https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Jika/
! — крикнул, заметив под водительским местом кусок морских водорослей; потом понял — парик.
В последний миг своего земного существования несчастный дядя Грымз узнал меня и прохрипел:
— Д-д-джафар… — и поник головой.
Последнее, что я успел приметить: розы, лежащие на его коленях; они были упакованы в фольгу. И казалось, что цветы пропитаны кровью. И благоухают ею.
В подобных экстремальных ситуациях время будто исчезает: мне показалось, прошла вечность, прежде чем я вернулся в реальность. Но прыгнув в джип, обнаружил впереди мелькающий лакированный, как туфель, зад БМВ.
— Гони, Сурок! — заорал я. — Сделаем, сук!
— А если они нас?
— Не бойся, пастушок, — тянулся к спортивной сумке, валяющейся на заднем сидении. — Укрепим веру врага свинцовым приветом, — тащил старенький и надежный АКМ. — Не подведи, родной Калашик, — отщелкнул предохранитель.
Признаться, действовал в эмоциональном угаре; так и не научился сдерживать свои чувства. На то была причина: появился реальный шанс приблизиться к неуловимым призракам.
Наш вездеходный джип чувствовал себя на обледенелой дороге куда увереннее, чем престижная колымажка, не привыкшая к подобным варварским испытаниям ходовой части.
Мы медленно приближались к БМВ — встречные авто мелькали, как все те же болиды в мозаичном космическом пространстве. Рвущийся холодный ветер в лицо доказывал, что находимся в межгалактической дыре, где случайно проросла коралловая жизнь, блекло отражающаяся на бампере БМВ. Сколько потенциальных трупов находилось в лимузине не знал — стекла его были тонированы. Нет, я не ставил перед собой такой жесткой задачи: как правило, труп молчалив и с ним не поговоришь про жизнь. Я решил лишь сбить самоуверенный драндулет с трассы. Короткими автоматическими очередями. Как меня учили.
Увы, часто наши желания и мечты расходятся с действительностью. Моя попытка пробить шипованные колеса оказалась неудачной. Пули прошили бензобак и яркая даже в солнечном морозном деньке огненно-хвостатая комета улетела с магистральной траектории. Ухнул взрыв — и над чистым снегом, точно прорвался огромный мешок с сажей.
— Мама-мия! — завопил Сурок. — Что же это такое?!
— Нехорошо получилось, опять трупы, — признался. — Дорога проклятая, как каток.
— Я про другое, — переживал мой юный друг. — Полмиллиона баксов в дым!..
— Дело житейское, наживное, — вздохнул я. — А вот ниточку потеряли.
— Наживное? — не слушали меня. — За всю жизнь не нажить, мать моя!..
— Прекрати скулеж, — не выдержал. — В следующий раз сам работай.
— А будет следующий-то?
— Все возможно, — хекнул я. — Как в том анекдоте, — и рассказал историю про русского Ванюху, который затребовал у золотой рыбки ящик водки и америкашку с французиком возвернуть обратно на необитаемый остров.
Мы возвращались в Ветрово — у такси с открытыми дверцами находилась машина ПМГ, её сапфировый по цвету маячок на крыше кружил, искрясь, как новогодний шарик на елке.
Старт Нового года даже для меня был слишком резв, словно я находился на аэродинамических санях, мчащимся по антарктическим просторам в ралли «Саха — Аляска». Боюсь предположить, что последует дальше, если гонка будет продолжаться в таком невероятном темпе. И главное, нельзя остановиться. Либо я перерву ленту на финише, либо…
О дурном думать не хотелось, слишком праздничным был новый денек. Холодный воздух был настолько прозрачен от январского солнца и снега, что все происходящее несколькими минутами назад казалось нелепой химерой.
Противоестественные события происходят в моем ныне капитализированном отечестве. Такое впечатление, что наши души уже скопом отданы всемогущему дьяволу, который прячется под маской доброго дедушки Мороза-красного (от чрезмерного возлияния) носа, побрякивающего торбой с презренным металлом. Не многие устоят от соблазна владеть несколькими монетками, якобы дающим независимость и свободу. Чтобы это понять, надо пройти через смрад войны и увидеть смерть друзей?
