Ощущение было довольно странным. Пожалуй, для нового отца он уже слишком стар, но Жакоб ему нравился.
– Вы ведь понимаете, что я не мог просто так заявиться к вам и сказать, что, по всей вероятности, ваша жена имела роман с моим отцом. В письме Сильви говорилось лишь, что она моя мать, поэтому, естественно, я предположил…
Жакоб рассмеялся:
– Это очень похоже на Сильви. Мужчины – будь то мужья или любовники – всегда казались ей чем-то второстепенным. Необходимая, но не слишком важная деталь.
Почему-то теперь он мог думать и говорить об этом спокойно, без боли.
– А потом, – продолжал Алексей, – когда вы показали мне ее рисунки и я увидел там самого себя, русского офицера по фамилии Макаров, название «Люблин», я решил, что все сходится, и сбежал. – Он содрогнулся и опустил глаза. – Потому что к этому времени я уже был знаком с Катрин. И мне никак не хотелось, чтобы она оказалась моей сестрой.
Он еще крепче обнял Катрин и прижал ее к себе, желая убедиться, что она действительно здесь, рядом.
– И ты никогда об этом не подозревал? – спросила она у отца.
Тот покачал головой.
– Как мне могло прийти такое в голову? Когда я приехал в Польшу, чтобы увезти Сильви домой, она показала мне чудесную дочурку.
Его взгляд затуманился. Жакоб вспомнил крошечную девочку, которую впервые взял на руки много лет назад в Кракове. Он обернулся к Алексею:
– А что тебе рассказывала Сильви?
– Ничего. Во всяком случае, я ничего такого не помню. Я встречался с ней всего один раз, а потом пришло это письмо. Шел шестьдесят восьмой год, я и мой дядя Джанджакомо получали в ту пору массу безумных посланий. Мы решили, что это еще одна чокнутая. – Алексей смутился. – Извините, я вовсе не хотел…
Жакоб отмахнулся:
– Что ж, Сильви никак нельзя было назвать нормальной. Она была необычной, экстравагантной и весьма далекой от психической нормы. – Он задумчиво добавил: – Поэтому, наверное, все мы так ее любили. – Жакоб искоса взглянул на Катрин. – А иногда и ненавидели.
Катрин как бы впервые увидела Сильви глазами Жакоба. Это была совсем другая женщина, не имевшая ничего общего с ее матерью. И все же обе столь разные Сильви сливались в один образ. Катрин глубоко вздохнула, почувствовав, что опутывавшие ее тяжелые цепи упали. Она обрела свободу и теперь могла думать о той, кого считала своей матерью, безо всякой ненависти, с живейшим любопытством.
– Я вот чего не могу понять. Если Сильви не была моей матерью, почему она ни разу не намекнула на это?
– Теперь мы никогда этого уже не узнаем, – пожал плечами Жакоб. – Может быть, она сама не была в этом уверена, не доверяла своей памяти. Не исключено также, что виноват был я. Очень часто человек оказывается в капкане, из которого невозможно выбраться. В капкан тебя может загнать окружающий мир, семья, а нередко и ты сам. Сильви обожала тайны, секреты, сюрпризы. – В его глазах зажглись лукавые искорки. – Однако отныне, моя малышка Кэт, ты не сможешь держать на Сильви зла. Тебе придется ее простить, потому что без нее ты никогда не встретилась бы с Алексеем.
Катрин посмотрела сначала на одного, потом на другого и прошептала:
– Я ее уже простила…
– Ну и хватит об этом. – Жакоб встал. – Думаю, Матильда уже приготовила свои коллекционные вина. Хочу устроить праздник со всеми моими детьми.
Он обнял одной рукой Катрин, другой – Алексея, и они присоединились к остальным. Жакоб отметил, что, стоило ему отпустить Алексея и Катрин, как они тут же потянулись друг к другу. Жакоб улыбнулся, подошел к Матильде и взял бокал, взглянув на этикетку бутылки. «Шато-латур» урожая 1945 года. Принцесса с невинным видом улыбалась.
– Ведь это псевдоним, который взяла себе Сильви во время войны, – шепнул ей Жакоб. – Помнишь?
