Слышала ли ты когда-нибудь имя Иван Макаров?
Катрин покачала головой.
– Ну вот видишь. Если бы что-то было, до тебя наверняка дошли бы хоть какие-то отрывочные сведения, намеки. Забудь ты всю эту историю. Мне не следовало тебя в нее посвящать. Если бы я знал, что ненависть к матери стала для тебя навязчивой идеей…
Удар пришелся в цель.
– Навязчивой идеей? – дрогнувшим голосом повторила Катрин. – Если бы ты ее знал, то мне не пришлось бы тебе объяснять, что для нее не было ничего невозможного. – Внезапно взгляд ее переменился. – Ну вот, я все время это чувствовала. У тебя ее глаза!
– Ладно, поступай как знаешь! – разозлился он и протянул ей телефонный аппарат. – Звони отцу. Уж он-то должен знать, что его жена вынашивала девять месяцев чужого ребенка, а затем этот ребенок исчез.
Катрин диковато рассмеялась:
– Это ты так думаешь. Сильви могло сойти с рук даже такое. Жакоб был слеп во всем, что ее касалось.
Ее лицо было искажено лютой, безудержной ненавистью. Алексей хотел обнять Катрин, избавить ее от этой злой страсти. Он видел перед собой маленькую страдающую девочку и хотел обнять ее, утешить.
– Нет! – крикнула она и тише добавила. – Я должна это выяснить, Алексей. Если мы хотим, чтобы у нас было будущее… Да и Натали… – У нее на глазах вновь выступили слезы. – До свидания.
У самой двери Катрин оглянулась, внезапно поняв, что может больше никогда его не увидеть.
Катрин не помнила, как добралась до гостиницы, как рухнула на кровать. Ей мерещился лабиринт каких-то пыльных коридоров, опасно пересекающихся тоннелей, которые вели в никуда. Средь глухих стен звучал жестокий, безжалостный смех, а в центре этого кошмарного места затаился зверь – нет, не зверь, а гигантский мохнатый паук, плетущий свою паутину.
Очнувшись, Катрин не сразу избавилась от этих сумрачных видений. Постепенно мысли прояснились, и она вспомнила: Алексей – ее брат. Нет, в бледном свете утра это казалось совершенно невозможным. Она занималась любовью с собственным братом? Нет! Какая нелепица!
Но зачем тогда Сильви написала ему письмо и послала кольцо? Нужно позвонить Жакобу. Катрин взглянула на часы. В Нью-Йорке сейчас поздняя ночь. Звонить отцу в это время нельзя. Да и потом, что она ему скажет? «Папа, был ли у Сильви роман с русским, которого звали Иван Макаров?»
Нет, по телефону такое не спросишь. Нужно поговорить с глазу на глаз. А вдруг Жакоб ничего не знает? Нервный, злой смех стал распирать ее изнутри, и Катрин с трудом подавила этот приступ.
По крайней мере Жакоб наверняка знает, когда именно Сильви ездила в Польшу и сколько времени она там провела. Как глупо – она забыла спросить, когда Алексей родился. Ничего, это еще не поздно выяснить. В конце концов, можно отправиться в Польшу, порыться в регистрационных книгах. Но где искать регистрационные книги за сорок пятый год? Да и будет ли в них вся правда?
Вопросы, вопросы, вопросы, от которых никакого проку. Это было похоже на безумный заколдованный круг. У Катрин возникло чувство, словно она тонет. Подступили слезы.
Когда она наконец встала с постели, решение созрело. Нужно возвращаться домой, в Нью-Йорк. Нужно забыть об Алексее, обо всей этой истории. Это было не более, чем зигзаг судьбы. Не следовало ей сюда приезжать. Больше ноги ее здесь не будет.
Ничего не видя от слез, Катрин кое-как уложила в чемодан вещи.
Зазвонил телефон.
Она машинально подняла трубку и услышала голос Алексея:
– Катрин, дорогая, я обзвонил все римские отели. Я сейчас приеду. Дождись меня.
У нее подкосились ноги. Катрин опустилась на кровать.
– Нет, не нужно, – хрипло сказала она и повесила трубку.
Встречаться с ним нельзя. Она не выдержит, вновь упадет в его объятия. Только не это.
Катрин выбежала из гостиницы, взяла напрокат автомобиль. Потом долго гнала машину по шоссе – подальше от этого города. Скорей бы увидеть Натали.
Но улицы с односторонним движением никак не желали выпускать ее из своего плена, и вскоре Катрин поняла, что едет не в ту сторону. Она попробовала исправить ошибку и запуталась еще больше. Какая разница? Все равно никто ее не ждет. Главное, что она уехала.
Ею завладел монотонный ритм движения. Мысли путались, всплывали какие-то разрозненные воспоминания. Катрин пыталась восстановить в памяти все, что ей было известно о жизни Сильви. Алексей сказал, что она могла слышать в детстве какие-то намеки… Катрин стала думать о самом раннем детстве. Польша? Нет, в семье никогда не говорили об этом. Да и не могла маленькая девочка такое запомнить. Катрин напрягала память, воскрешая эпизоды, слова, лица.
