите «женщина». Это совсем нетрудно.
На этот раз я промолчала. Моя голова шла кругом, потому что Мэгги Саммерс, девушке, только что предложили работу. Я была так взволнована, что даже забыла поинтересоваться, что же такое ассистентка.
– Вам повезло, Саммерс, – сказал Ник. Впоследствии я стала появляться на телевидении под своим собственным именем – именем, которое прежде я вписывала лишь в счета.
– Почему мне повезло? – спросила я.
Ник принялся копаться в ящике своего стола.
– Потому что, – сказал он, поднимая голову, – лучше меня никого нет, и я буду учить вас всему нашему поганому бизнесу.
Тихо икнув, он наконец отыскал какую-то коробочку, вынул из нее две белые таблетки и сунул их в рот.
– Ступайте-ка в отдел кадров на шестой этаж и заполните необходимые документы. Встретимся в понедельник. Идет?
– Прекрасно. В понедельник, – ответила я. У меня все еще кружилась голова.
Я уже взялась за дверную ручку, чтобы бегом пуститься в отдел кадров, как вдруг он рассмеялся.
– Вы меня так и не спросите, что такое ассистентка, Саммерс?
Я покраснела.
– Я хотела, но…
– Вы будете подбирать для меня поступающие новости, – объяснил он, – перепечатывать начисто и представлять мне. Я же буду отбирать из них те, что пойдут в эфир, и переадресовывать репортеру, который вместе с группой займется их освещением. Усекли?
– Усекла, – сказала я с улыбкой.
– В понедельник в девять утра, – проговорил он. – И запомните, кофе должен быть не очень крепким.
Меня нисколько не беспокоило, что придется подавать кофе и печатать на машинке. Я уже видела свое имя в завершающих новости титрах. И я была уверена, что пройдет немало времени, прежде чем оно появится на могильной плите… Теперь я занималась теленовостями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53