Мой юный друг Сурок, вижу, переживает за сожженную бумагу. Не за тех, кто сгорел в огненном болиде БМВ. Конечно, они враги наши, но вроде как и люди. Я-то имею право на равнодушие, а вот откуда это у него, молодого? Вопрос скорее риторический: мы все обречены дышать ядовитым смогом от политической идиотии.
— Эх, — вздохнул Сурков. — Если б свезло, засветил бы свадебку на все Ветрово.
— Свадьбу? — удивился. — А невеста кто? Анджела?
— Не, — обиделся. — Очень хорошая девушка.
— Сколько лет, жених?
— Скоро восемнадцать.
— И куда спешишь?
— Теперь никуда, — вздохнул. — Полмиллиона баксов в пепел…
Я в сердцах плюнул и пригрозил пристрелить халявщика, если не прекратит стенания. Не успел возникнуть в мире, а уже мечтает о чудесах в решете и зеленой листве в ней.
— А без капусты не туда и не сюда, — признался Сурок. — Никакой любви.
— Ты что, козел? — спросил я. — И какая это тогда любовь?
— Любовь, — перевел дух и пошутил. — А за козла ответишь.
Мы расстались у ресторана «Эсspress», где перспективный женишок был приглашен якобы на семейный (со стороны невесты) рождественский обед. Он попытался было затащить и меня; я тактично отказался, представив себя в коллективе, дружно хлебающем горячие щи под разжиженную водой теплую водочку.
Покинув автомобиль, суженый поспешил в ресторан. Перепрыгивал козликом через сугробы; был ломок и нескладен. У кадушек с туями, покрытыми все тем же серебряным дождиком, оглянулся и отмахнул рукой. Я в ответ нажал на клаксон и отправился домой спать. Мечтал спать, как горняк из прошлой счастливой жизни, когда была возможность перевыполнять производственный план по добыче горючего сланца на 127,5 %.
Утомленный последними событиями, спал долго. Сначала бродил во мгле сновидений, затем угодил в туманное варево, постоянно проваливаясь в рытвины и ямы, наконец почувствовал под ногами твердь. Она была скользкая, как лед; это и был лед знакомого мне лесного озера. Он был чист и синел под ногами, как стеклянное небо. Я скользил по нему, находясь в состоянии легкой беспечности, так со мной было раньше в детстве. Дымка постепенно рассеивалась и я скоро увидел полынью. В ней находилось нечто малопонятное.
Сбив движение, с осторожностью приближался. После нескольких неуверенных шагов остановился: в оледенелом жабо полыньи вмерзла голова человека. Она принадлежала Сурку. Он улыбался мертвой улыбкой. Глаза его были приоткрыты и, казалось, вместо зрачков впаян горный хрусталь.
Я сделал шаг к отступлению, чувствуя, как под ногами потрескивает. Попытался бежать, беспомощно скользя по нему. А треск все усиливался, превращаясь в нестерпимый и угрожающий звук… и я проснулся.
За вечерними окнами расцветали скоротечными китайскими зонтиками рождественские фейерверки, запущенные ветровскими малолетками. Треск, крик, свист и смех сопровождали полет дешевых петард и ракет.
Я прошел на кухню — разломил на дольки огромный мандарин, выращенный на африканском огороде, и принялся его жевать.
Солнечный и насыщенный запах вернул меня в реальный мир. Физически чувствовал себя прекрасно, да какой-то мутный осадок остался со сна. Что снилось? Невероятная чертовщина: мертвая голова, впаянная в полынью ледяного озера. И голова эта принадлежала… Кому? Не помню.
Вернулся в комнату, включил телевизор: прыгали маленькие и смешные человечки из мультфильма. Такие же скакали на экране в квартире госпожи Литвяк. В этой жизни выдуманные рисованные человечки живут куда дольше, чем люди из крови и плоти. Предполагаю, что у мадам случился неудачный любовный роман с неким Джафаром, любителем горячих русских пизд… нок и холодного оружия. Что там говорить, горло боготворимой перерезали квалифицированно. С любовью и нежностью.
Ощущаю, что опасные призраки рядом, их дуновение похоже на болотные газы, врывающиеся из топких глубин. Но фантом, как и сон, нельзя задержать руками.
