Но ненадолго.
– Полагаю, вам нужен спутник жизни. Думаю, вы и сами не раз об этом задумывались, – заявил он безаппеляционно.
Катрин сразу же взвилась:
– Вы такой же зануда, как Жакоб и Лео. Все вы мечтаете только об одном – выдать меня замуж. По-моему, все на свете уже знают, что семья – не самая идеальная форма существования.
Она старалась говорить как можно беззаботнее.
– Я вовсе не имел в виду брак, – негромко ответил Томас и подлил вина в бокалы. – Может быть, просто, как это теперь говорится, «увлечение»?
Катрин фыркнула.
– Да что со всеми вами такое? Если женщина немного бледна, вы сразу думаете, что причина в отсутствии половой жизни. Я вижу, Томас, вы того же мнения. Трахай бабу почаще, и все болезни как рукой снимет – так вы считаете? Вот уж не думала, что вы такой поклонник фрейдизма.
– Ну-ну, Шаци, – успокаивающе поднял руку Томас. – Не нужно реагировать столь бурно. – Он отпил из бокала. – Помните, в самом начале нашей дружбы я сказал вам, что красивая женщина в Америке не должна предавать свой интеллект? Я имел тогда в виду, что она не должна изображать из себя дурочку, чтобы понравиться потенциальному сексуальному партнеру.
Катрин кивнула.
– Сейчас я дал бы вам другой совет. Умная женщина не должна слишком активно защищаться от своей красоты и сексуальности.
Катрин сделала глоток и поднялась, давая понять, что разговор на сегодня окончен.
– Не уходите, Шаци, – остановил ее Томас. – Я вовсе не нападаю на вас.
– Однако с мужчиной так разговаривать вы не стали бы, – с вызовом ответила она. – Не могу себе представить, чтобы вы сказали кому-нибудь из друзей: «Макс, все твои проблемы будут решены, если ты почаще будешь работать пенисом».
– Почему же, – хмыкнул Томас, – это было бы вполне в моем духе. Вы забываете, что я всегда являлся сторонником сексуальных свобод. Вы, молодое поколение, унаследовали эти идею от нас, от Маркузе и прочих моих соотечественников.
– Знаете, Томас, что-то я устала. Пойду спать.
– Сидите, Катрин. И простите старика за то, что сую нос не в свои дела. Просто мне обидно смотреть, как пропадает ваша красота. Давайте я расскажу вам забавную историю, а вы потом повеселите ею своих подружек. Заодно докажу вам, что я не такой уж мужской шовинист. Как-то на днях я разговаривал в издательстве с одной знакомой. Мы сплетничали о моем коллеге. Ему лет шестьдесят. Двадцать лет назад он женился на молоденькой и очень хорошенькой девушке. Больше всего он любил выводить ее в общество и любоваться тем, как на нее пялятся другие мужчины. «Да, он выставлял ее напоказ, как эксгибиционист свой пенис», – заявила моя знакомая. А потом говорит: «Но теперь его жена постарела, и возникли проблемы. Кто станет любоваться на постаревший и сморщенный член?»
Томас весело расхохотался.
– По-моему, это довольно остроумно.
Катрин кисло улыбнулась.
– Как я уже сказала, вы – тайный приверженец фрейдизма. Жакоб был бы очень вами доволен. С вашей точки зрения, и мужчины, и женщины всецело находятся во власти мифа о магическом фаллосе. – Она потянулась. – Во всяком случае, одна из женщин мечтает только об одном – лечь спать.
Катрин встала, поцеловала его, пожелала спокойной ночи.
Но Томас все не отпускал ее.
– Завтра, Катрин, я сделаю вам одно предложение, и хочу, чтобы вы очень серьезно его обдумали, – с непривычной серьезностью сказал он.
– Неужели? – заинтересовалась она.
В этот самый момент в комнату вошла Сусанна Холмс. Ее щеки горели лихорадочным огнем.
– Что еще за предложение? – спросила она, кинув на Катрин враждебный взгляд.
Та остолбенела от подобной наглости. Неужели эта стерва подслушивает под дверью?
Но Томас лишь безмятежно улыбнулся.
– Я не ожидал, Сусанна, что вы вернетесь так рано.
– Как видите, вернулась, – зло отозвалась экономка.
– Вижу-вижу.
– Спокойной вам ночи, Томас, – сказала Катрин, даже не глядя на Сусанну.
Но у дверей обернулся и добавила:
– Если вы полагаете, мисс Холмс, что мистер Закс собирается предложить мне ваше место экономки, – она подчеркнула это слово, – то вы заблуждаетесь.
Она кивнула и вышла. Эту самую мисс Холмс она с удовольствием задушила бы собственными руками.
Как выяснилось на следующий день, Томас вовсе не собирался предлагать ей руку и сердце (а Катрин думала, что речь пойдет именно об этом). Он порекомендовал ей уйти из музея и открыть собственную галерею. Было видно, что предложение свое Томас подготовил давно и все обдумал заранее.