Она бросила на него заговорщицкий взгляд – совсем как в старые времена.
В комнате было шумно – смех, возбужденные голоса. Жакоб откашлялся, чтобы привлечь всеобщее внимание, и поднял бокал.
– Думаю, самое время поднять тост. Пью за всех сыновей и дочерей, собравшихся здесь.
Он взглянул в глаза каждому – маленькой Натали, Фиалке, Лео, Алексею, Катрин.
Потом осушил бокал, вдохнув густой и терпкий аромат напитка, облагороженного временем. Сверкнув глазами, Жакоб провозгласил:
– А теперь тост за матерей. Я пью за Сильви, за ее чудесное наследие.
– За Сильви! – повторили все хором.
Жакоб выдержал паузу и продолжил, тщательно подбирая слова:
– А теперь давайте выпьем за Матильду, которая всегда знала обо всем на свете больше, чем любой из нас. За Матильду, которая еще со времен своей парижской педагогической деятельности умела находить подход к детям-сиротам. – Он нежно улыбнулся принцессе. – И еще за ее особый дар с необычайным мастерством делать такие вот сногсшибательные объявления.
Он поднес ее руку к губам. В комнате опять стало шумно.
Катрин думала, что Жакоб всегда любил Матильду, не переставая любить Сильви. Обе эти женщины были ему одинаково дороги. И ее, Катрин, он тоже любил. Мать, которая не была матерью, и дочь, которая не была дочерью. Кто же я на самом деле – сирота или не сирота? Не важно, я – это я. И я люблю Алексея. Их бокалы зазвенели, ударившись друг о друга. Катрин дотронулась до Алексея и подумала: я счастлива, так счастлива.
– Алексей, – шепнула она, робко коснувшись его руки. – Я хочу задать Жакобу еще один вопрос.
– Всего один? – поддразнил ее он.
– Ну, по меньшей мере один, – улыбнулась она и дернула Жакоба за рукав. – Скажи, а кто такая Каролина? Почему я никогда про нее не слышала?
– Все-все, никаких больше вопросов, – замахал на нее руками Жакоб. – Уведи ее отсюда, Алексей. Молодежь нам надоела. Правда, Матильда? – Он сделал свирепое лицо. – Оставьте нас в прошлом.
Он взял Матильду под руку, а она прильнула к нему и лукаво улыбнулась:
– Да, достаточно. Отдайте нам память, а себе оставьте желания.
Матильда и Жакоб рука об руку гуляли по парку. Заходящее солнце окрашивало заснеженные вершины гор в палевые тона. Опустившись на скамью чугунного литья, они какое-то время сидели молча, любуясь открывающимся видом.
– Значит, все эти годы ты была хранительницей нашей семейной тайны, – задумчиво произнес Жакоб. – И ни слова мне не сказала.
Он искоса взглянул на нее.
Принцесса по-прежнему смотрела вдаль. В ее голосе зазвучали мечтательные нотки, когда она сказала:
– Бесконечные пертурбации семейной истории – главная моя тема. – Она улыбнулась. – И отличная концовка – на радость Фрейду. Ты ведь заметил, до чего Алексей на тебя похож?
– Значит, ты действительно считаешь, что он мой сын? Сильви и в самом деле сделала это? Подняла руку на материнство, священнейший закон бытия?
– Очень может быть. Но что есть истина? – шутливо ответила она вопросом на вопрос.
– Да, – повторил Жакоб. – Что есть истина?
Глядя вдаль, на горы, он прошептал, как бы обращаясь к самому себе:
– Мы ищем истину, роясь в своей памяти, искажаем ее фантазиями, выдумываем для себя сладостные сказки…
Матильда рассмеялась звонким девичьим смехом, совсем как в молодости:
– А что нам еще остается, старым развалинам – лишь рыться в памяти да рассуждать.
– Это верно, – вздохнул Жакоб, нежно обнимая ее за плечи. – Мы с тобой, как птички Йетса, «поем о прошлом, нынешнем, грядущем».
– И мы уже свободны от желаний.
Жакоб кивнул.
– Да, Мэт, я рад, что ты меня понимаешь. Мне очень хорошо с тобой.
– Мне тоже хорошо с тобой, друг мой, – ответила она.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52