Я, смотря на метущихся мультфильмчеловечков, испытывал непонятную для себя тревогу. Что-то угнетало. Что? Закономерная смерть господина Грымзова? Нет. Гибель мадам Литвяк? Нет. Безуспешные поиски компакт-диска для общества вольных стрелков «Красная стрела»? Нет. Тогда что? Последний сон, вот в чем дело.
А для того, чтобы прекратить душевное истязание, довольно набрать номер телефона моего юного приятеля. У него, думаю, хватит силенок поднять трубку после праздничного обеда, перешедшего в ужин?
Мои попытки наладить телефонную связь через космос оказались напрасны Любезный голосок девушки-оператора сообщил, что абонент либо не отвечает, либо находится на недосягаемом расстоянии, чтобы вести с ним конфидециальные разговора.
Либо дрыхнет под прелой подмышкой невесты, ругнулся про себя, собираясь на поиски драпарника вечнозеленой бумаги и преждевременной любви.
Нет, не понимал своего невротического состояния. Сон тому виной? Или слишком хорошо передохнул и мой организм требовал новых впечатлений? Как обкуренный мечтает засмолить гашичек-косячок, так и я мечтаю вляпаться в смертельную и опасную историю, чтобы потешить себя и публику.
Словом, состояние как из модной песенке: «И на белых листах отпечатались мы, как рассказы огня от холодной луны».
… Облитая поливой мертвого света, луна фонарем покачивалась в рождественском небе.
Любопытно, как выглядит наша планета оттуда ? Наверно, похожа на стеклографический шарик, скромно болтающейся на веревочке своей орбиты. Уверен, никто, кроме нас самих, не знает о том, что мы есть и живем со своими вечными проблемами. И среди более шести миллиардов тварей божьих я, Алеша Иванов, превращающийся с каждым шагом своим в Чеченца, неуловимого, как эфемерный свет спутницы нашей ночной жизни. И все довольно странно, если задавать детские вопросы: зачем живем? Какую такую великую миссию и чью волю выполняем? И какое такое поле вечности грешными душами удобряем?
Полет моих мыслей прервался — отвлекли яркие огни «Эсspress», продолжающего мчаться на всех парах в вечерней мгле.
Зачем задавать вопросы, на которых нет ответа, проще надо быть, мой друг любезный Алеха, проще, и народец потянется к тебе с рюмашкой родной зверобойной, и на каждый твой вопрос даст верный ответ.
В ресторане под расхлябанную музыку ансамбля местных лабухов штормил праздник — коммерсанты во фраках и бандиты в спортивных костюмах вместе со своими пыхтящими леди отплясывали нечто немыслимое: горючая смесь меж хохлацким гопаком и южноамериканской «макареной». Запах конского пота, водки, щей, пельмешек и турецких духов из Парижа сшибал на месте. За дальним столиком располагался господин Соловьев, его окружали близкие друзья и единомышленники. Удивительно, но в их руках я не обнаружил станковых пулеметов. О чем и сказал Соловью, он засмеялся: Леха-Леха, кого бояться, когда тебя все страшатся; да, и не ищу приключений на собственный зад.
— А я ищу?
— А ты ищешь, — ответил Соловьев. — Кто утром запустил БМВ?
— Сурку кое-что оборву, — крякнул я от досады.
— Парень сам не свой. Лишился заработка, плачется в жилетку.
— Где его найти?
— Черт знает, — пожал плечами господин Соловьев. — Где-то кружился снежинкой.
— Поищу снежинку, — поднимался.
— Чеченец, — попридержал меня, — прекращай самодеятельность. Народ ропщет: трупы на каждом углу как бананы продают. А обществу, извини, нужен покой.
— Покой на кладбище, — ответил я, — и покой нам только снится.
Хорошо, что хватило ума умолчать о своих сновидениях. Соловушка-умная головушка, узнав причину моего появления на этом шабаше, совсем бы решил: приятель крепко спятил.
В зеркальном фойе обнаружил активный отряд во главе с неутомимой Анджелой, занимающийся тем, что раскручивал негоциантов из солнечного Таджикистана. «Баши» были круглолицы, как масляные блины, с узенькими щелочками глаз, на стриженных затылках клеились тюбетейки.
— Ты, басмач еб… чий, все понимаешь, — орала Анджела одному из них. — Сто американских манатов за один отсос и никаких гвоздей! И то потому, что я интернационалистка!..