Но это может помнить Лео, внезапно подумала она. Ведь он старше на целых восемь лет. Знал же он про Фиалку задолго до того, как об этом узнала Катрин. Сразу же после возвращения в Нью-Йорк надо будет встретиться с братом.
Катрин вела машину как во сне. Точнее, как в кошмаре. В миг просветления она взглянула на дорожный указатель и увидела, что движется по направлению к Пизе. Она ехала в противоположную сторону от Натали. Это неважно, сказала себе Катрин. Все равно в таком состоянии появляться перед Натали нельзя. Встречу придется отложить на завтра.
У первой же закусочной она остановилась, выпила три чашки кофе подряд, покрутила в руках булочку, а потом позвонила дочери. К счастью, ни графини, ни Натали дома не оказалось – горничная сказала, что они отправились к морю. Катрин просила передать, что позвонит завтра.
Внезапно она подумала, что рассталась с Натали только вчера. Один день, и вся ее жизнь перевернулась. Катрин снова затряслась в приступе истерического смеха.
А потом она опять гнала по шоссе машину, не видя ничего вокруг – ни моря, ни плавных холмов. Катрин рылась в прошлом, искала в нем полустертые следы. Вот парижская квартира в квартале Марэ. Жакоб, Сильви, Лео, маленькая Катрин. Иногда там появлялся Жак. Изредка – Фиалка…
Принцесса Мэт! Вот кто ей нужен. Катрин прибавила газу. Матильда знает Сильви с детства. Матильда, ее добрая мать Матильда, поможет.
26
Матильда закрыла потрепанный томик писем мадам де Севинье, сняла очки и откинулась на спинку шезлонга. На пышном газоне яркими пятнами выделялись полевые цветы. А еще дальше, за парком, возвышались массивные, надежные громады гор, увенчанные белыми конусами снега.
Жаль, что я не владею виртуозным пером мадам де Севинье, думала Матильда. Надо было бы написать письмо Фиалке, в котором неспешным слогом запечатлелись бы и материнская забота, и нежнейшие оттенки чувств, и красоты природы. Но эпоха писем осталась в прошлом. Теперь все контакты сводились к телефонному разговору. Поболтать о том, о сем и повесить трубку.
Принцесса вздохнула и тут же иронически улыбнулась. Ее долгая жизнь уходила корнями в далекое прошлое – казалось, оттуда не так уж далеко до века мадам де Севинье, века придворных интриг и сложнейшего этикета. Великий век эпистолярной культуры.
Но, пережив две мировые войны со всеми их утратами и потрясениями, Матильда была неразрывно связана с веком двадцатым, где темп задавали реактивные самолеты, компьютеры и телефоны. Мир стал меньше, насыщенней скоростью и информацией. Знания теперь накапливаются не в мозгу, а на дискете. Память внесена во внешнюю среду.
На прошлой неделе к принцессе приезжала молодая женщина, просила Матильду поделиться воспоминаниями, то есть овеществить память. Женщина была полна энтузиазма, она хотела написать биографию принцессы. Собиралась совать нос в частную переписку, мучить Матильду расспросами, встречаться с ее родственниками и друзьями. Принцесса удивленно выслушала свою гостью и вежливо, но твердо отказалась. Пусть уж воспоминания остаются ее собственным владением до конца дней, тем более что ждать этого конца осталось уже недолго. Нет, Матильда не хотела, чтобы ее память облеклась в чужие слова, чтобы публика оказалась посвящена в тайны ее жизни. Какая кошмарная идея!
Матильда задумчиво улыбнулась. Биографии деятелей современности, должно быть, будут выглядеть презабавно. В них не окажется длинных и подробных писем, лишь официальная корреспонденция да телефонные счета. «Из телефонного счета за июнь 1980 года мы видим, что принцесса Матильда в этом месяце общалась со своей дочерью крайне редко. Возможно, это означает период охлаждения в их отношениях…»
Матильда засмеялась. Теперь она писала длинные, подробные письма только Жакобу Жардину. Рассказывала о своих мыслях, о прочитанных книгах. Он отвечал ей тем же. Переписка возобновилась еще в тот год, когда Катрин стала учиться в швейцарском пансионе, и с тех пор не прекращалась. Благодаря почте Матильда и Жакоб как бы вели вторую жизнь, и иногда принцессе казалось, что именно эта жизнь и является настоящей реальностью. Матильда до сих пор волновалась, вскрывая конверт, адрес на котором был написал знакомым твердым почерком. Совсем как тогда, целую вечность назад.
Принцесса посмотрела вверх, на небо, по которому ползли облака. Пожалуй, пора идти в дом – становится прохладно. Она медленно поднялась. Проклятые суставы – совсем не слушаются, раздраженно подумала принцесса.
В это время в дальней конце парка раздался собачий лай. Гости? Но она никого не ждала.
В дальнем конце аллеи показалась высокая стройная женщина в белых брюках.
– Катрин, какой сюрприз! – Лицо принцессы просияло улыбкой. – Вот радость! Очень мило, что ты заехала ко мне так, запросто.
Они поцеловались.
– Надеюсь, я вам не помешала?
