Копии использованы лишь в тех случаях, когда оригинал не соответствовал габаритам помещения. Допустим, Микельанджело, Роден...
- Вообще, довольно уютно, - Роланд поднялся, разминая колени, проворчал: - Подагра, - шагнул к стене, обитой вишневым шелковым штофом. Пригляделся.
- Здесь, да, именно здесь.
Тотчас же отвалился и рухнул на паркет хрустальный кинкет, штоф выбелился, словно освещенный сзади мошной лампой, стал похож на экран телевизора с пульсирующим голубоватым фоном. На нем появились крупные буквы, будто выводимые торопливой кистью, обмокнутой в кровь: "НЕНАВИСТЬ МОЯ ОБЯЗАННОСТЬ. МЩЕНИЕ - МОЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ". От букв побежали вниз, оставляя потеки, тяжелые капли.
- Это следует помнить всем, чтобы не увлекаться и не переусердствовать. И зеркало, пожалуй, сюда. Здесь должно стоять мое зеркало.
Тут же явился двухметрового роста овал из мутного стекла, оправленного черным деревом и удобно расположился против дивана, подобно телевизору в обычном жилище.
- Теперь совсем хорошо, - опустившись на диван, Роланд обложился версачевскими подушками. - Что там на кухне?
- Жарится, - отозвался Амарелло, разбивающий у камина ребром ладони толстые сосновые чурки. - У меня только две руки.
- Тогда приступим к делу. Кажется, Батон подготовил доклад о внутреннем положении страны. Я готов выслушать.
В комнате зазвучала увертюра к опере "Риголетто". Под ее горестные всхлипы, переваливаясь подобно оперному горбуну, появился уже известный отдельным москвичам юноша с комплекцией музыкального вундеркинда - его цветущая полнота как бы стекала от узких плечей к пышным бедрам и ляжкам. Юноша поставил канделябры с алыми свечами, которые зажглись сами по себе, и водрузил на сандаловый столик потрепанный чемодан устаревшего фасона. Из чемодана посыпались на ковер разномастные фотографии. В основном пожелтевшие, черно-белые, с изломанными уголками и следами от клея.
- Можно начинать, экселенц? Спасибо. Извольте ознакомиться с фотодокументами. Здесь родственнички и друзья покойного. Я имею в виду последнего хозяина этих владений Евстарха Полиектовича Сучары, прямым наследником которого по всем имеющимся документам вы, экселенц, являетесь, - доложил расторопный "вундеркинд".
- Имя, кличка? - осведомился Роланд, окинув быстрым взглядом хмурую личность, отображенную в фас и в профиль на бланке с тюремными пометками.
- Фамилия. Дали в узилище, где и родился. Доносил, стучал, фискалил Евстарх. Так что фамилию свою оправдал. Но это уже в советском учреждении, служащим коего являлся. А занимали они с супругой угловую комнатку в первом этаже. Сырая комнатенка, гнилая. И, представьте, экселенц, жуткая судьба! Сучара - побочный сын печально известного всем нам Михаила Александровича Берлиоза, председателя правления МАССОЛИТа. К тому же - предок триллериста Глыбанина, оказавший большое влияние на его творчество.
- Берлиоз - тот самый литератор, что потерял голову прекрасным майским вечером на Патриарших прудах почти семьдесят лет назад. А Глыбанин, автор Ссученианы, лишился всего лишь квартиры в нынешем январе. Находится под следствием за перевоз наркотиков,- пояснил Шарль, тоже взявшийся разбирать какие-то бумаги и журналы.
- Что творится с Амарелло? Когда я был в кухне, там уже жарился целый барашек. А стол до сих пор пуст. Если бы мы так воевали! - вздохнул Шарль. - С позволения Батона я проиллюстрирую его доклад анализом прессы. Здесь много интересного. Как раз к столу: "Кочегара бросили в топку", "Утопила дочку в ведре", "Бабушку выбросили на помойку". Или, вот еще нечто совершенно кулинарное: "Нашинковали коллегу", "Малыш сварился в кипятке", "Трупы поджарились в мангале". О происшествиях этих регулярно сообщает россиянам замечательная газета "Московский комсомолец". Очаровательные на мой взгляд истории.
Батон подхватил листы:
- Ну зачем ехидничать? Не все так плохо. Вот, к примеру, статья: "Утонул, спасая кота". Благороднейшая, героическая тема.
- По-моему, на этот раз здесь разгуляться не придется. Граждане справились без нашей помощи, - Шарль, отбросив пенсне, углубился в газеты. - Какая изобретательность, свобода мысли! Групповое изнасилование старушки! - Он достал из нагрудного кармана спадавший фалдами шелковый платок и шумно высморкался.
Словно по команде этого звука в комнате в сопровождении дыма и чада зажаренного на огне мяса появился Амарелло. Он явно не относился к любителям обновок, а потому донашивал известный по участию в шоу "Сад страсти" костюм.