— Многа, красавиц-ц-ца, — сопротивлялся торгаш урюком.
— Тогда давай сам, чурка, — хохотала Анджела. — А мы поглядим!..
Я отвлек её от напряженных переговоров, задав вопрос: не знает ли она невесту Сурка? Анджела не знала, да на помощь поторопились её подружки, и через пять минут общего ора я знал имя и адрес любимой Суркова: Тамарка давалка на Карла Марксе урюков обслуживает по бросовым ценам. Я понял благородных девиц и поспешил покинуть их общество; последнее, что услышал, был вопль:
— Сто манатов из USA, я сказала! Или сейчас Соловушку свисту!..
Каждый решает свои проблемы по силе своих возможностей. Моя проблема проста — найти человека в городке, мне знакомом с детства. Запрыгнув в джип, покатил в слободку. Освещенный прожекторами ж/д вокзальчик походил на дворец (в миниатюре) эпохи Людовика ХYI, если я верно представляю то прошлое время. На площади мерзла елочка, опоясанная гирльяндными цепочками. Ветер мел вокруг неё искрящийся снег. На железнодорожном переезде звенел сигнал. Сквозь завьюженное пространство рвался грузовой состав — на его платформах темнела боевая техника, накрытая декоративным брезентом. Под прожектором мелькнул легированный штык-нож часового. И я вспомнил, что уже видел подобное, когда многие из моих друзей были живы. Теперь они мертвы, но кровавая бессмыслица продолжается. Она будет продолжаться всегда. До последнего суверенного человека.
… Улица имени Карла Маркса находилась на окраине слободки. Окна домиков желто-желчно мутнели — при таком освещении трудно сохранить присутствие духа и желание жить достойно. Без служебного энтузиазма побрехивали собаки. Снег от мороза ляскал под моими армейскими бутсами, точно был из жести.
Пробившись по плохо угадываемой дорожке к деревянному дому, ударил в дверь. В мирном клоповнике затеялась суета. Что такое? Я не вовремя? А вдруг меня поджидает пошлая засада диких янычар? Не вооружиться ли мне ракетной установкой залпового огня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
В последний миг своего земного существования несчастный дядя Грымз узнал меня и прохрипел:
— Д-д-джафар… — и поник головой.
Последнее, что я успел приметить: розы, лежащие на его коленях; они были упакованы в фольгу. И казалось, что цветы пропитаны кровью. И благоухают ею.
В подобных экстремальных ситуациях время будто исчезает: мне показалось, прошла вечность, прежде чем я вернулся в реальность. Но прыгнув в джип, обнаружил впереди мелькающий лакированный, как туфель, зад БМВ.
— Гони, Сурок! — заорал я. — Сделаем, сук!
— А если они нас?
— Не бойся, пастушок, — тянулся к спортивной сумке, валяющейся на заднем сидении. — Укрепим веру врага свинцовым приветом, — тащил старенький и надежный АКМ. — Не подведи, родной Калашик, — отщелкнул предохранитель.
Признаться, действовал в эмоциональном угаре; так и не научился сдерживать свои чувства. На то была причина: появился реальный шанс приблизиться к неуловимым призракам.
Наш вездеходный джип чувствовал себя на обледенелой дороге куда увереннее, чем престижная колымажка, не привыкшая к подобным варварским испытаниям ходовой части.
Мы медленно приближались к БМВ — встречные авто мелькали, как все те же болиды в мозаичном космическом пространстве. Рвущийся холодный ветер в лицо доказывал, что находимся в межгалактической дыре, где случайно проросла коралловая жизнь, блекло отражающаяся на бампере БМВ. Сколько потенциальных трупов находилось в лимузине не знал — стекла его были тонированы. Нет, я не ставил перед собой такой жесткой задачи: как правило, труп молчалив и с ним не поговоришь про жизнь. Я решил лишь сбить самоуверенный драндулет с трассы. Короткими автоматическими очередями. Как меня учили.
Увы, часто наши желания и мечты расходятся с действительностью. Моя попытка пробить шипованные колеса оказалась неудачной. Пули прошили бензобак и яркая даже в солнечном морозном деньке огненно-хвостатая комета улетела с магистральной траектории. Ухнул взрыв — и над чистым снегом, точно прорвался огромный мешок с сажей.