– Хватит вам возиться со старыми бюрократами от искусства, – сказал он. – Они вытягивают из вас все соки. Пора заняться настоящим делом, которое будет приносить подлинное удовлетворение. Откройте «Галерею Катрин Жардин». Я помогу подготовить финансовые расчеты. Уверен, что вы быстро поставите дело на ноги, а я буду вашим партнером, причем вмешиваться в ваши действия не собираюсь. Ну, что скажете, Шаци?
Сначала Катрин испугалась. Не за себя – за Томаса. Она не хотела, чтобы он рисковал своими средствами. Но чем больше они обсуждали эту проблему, тем привлекательнее казалась ей идея Томаса. Собственная галерея! Рискованное предприятие, затеянное совместно с Томасом. Было видно, что Закс увлечен своим проектом всерьез. Он заканчивал свою издательскую деятельность и явно нуждался в каком-то новом деле.
– Почему вы делаете мне столько подарков? – спросила она, когда они пили душистый чай. – Я ведь ничем этого не заслужила.
Закс похлопал ее по плечу:
– Вы для меня – как дочь. Причем дочь весьма интересная. А теперь вы еще и наградили меня чудесной внучкой. – Он взглянул на Натали, рисовавшую что-то на большом листе бумаги. – Этого более чем достаточно.
– Так-так. Снова изображаем счастливое семейство?
В комнату вошла Сусанна Холмс, с неудовольствием огляделась и раздраженно подняла с пола краски и карандаши, разложенные там девочкой.
– Не будем устраивать свалку, деточка, ладно?
Слащавый голос не вязался с резкими жестами.
– Забирайте, я все равно закончила, – объявила Натали и забралась на колени к Томасу.
Сусанна скривилась, а Закс довольно улыбнулся.
Вернувшись домой, Катрин на следующий же день упаковала две недавно купленные картины модного художника и отправила их Томасу.
К подарку она приложила открытку, в которой написала: «С любовью и благодарностью».
Идея открыть собственную галерею увлекла ее. Теперь Катрин думала об этом все время. За годы, прошедшие после возвращения в Нью-Йорк, она постепенно собрала небольшую коллекцию картин – покупала у молодых художников те работы, которые ей нравились. Если стать владелицей художественной галереи, можно будет не потакать вкусам других, а подбирать картины самой.
Во время следующей командировки в Европу Катрин окончательно обдумала детали. Проект казался ей вполне реальным. Если проявлять разумную осторожность, то можно обойтись и без особого риска – ведь она знает нужных людей, знает художников, знает конъюнктуру.
Однако, если мысли о галерее поднимали ей настроение, то критические замечания Томаса по поводу ее личной жизни тревожили и бередили душу. Слова Закса попали в цель, хотя Катрин и не желала себе в этом признаваться. Сначала Жакоб, потом Бетти, а теперь еще и Томас. Временами Катрин чувствовала, как подступает отчаяние. Она пыталась заполнить вакуум лихорадочной деятельностью: находясь в Париже, не давала себе ни минуты свободного времени – деловые встречи, посещение музеев и галерей, непременная поездка в Нейи к тете.
А потом произошло нечто непредвиденное. Катрин ужинала с коллегами из Музея современного искусства. Возможно, она слишком много выпила, но неожиданно для себя вдруг стала переглядываться с мужчиной, сидевшим напротив. Когда он предложил проводить ее до отеля, Катрин согласилась. Она позволила ему войти в свой номер, а затем и в свое тело. В нее словно бес вселился – Катрин не узнавала себя. Не узнавала и не хотела знать эту страстную, неистовую женщину.
Но тот эпизод ведь никогда не повторится – и Катрин решила забыть о нем. Подумаешь – краткая встреча с незнакомым мужчиной. Никаких чувств, никаких последствий. Никто никогда не узнает.
После Парижа она отправилась в Лондон, где должна была наведаться в галерею Тейт, Уайтчепел и в Институт современного искусства. Не забыла навестить и Порцию, которая снимала с одной своей подругой дом в Айлингтоне.
– По-прежнему обходишься без мужчины? – спросила Катрин.
– Не нашла такого, который был бы меня достоин, – улыбнулась Порция. – Может быть, скоро это произойдет. Есть один на примете. Утверждает, что обожает готовить и стирать. А как у тебя?
Катрин покачала головой:
– По-прежнему только дочь и работа.
– Понятно, ждешь, пока повзрослеет твой отец, – усмехнулась Порция. – Все по Фрейду.
Катрин страдальчески застонала.
– Очевидно, такая жизнь тебе идет на пользу – ты все хорошеешь, – объявила Порция, внимательно оглядев подругу. – Вид у тебя просто потрясающий. Может быть, ты живешь правильно? Сначала сбегать замуж, родить ребенка, а потом жить в свое удовольствие. Мне же, похоже, уготована участь пожилой мамаши.
– Все не так, как выглядит на самом деле, – неопределенно ответила Катрин.
А потом, оживившись, стала рассказывать подруге об идее с галереей.