- Запарился я совсем, - "американец" водрузил в центр стола царское блюдо, на котором возвышалась гора поджаренного мяса и с чувством удовлетворения от проделанной работы цыкнул зубом. Тяжелый овальный стол, покрытый темной церковной парчой, сервировался сам по себе, с участием запыленных бутылок старого вина, золотой посуды, наполненной исключительно горькой и вредной снедью: полынными травами, кривыми узкими темно-зелеными перцами, от которых захватывает дух у лихих кавказских джигитов, темным соусом, похожим на деготь или мазь Вишневского. Все вместе, однако, выглядело и пахло так, что, вероятно, у людей в цековской башне началось необъяснимое спонтанное слюноотделение.
- Теперь можно и отобедать, - передернув плечами Роланд сменил халат на скромное черное облачение модели "Мхатма Ганди" и возглавил застолье. Если бы постороннему наблюдателю удалось увидеть метаморфозы, происходящие с внешностью господина, назвавшегося москвичам Деймоносом Мефистовичем, то он наверняка растерялся бы. Смена возрастных состояний проходила по ней волнами, подобно тому, как меняется мимика актера, читающего сцены из "Мертвых душ". И отражали эти внешние метаморфозы перемены настроения. Шарль и Батон буквально под руки приволокли в особняк немощного старика, бранящего подагру, московскую зиму и бесконечные переезды. Потом, отогревшись у камина, Роланд помолодел на полвека и обрел сдержанную зрелость к обеду, порадовав подчиненных. Именно сорокалетнее состояние было для него наиболее продуктивным.
- Есть тост, - объявил Батон, простецки шмыгнув вздернутым, усыпанным веснушками носом. - За новоселье. И в сущности, - за возвращение!
Выпили густое, почти черное вино, сумрачно просвечивающее гранатом.
- Рад снова работать с вами, друзья. Благодарю за поддержку, - низко и сдержанно пророкотал Роланд.
- По первому свисту! - уточнил Амарелло, ловко орудуя клыком над очисткой от мяса бараньего ребрышка.
- Начну с замечаний, - продолжил Роланд вполне лояльным тоном. Приятно, что большинство из вас постаралось соответствовать ситуации. Но, увы, костюмы подобраны не достаточно удачно. Амарелло излишне консервативен в одежде, а Шарль и Батон сильно смахивают на цирковых клоунов.
- Ну, нет! - деланно обиделся Шарль, именно к этому эффекту стремившийся. - Я был представлен в высоких кругах. Впечатление произвел приятное и значительное. И потом... мне в конце концов нравятся эти костюмы. - Он поправил бант на груди. - Коллекция Гальяно. Здесь все так ходят.
- Допустим. Я не придираюсь к пустякам, тем более в стране, помешанной на терпимости и плюрализме. Кепка Ленина или шапка Мономаха на голове - это ныне заботит лишь юмористов. Что понятно: людям живется непросто. Им не до тонкостей. Но мне кажется, что в компании четырех джентльменов вполне могут оказаться два брюнета, но два рыжих коротышки с кривыми ногами, - извините, друзья, перебор.
Батон и Амарелло переглянулись.
- Я специально изменил масть. Рыжий подросток это так демократично. К тому же у меня нет клыка... - протараторил он, поглядывая на шефа. Роланд смотрел строго, и Батон живо согласился.
- Незамедлительно внесу коррективы в эту симпатичную внешность, - он надул щеки, и вначале они, а затем и все лицо покрылось рыжей легкой шерстью. Шерсть уплотнялась, образуя круглые баки, сквозь нее прорезались и вымахали чуть ни в полуметровую длину белые надбровья и усы. На кошачьей мордочке сверкнули круглые оранжевые глаза. За столом восседал огромный курносый кот средней пушистости и сдержанно-палевой масти.
- Благодарю. Это лучше. Я имею в виду желание Батона работать в связке с менее инициативным коллегой... Ладно, друзья. Уверен, что в конкретной ситуации вы проявите максимум изобретательности и сдержанности. Не забудьте об оставленных здесь в прошлый визит пожарах. И вообще - предыдущая вылазка вызвала много шума.
- Экселенц, позвольте заметить, - наши шутки были невиннейшими, почти младенческими забавами. Ну посудите сами - на балу, а не на улице, не в подъезде, не в госучреждении, в конце концов, был застрелен один лишь барон Майгель. Заслуженное наказание постигло стукача и доносчика. Берлиоза же под трамвай, как вы помните, никто не толкал. Мы даже своевременно предостерегали его, - заметил Шарль. - А с администрацией варьете, с домоуправом, буфетчиком и прочей мелкокрылой сволочью обращение были скорее ласкающими. Возможно, слегка фривольными. Но педагогически верным. Ох, скажите, что за драма - дамы по улицам бегают в подштанниках! Ох, деньги, обращаются в бумагу! - Шарль грациозно всплеснул руками, взаимствовав этот жест, по всей видимости, у Вертинского.
- Подозреваю, что своими шалостями мы не только угадали тенденцию, но и определили перспективу, - опечалился Роланд до поседения в висках и опустил веки. Посуда исчезла со стола, по церковной парче рассыпались глянцевые цветные фото. - В подштанниках и без оных теперь являются перед миллионной публикой самые известные и популярные тут дамы. А деньги деньги и в самом деле превратились в бумагу.