— Мама-мия! — завопил Сурок. — Что же это такое?!
— Нехорошо получилось, опять трупы, — признался. — Дорога проклятая, как каток.
— Я про другое, — переживал мой юный друг. — Полмиллиона баксов в дым!..
— Дело житейское, наживное, — вздохнул я. — А вот ниточку потеряли.
— Наживное? — не слушали меня. — За всю жизнь не нажить, мать моя!..
— Прекрати скулеж, — не выдержал. — В следующий раз сам работай.
— А будет следующий-то?
— Все возможно, — хекнул я. — Как в том анекдоте, — и рассказал историю про русского Ванюху, который затребовал у золотой рыбки ящик водки и америкашку с французиком возвернуть обратно на необитаемый остров.
Мы возвращались в Ветрово — у такси с открытыми дверцами находилась машина ПМГ, её сапфировый по цвету маячок на крыше кружил, искрясь, как новогодний шарик на елке.
Старт Нового года даже для меня был слишком резв, словно я находился на аэродинамических санях, мчащимся по антарктическим просторам в ралли «Саха — Аляска». Боюсь предположить, что последует дальше, если гонка будет продолжаться в таком невероятном темпе. И главное, нельзя остановиться. Либо я перерву ленту на финише, либо…
О дурном думать не хотелось, слишком праздничным был новый денек. Холодный воздух был настолько прозрачен от январского солнца и снега, что все происходящее несколькими минутами назад казалось нелепой химерой.
Противоестественные события происходят в моем ныне капитализированном отечестве. Такое впечатление, что наши души уже скопом отданы всемогущему дьяволу, который прячется под маской доброго дедушки Мороза-красного (от чрезмерного возлияния) носа, побрякивающего торбой с презренным металлом. Не многие устоят от соблазна владеть несколькими монетками, якобы дающим независимость и свободу. Чтобы это понять, надо пройти через смрад войны и увидеть смерть друзей?
Мой юный друг Сурок, вижу, переживает за сожженную бумагу. Не за тех, кто сгорел в огненном болиде БМВ. Конечно, они враги наши, но вроде как и люди. Я-то имею право на равнодушие, а вот откуда это у него, молодого? Вопрос скорее риторический: мы все обречены дышать ядовитым смогом от политической идиотии.
— Эх, — вздохнул Сурков. — Если б свезло, засветил бы свадебку на все Ветрово.
— Свадьбу? — удивился. — А невеста кто? Анджела?
— Не, — обиделся. — Очень хорошая девушка.
— Сколько лет, жених?
— Скоро восемнадцать.
— И куда спешишь?
— Теперь никуда, — вздохнул. — Полмиллиона баксов в пепел…
Я в сердцах плюнул и пригрозил пристрелить халявщика, если не прекратит стенания. Не успел возникнуть в мире, а уже мечтает о чудесах в решете и зеленой листве в ней.
— А без капусты не туда и не сюда, — признался Сурок. — Никакой любви.
— Ты что, козел? — спросил я. — И какая это тогда любовь?
— Любовь, — перевел дух и пошутил. — А за козла ответишь.
Мы расстались у ресторана «Эсspress», где перспективный женишок был приглашен якобы на семейный (со стороны невесты) рождественский обед. Он попытался было затащить и меня; я тактично отказался, представив себя в коллективе, дружно хлебающем горячие щи под разжиженную водой теплую водочку.
Покинув автомобиль, суженый поспешил в ресторан. Перепрыгивал козликом через сугробы; был ломок и нескладен. У кадушек с туями, покрытыми все тем же серебряным дождиком, оглянулся и отмахнул рукой. Я в ответ нажал на клаксон и отправился домой спать. Мечтал спать, как горняк из прошлой счастливой жизни, когда была возможность перевыполнять производственный план по добыче горючего сланца на 127,5 %.
Утомленный последними событиями, спал долго. Сначала бродил во мгле сновидений, затем угодил в туманное варево, постоянно проваливаясь в рытвины и ямы, наконец почувствовал под ногами твердь. Она была скользкая, как лед; это и был лед знакомого мне лесного озера. Он был чист и синел под ногами, как стеклянное небо. Я скользил по нему, находясь в состоянии легкой беспечности, так со мной было раньше в детстве. Дымка постепенно рассеивалась и я скоро увидел полынью. В ней находилось нечто малопонятное.