– Вовсе нет. Сейчас как раз будут подавать чай. Ты останешься на ночь? Куда ты едешь?
– Я ехала к вам.
Принцесса с любопытством посмотрела на нее и подумала, что у девочки усталый и расстроенный вид. Бедняжка – она так щедро одарена природой, а жизнь ей выпала нелегкая. Неудачный брак, смерть Карло.
– Здорова ли Натали?
– Да, и думаю, вам будет приятно узнать, что сейчас она находится у бабушки.
– Мне и в самом деле приятно это слышать, – медленно произнесла принцесса. – А теперь скажи, чем ты расстроена?
Катрин не ответила, и Матильда не стала настаивать. Она отвела свою гостью в оранжерею.
– По-моему, нашей поварихе уже известно о твоем приезде, – заметила Матильда, увидев, что в оранжерее накрыт стол для чая на двоих.
– Я не знаю дома, который обслуживался бы лучше, чем этот, – попыталась улыбнуться Катрин.
Матильда затеяла легкий разговор, поздравила Катрин с открытием галереи Томаса Закса – об этом писал в своем письме Жакоб. Письмо пришло только вчера. Принцесса говорила без умолку, отлично понимая, что Катрин ее почти не слушает.
– А как дела у Фиалки? – спросила та, сделав над собой усилие.
– Очевидно, с ее точки зрения, неплохо, – с улыбкой пожала плечами принцесса. – Она завела себе молодого любовника, всячески портит жизнь мужу. Если ты останешься на несколько дней, услышишь от нее обо всем сама. Послезавтра Фиалка должна приехать.
Катрин промолчала. Принцесса не была уверена, что молодая женщина вообще ее слышала. Катрин сидела, оцепенело уставившись на вазу с тюльпанами.
Внезапно она спросила тихим и решительным голосом:
– Мэт, Сильви когда-нибудь произносила при вас имена Алексея Джисмонди или Ивана Макарова?
В глазах Катрин читалось отчаяние.
Принцесса задумчиво помешала ложечкой в чашке. Итак, момент настал, думала она. Надежды не оправдались.
– Надо вспомнить, – медленно произнесла она. – Память у меня уже не та. Особенно на имена.
Катрин нервно комкала салфетку, расправляла ее, снова комкала. Девочка совсем вышла из колеи, подумала Матильда. Обычно она держится так спокойно, так уверенно.
– Попробуй пирожное, Кэт, оно восхитительно, – предложила принцесса.
Катрин лишь мотнула головой.
– Джисмонди, так-так. Это ведь итальянский промышленник, верно? – с невинным видом спросила Матильда.
– Да, – нетерпеливо кивнула Катрин. – Сильви когда-нибудь произносила при вас это имя? Говорила про его сына? Приемного сына? – уточнила она дрогнувшим голосом.
Матильда смотрела куда-то вдаль.
– А почему ты хочешь это знать?
– Мне это необходимо, – отрезала Катрин.
Потом вскочила, да так резко, что стул чуть не перевернулся. Принялась нервно расхаживать по комнате, подошла к вазе с тюльпанами, выдернула один из них, затем, опомнившись, сунула обратно.
– Мне необходимо это знать! – выкрикнула она. – Алексей Джисмонди сказал мне, что Сильви, возможно, его мать.
Матильда громко рассмеялась, чтобы ослабить напряжение.
– Это она ему такое сказала? Сильви обожала фантазировать. Вечно придумает что-нибудь несусветное. – Не в силах выдержать взгляд Катрин, она запнулась. – Послушай, какое это теперь имеет значение? Сильви давно умерла, все осталось в прошлом.
– Для меня это имеет значение, – глухо сказала Катрин.
Матильда хотела опять рассмеяться, но не смогла – слишком уж потерянным было лицо ее гостьи.
– Объясни мне, Катрин. Почему это для тебя так важно?
– Потому что я люблю Алексея, – выдохнула Катрин, и по ее лицу потоком потекли слезы. Она всхлипнула, закрыла лицо руками.
Матильда медленно поднялась, обняла за плечи:
– Ни о чем не беспокойся, девочка. Я пораскину мозгами, что-нибудь придумаю. А сейчас давай отдохнем, мне нужно собраться с мыслями.
Она проводила Катрин в ее комнату, а сама, тяжело ступая, вернулась к себе в спальню. Долго сидела в кресле у окна, смотрела на горы. Сильвии уже давно нет, а вот как теперь все складывается. Сильви продолжает влиять на судьбы ее близких. Невероятное стечение обстоятельств, возникшее по ее воле. А Матильда так надеялась, что эта старая история никогда не всплывет. Она вспомнила свою последнюю встречу с Сильви, постаралась припомнить детали. Сильви была сама не своя, то вскакивала, то садилась, не находила себе места от возбуждения.
– Я видела его! Я видела моего сына.
– Лео?
– Нет, не Лео. Моего второго сына. Моего потерянного сына. Алексея!
– Что за глупости, Сильви! О чем ты говоришь?
– Это не глупости.
Сильви бросила на Матильду торжествующий взгляд.
Теперь, много лет спустя, вспомнив этот взгляд, Матильда содрогнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52