Вернувшись в Нью-Йорк, она начала присматривать помещение. Бродила по Гринвич-виллидж, по Сохо, по Мэдисон-авеню, по Ист-Сайду. Приглядывалась, прикидывала, где лучше – тут, там или, может быть, в другом месте. Встречалась с владельцами художественных галерей, спрашивала о расходах, прибылях. Обсудила идею с Жакобом. Он отнесся к этой затее с энтузиазмом.
– Раз уж не могу выдать тебя замуж, – шутливо произнес он, – буду рад по крайней мере видеть тебя при деле.
Во время следующей поездки в Европу Катрин встретилась с некоторыми дилерами. А в Кельне парижский эпизод повторился: незнакомый мужчина, краткая, ни к чему не обязывающая связь – никаких вопросов, никаких воспоминаний. Со временем это вошло у нее в привычку, но Катрин твердо соблюдала железное правило: никогда не позволять себе таких эскапад в Нью-Йорке. Натали не должна ни о чем знать, нужно все держать в тайне, под контролем.
В Женеву к ней прилетели Натали и Дорин. Всей семьей они отправились в гости к принцессе Матильде, которая, как всегда, была рада их видеть. Натали играла с собаками, носилась по парку.
– Приезжай к нам в Нью-Йорк и живи с нами, – заявила она принцессе. – Я буду рада.
– Может быть, как-нибудь и приеду, – ответила Матильда. – Увы, годы берут свое.
Она со смехом добавила, обращаясь к Катрин:
– В последнее время я предпочитаю просто сидеть и смотреть в окно.
– Глупости какие, – отмахнулась Катрин. – Вы выглядите просто превосходно.
Матильда осторожно сказала:
– Но есть одна поездка, которую я охотно совершила бы – с твоего согласия. Я бы хотела отвезти Натали к бабушке. Старая графиня нездорова, очень скучает по своей внучке, а ты туда ехать не желаешь. Будет жаль, если Натали так и не встретится с бабушкой.
Катрин отвернулась. Эти слова смутили и встревожили ее. Она и не подозревала, что принцесса думает о подобных вещах.
– Катрин, не отворачивайся. Натали имеет право познакомиться с родной бабушкой. Я не знаю, почему ты туда не ездишь, но это твое дело. Однако у Натали своя жизнь. Может получиться так, что, повзрослев, она предъявит тебе счет. Мне бы не хотелось, чтобы это произошло.
– Я подумаю, – тихо ответила Катрин.
– Подумай, – тверже, чем обычно, сказала Матильда. – А я сообщу графине, что ждать осталось недолго.
Катрин думала об этом на протяжении всего долгого перелета через Атлантику. На душе было неспокойно. Она боялась, что девочку украдут, что ее соблазнят римскими красотами. Катрин сидела, вцепившись в ручку Натали, словно от этого зависела вся ее жизнь.
Десятого мая 1977 года галерея Катрин Жардин готовилась распахнуть двери перед публикой.
После долгих раздумий и бесконечных консультаций с Томасом Заксом Катрин выбрала помещение в респектабельном районе Мэдисон-авеню, откуда было рукой подать до почтенного музея Метрополитен и галерей с мировой репутацией. Во-первых, это было близко от дома, а стало быть, Натали оставалась как бы под материнским присмотром; а во-вторых, Катрин решила, что галерея, специализирующаяся на современном искусстве, будет являть собой выигрышный контраст с более консервативными соседями. Если бы она открыла галерею в богемном районе Сохо, эффект был бы совсем не тот.
Главное же – она с первого взгляда влюбилась в здание: классические пропорции, два просторных зала, закругленные арки, ведущие в уютные альковы, жизнерадостный сине-белый фронтон, где можно было бы вывешивать плакаты и транспаранты, извещающие о новой экспозиции.
В вечер открытия Катрин превратилась в комок нервов, хотя внешне это было совершенно незаметно. Она, как обычно, казалась спокойной и хладнокровной. В элегантном льняном платье, единственным украшением которого была крупная модерновая пряжка, Катрин Жардин выглядела истинным олицетворением изящества – это отметили все газеты и журналы.
По совету Томаса Закса Катрин взяла на работу специалиста по паблисити, который позаботился о том, чтобы накануне презентации статьи о Катрин появились в самых различных органах печати. Правда, новая знаменитость с трудом узнавала себя в этих газетных репортажах.
Журналисты мужского пола воспевали ее «завораживающую красоту». Один писал, что при взгляде на Катрин начинает рыться в памяти, пытаясь сообразить, какой классический портрет напоминает это лицо. Журналистки предпочитали воспевать не ее красоту, а трудовые и профессиональные достижения матери-одиночки, всячески расхваливали ее «концепцию», которую называли уникальной: художественная галерея, соединяющая традицию и новаторство.
Не обошлось и без шпилек. Когда журналисты стали копаться в профессиональном прошлом Катрин, им попались не только доброжелатели, но и завистники. Эти люди говорили, что Катрин Жардин – существо холодное, честолюбивое, этакая Медуза Горгона, способная одним взглядом превратить противника в камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52