Сбив движение, с осторожностью приближался. После нескольких неуверенных шагов остановился: в оледенелом жабо полыньи вмерзла голова человека. Она принадлежала Сурку. Он улыбался мертвой улыбкой. Глаза его были приоткрыты и, казалось, вместо зрачков впаян горный хрусталь.
Я сделал шаг к отступлению, чувствуя, как под ногами потрескивает. Попытался бежать, беспомощно скользя по нему. А треск все усиливался, превращаясь в нестерпимый и угрожающий звук… и я проснулся.
За вечерними окнами расцветали скоротечными китайскими зонтиками рождественские фейерверки, запущенные ветровскими малолетками. Треск, крик, свист и смех сопровождали полет дешевых петард и ракет.
Я прошел на кухню — разломил на дольки огромный мандарин, выращенный на африканском огороде, и принялся его жевать.
Солнечный и насыщенный запах вернул меня в реальный мир. Физически чувствовал себя прекрасно, да какой-то мутный осадок остался со сна. Что снилось? Невероятная чертовщина: мертвая голова, впаянная в полынью ледяного озера. И голова эта принадлежала… Кому? Не помню.
Вернулся в комнату, включил телевизор: прыгали маленькие и смешные человечки из мультфильма. Такие же скакали на экране в квартире госпожи Литвяк. В этой жизни выдуманные рисованные человечки живут куда дольше, чем люди из крови и плоти. Предполагаю, что у мадам случился неудачный любовный роман с неким Джафаром, любителем горячих русских пизд… нок и холодного оружия. Что там говорить, горло боготворимой перерезали квалифицированно. С любовью и нежностью.
Ощущаю, что опасные призраки рядом, их дуновение похоже на болотные газы, врывающиеся из топких глубин. Но фантом, как и сон, нельзя задержать руками.
Я, смотря на метущихся мультфильмчеловечков, испытывал непонятную для себя тревогу. Что-то угнетало. Что? Закономерная смерть господина Грымзова? Нет. Гибель мадам Литвяк? Нет. Безуспешные поиски компакт-диска для общества вольных стрелков «Красная стрела»? Нет. Тогда что? Последний сон, вот в чем дело.
А для того, чтобы прекратить душевное истязание, довольно набрать номер телефона моего юного приятеля. У него, думаю, хватит силенок поднять трубку после праздничного обеда, перешедшего в ужин?
Мои попытки наладить телефонную связь через космос оказались напрасны Любезный голосок девушки-оператора сообщил, что абонент либо не отвечает, либо находится на недосягаемом расстоянии, чтобы вести с ним конфидециальные разговора.
Либо дрыхнет под прелой подмышкой невесты, ругнулся про себя, собираясь на поиски драпарника вечнозеленой бумаги и преждевременной любви.
Нет, не понимал своего невротического состояния. Сон тому виной? Или слишком хорошо передохнул и мой организм требовал новых впечатлений? Как обкуренный мечтает засмолить гашичек-косячок, так и я мечтаю вляпаться в смертельную и опасную историю, чтобы потешить себя и публику.
Словом, состояние как из модной песенке: «И на белых листах отпечатались мы, как рассказы огня от холодной луны».
… Облитая поливой мертвого света, луна фонарем покачивалась в рождественском небе.
Любопытно, как выглядит наша планета оттуда ? Наверно, похожа на стеклографический шарик, скромно болтающейся на веревочке своей орбиты. Уверен, никто, кроме нас самих, не знает о том, что мы есть и живем со своими вечными проблемами. И среди более шести миллиардов тварей божьих я, Алеша Иванов, превращающийся с каждым шагом своим в Чеченца, неуловимого, как эфемерный свет спутницы нашей ночной жизни. И все довольно странно, если задавать детские вопросы: зачем живем? Какую такую великую миссию и чью волю выполняем? И какое такое поле вечности грешными душами удобряем?
Полет моих мыслей прервался — отвлекли яркие огни «Эсspress», продолжающего мчаться на всех парах в вечерней мгле.