- Никаких запретов, экселенц! Ни капельки целомудрия, страха! Я растерялся, ознакомившись с обстановкой, - Батон покраснел сквозь шерсть. Стыдно, но я измучен, подавлен... Не представляю, чем можно поразить воображение людей, которые ежедневно у себя дома на экранах светящихся ящиков созерцают ад! Причем, в самом глумливейшем, непристойном изображении.
- И страшном, - прохрипел, продолжая обгладывать припрятанный масол, Амарелло, - с ножами и пистолетами здесь управляются не хуже, чем я. Убийство заказывают, как "нарзан" в номер, и стоит оно меньше, чем дамский меховой жакет.
- Демоны насилия, корысти завладели страной. Гнусарии заполонили народные массы, - с непривычной тоской в шальных глазах и суровыми интонациями телеобозревателя новостей объявил Шарль.
- У них идет постоянна борьба за перевыполнение плана. Количественные показатели растут, но страдает качество. И результаты в общем-то остаются на прежнем уровне, - пожал плечами Роланд. - Ах, это вечная тема, причины которой кроются в неразрешимых противоречиях двух систем - нашей и гнусариевской. Да, мы работаем в связке, но разными методами и, увы, что бы не утверждали наши идеологи, стремимся к разным целям.
- Они делают ставку на вытеснение - стремятся полностью ликвидировать человеческое в человеке, - с видом отличника отрапортовал кот. - Мы нацелены на уничтожение нечеловеков в людском обществе. То есть, как в результате получается, этих самых Гнусариев. Вот и противоречие: они стремятся к огнусариванию человечества. Мы - к его совершенствованию. И таким образом... - Кот задумался и завершил размышления, выпучив от изумления оранжевые глаза: -Таким образом, как не крути, мы вроде бы сближаемся с Божественным департаментом...Ну, местами, в отдельных целевых установках.
- Оставим философию и перейдем к практике, - остановил Батона Роланд. - Шарль начал говорить. Извольте дослушать.
- Я напоминаю об изменениях в здешних нравах, - смиренно продолжил Шарль. - Помнится, пол века назад, будучи в Москве, мы наказали администратора варьете Варенуху за то, что он грубил и врал по телефону... Сейчас его бы объявили святым.
- Не надо идеализировать тридцатые годы, - категорически пресек прения Роланд. - Мы лишь скорректировали миф, отшлифовали иллюзию. Чтобы дамы не увлекались заграничными вещами, граждане не хранили в туалетных бачках валюту, не сплетничали, не наушничали, не доносили. Чтобы писатели не продавались, чтобы был погребен страх, порождающий предательскую ложь. Чтобы сгинули приспособленцы, подпевающие вампирам в правительственных креслах, а настоящие рукописи не горели...
- Верно, экселенц, мы очень старались, - всхлипнул Батон.
- Ты, культпросветовец, жег МОССОЛИТ, а подвалы Лубянки забыл? А тюрьмы, лагеря, гибнущие от голода крестьяне? А миллионы замученных и убиенных за фасадом пышного мифа? Понимаю - сие не входило в наши компетенции. Мы не можем объявлять прямой бой Гнусариям, - швырнув фотографии в камин, Роланд расположился на диване, устраивая на подушках занывшие стариковские ноги. - Вскоре разразилась страшнейшая война, которой могло и не быть... Люди посылали людей в мясорубку, власть предала свой народ - Гнусарии торжествовали!...Но во всех этих безобразиях винят наш департамент! Извечная, мрачная, обидная ошибка. Санитаров общественной гигиены превращают в монстров! О, как ноют мои бедные кости... - Мрачнел и дряхлел на глазах Роланд. Залысины обозначились на высоком лбу, плечи опустились, лицо покрыли глубокие морщины.
- И сейчас, сейчас, экселенц! - вновь схватился за газеты Шарль. Войны, беженцы, голодающие, бездомные... Горе и кровь, горе и кровь... Ад, над которым смеются... Неужели все это - заслуга Гнусариев? Не верю! Кто же виновник, кто?
- Инфляция, - охотно, словно отличник на уроке, откликнулся Батон. - А также мафия и коррупция. Я учил.
- Позвольте! - Шарль тряхнул старомодными бухгалтерскими счетами. Костяшки щелкнули с сухим кастаньетным звуком. - Я подвел баланс. Сравнил показатели "тогда" и "сейчас". Сумма несчастий и бедствий не изменилась. Были, конечно, и светлые периоды, именуемые хрущевской "оттепелью" и брежневским "застоем". Разумеется, имел место "железный занавес", отсутствовала, вообразите, какая-либо свободы слова, собраний, печати, по тюрьмам и психушкам сидели спрятанные с глаз долой инакомыслящие... И при всем этом - покой! Недели культуры союзных республик во Дворце съездов, олимпиады, фестивали, всенародные праздники!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76