Зачем задавать вопросы, на которых нет ответа, проще надо быть, мой друг любезный Алеха, проще, и народец потянется к тебе с рюмашкой родной зверобойной, и на каждый твой вопрос даст верный ответ.
В ресторане под расхлябанную музыку ансамбля местных лабухов штормил праздник — коммерсанты во фраках и бандиты в спортивных костюмах вместе со своими пыхтящими леди отплясывали нечто немыслимое: горючая смесь меж хохлацким гопаком и южноамериканской «макареной». Запах конского пота, водки, щей, пельмешек и турецких духов из Парижа сшибал на месте. За дальним столиком располагался господин Соловьев, его окружали близкие друзья и единомышленники. Удивительно, но в их руках я не обнаружил станковых пулеметов. О чем и сказал Соловью, он засмеялся: Леха-Леха, кого бояться, когда тебя все страшатся; да, и не ищу приключений на собственный зад.
— А я ищу?
— А ты ищешь, — ответил Соловьев. — Кто утром запустил БМВ?
— Сурку кое-что оборву, — крякнул я от досады.
— Парень сам не свой. Лишился заработка, плачется в жилетку.
— Где его найти?
— Черт знает, — пожал плечами господин Соловьев. — Где-то кружился снежинкой.
— Поищу снежинку, — поднимался.
— Чеченец, — попридержал меня, — прекращай самодеятельность. Народ ропщет: трупы на каждом углу как бананы продают. А обществу, извини, нужен покой.
— Покой на кладбище, — ответил я, — и покой нам только снится.
Хорошо, что хватило ума умолчать о своих сновидениях. Соловушка-умная головушка, узнав причину моего появления на этом шабаше, совсем бы решил: приятель крепко спятил.
В зеркальном фойе обнаружил активный отряд во главе с неутомимой Анджелой, занимающийся тем, что раскручивал негоциантов из солнечного Таджикистана. «Баши» были круглолицы, как масляные блины, с узенькими щелочками глаз, на стриженных затылках клеились тюбетейки.
— Ты, басмач еб… чий, все понимаешь, — орала Анджела одному из них. — Сто американских манатов за один отсос и никаких гвоздей! И то потому, что я интернационалистка!..
— Многа, красавиц-ц-ца, — сопротивлялся торгаш урюком.
— Тогда давай сам, чурка, — хохотала Анджела. — А мы поглядим!..
Я отвлек её от напряженных переговоров, задав вопрос: не знает ли она невесту Сурка? Анджела не знала, да на помощь поторопились её подружки, и через пять минут общего ора я знал имя и адрес любимой Суркова: Тамарка давалка на Карла Марксе урюков обслуживает по бросовым ценам. Я понял благородных девиц и поспешил покинуть их общество; последнее, что услышал, был вопль:
— Сто манатов из USA, я сказала! Или сейчас Соловушку свисту!..
Каждый решает свои проблемы по силе своих возможностей. Моя проблема проста — найти человека в городке, мне знакомом с детства. Запрыгнув в джип, покатил в слободку. Освещенный прожекторами ж/д вокзальчик походил на дворец (в миниатюре) эпохи Людовика ХYI, если я верно представляю то прошлое время. На площади мерзла елочка, опоясанная гирльяндными цепочками. Ветер мел вокруг неё искрящийся снег. На железнодорожном переезде звенел сигнал. Сквозь завьюженное пространство рвался грузовой состав — на его платформах темнела боевая техника, накрытая декоративным брезентом. Под прожектором мелькнул легированный штык-нож часового. И я вспомнил, что уже видел подобное, когда многие из моих друзей были живы. Теперь они мертвы, но кровавая бессмыслица продолжается. Она будет продолжаться всегда. До последнего суверенного человека.
… Улица имени Карла Маркса находилась на окраине слободки. Окна домиков желто-желчно мутнели — при таком освещении трудно сохранить присутствие духа и желание жить достойно. Без служебного энтузиазма побрехивали собаки. Снег от мороза ляскал под моими армейскими бутсами, точно был из жести.
Пробившись по плохо угадываемой дорожке к деревянному дому, ударил в дверь. В мирном клоповнике затеялась суета. Что такое? Я не вовремя? А вдруг меня поджидает пошлая засада диких янычар? Не вооружиться ли мне ракетной установкой залпового огня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61