Пока они шумно храпели в своих комнатах, по городу с быстротой ветра начал распространяться слух о том, что монсеньор пребывает в печали по причине скоропостижной смерти королевы. А вечером того же дня жители Осера воочию убедились в правдивости этих слухов. В одной из церквей города прошла заупокойная месса, посвященная памяти королевы. Церковь была забита народом. Люди проникновенно смотрели на стоящего, молитвенно сложив руки, Таньги, который с весьма печальным видом слушал трогательную речь священника. Месса прошла без особых происшествий, за исключением одного.
Когда священник закончил мессу, он подошёл к Таньги и громко, с той участливостью, что присуща всем священнослужителям, спросил:
– Сын мой, ты так убиваешься по нашей покойной королеве. Наверное, ты очень её любил?
Едва раздались эти слова, как в полной тишине церкви раздался громкий хохот де Крусто, который присутствующие сочли кощунственным в данной обстановке, и с умилением услышали ответ Таньги:
– Не спрашивайте, святой отец, ибо мою любовь к покойной королеве выразить словами невозможно!
Филипп, по понятным причинам, отказался присутствовать на мессе. У него, в отличие от своих друзей почти не увлекавшегося распитием вина, страшно болела голова. К моменту, когда Таньги и де Крусто вернулись из церкви, он сидел в кресле и, кривясь от отвращения, пил нечто ужасное, как выразился сам Филипп. Отвар был специально приготовлен для него лекарем. Пока он пожинал плоды вечерней попойки, Таньги и де Крусто завязали разговор о предстоящих планах. Ордена уже не было, так что они могли действовать без оглядки назад. Филипп не вмешивался в разговор. Он потихоньку пил настой и слушал Таньги.
– От Парижа до Бретиньи разъезжают конные отряды бургундцев, – рассказывал Таньги, – их достаточно много. Кроме всего прочего, повсюду вдоль дороги расставлены пехотинцы. У меня создалось впечатление, что герцог Бургундский перебрасывает свои войска из Парижа в Бретиньи, где уже, судя по слухам, находится сильный гарнизон, направленный взамен того, что вы уничтожили.
– Какой смысл? – удивился де Крусто. – На пороге зима. Они не смогут предпринять каких-либо действий. Неужели герцог Бургундский надеется взять Осер?
– Не знаю, не знаю, – отвечал Таньги и, обращаясь к Филиппу, спросил:
– А ты что думаешь?
– Я? – переспросил Филипп. – Я думаю, что всё намного сложнее, чем вы себе представляете.
– Иначе говоря, – спросил его Таньги, – ты предполагаешь, что герцог Бургундский попытается взять Осер?
Филипп отрицательно покачал головой.
– Ему не под силу взять Осер. Он это понимает не хуже нас с вами. Но в таком случае возникает вопрос: а почему, зная это, он продолжает перебрасывать свои полки на юг? Ответ очевиден, – с глубокой задумчивостью продолжал Филипп, – он уходит из Парижа. Следовательно, в него в скором времени войдёт английская армия. Это первое. И второе. По моему глубокому убеждению, готовится крупномасштабная кампания на юге Франции. Герцог Бургундский готовит некий плацдарм, откуда будет нанесён удар, и, в первую очередь, по Орлеану, который находится ближе всего к Бретиньи, а после его захвата они двинутся на Осер, а после него путь свободен. Они захватят юг и низвергнут дофина. С такими силами, какими они обладают, задача вполне реальная.
– Не забывай, что на пороге зима, – возразил де Крусто.
– Все это понимают, – ответил Филипп, – поэтому и считают, что раньше весны наступления не будет. Но вы забываете, что король Англии – тот полководец, что разбил нашу армию при Азенкуре. Он очень умён и нанесёт удар тогда, когда мы меньше всего будем его ждать.
Таньги и де Крусто с серьёзными лицами слушали размышления Филиппа. Если он окажется прав, то впереди их могут ждать весьма нерадостные события.
– Какой же выход? – после недолгого молчания спросил де Крусто.
– Есть у меня одна мысль, – отозвался Филипп и продолжил с лёгкой улыбкой на губах:
– Герцог Бургундский, ко всему прочему, наверняка, спит и видит, как бы заманить нас в ловушку, иначе не стал бы расставлять их по всему пути, от Парижа до Бретиньи. Наверняка, едва мы появимся, как его сразу же известят об этом, а следовательно, он отправит против нас крупные силы. Что ж, если я прав и он действительно пытается заманить нас в ловушку, доставим ему это удовольствие.
– Что ты задумал? – в один голос спросили Таньги и де Крусто.
– В своё время узнаете, – ответил Филипп, – а пока, Жорж, приготовь триста человек. Не спеши, они должны быть полны сил, а лошади хорошо откормлены. Отряд возглавлю я. Таньги поедет со мной, а ты останешься в Осере и будешь ждать моих распоряжений. Пока это всё. Через неделю выступаем.
Разговор на том закончился. Все в предвкушении новых военных действий занялись приготовлениями к отъезду. Арманьяки делали это столько раз, что подготовка проходила без излишней суеты. Филипп лично следил за тем, как кормят лошадей. От их выносливости часто зависела жизнь всадников. За этим занятием и застал Филиппа гонец, которого он отправил с письмом. Гонец коротко передал слова Луизы. А через несколько дней после этого события отряд из трёхсот всадников под командованием Филиппа выступил из Осера.
* * *
Дни менялись один за другим. Погода с каждым днём ухудшалась. Дожди и сильные ветры стали обычным явлением. Живот у Луизы округлялся с каждым проходящим днём, и она больше не могла каждый день ходить в церковь, как прежде. Луиза проводила большую часть времени за вышивкой, которая успокаивала её, или в беседах с Шарлоттой. С Капелюшем, который по-прежнему неотступно следовал за нею, Луиза разговаривала редко, по той простой причине, что сам Капелюш не любил разговаривать. Она видела, что он мучается от того, что не имеет вестей от Филиппа. Она сама этим мучилась. Она отвергла предложение Филиппа, потому что знала: невозможно жить счастливо, когда другие несчастны. Филипп и так проявил великодушие к ней. Могла ли она требовать большего? Эти мысли на время успокаивали её, но молчание Филиппа действовало на неё удручающе. Возможно, он больше не хочет её видеть. Пока Луиза, вышивая, предавалась грустным мыслям, Мария Анжуйская ходила по всему дворцу в поисках дофина. Она не могла понять, куда он исчез. Должна была состояться встреча с посланником папы, кардиналом Ринальдо Орсини, но дофин так и не появился. Один из разосланных на поиски дофина слуг сообщил Марии Анжуйской, что его высочество видели, когда он спускался в винный погреб. Услышав это, Мария Анжуйская заспешила вниз. Когда она спустилась в винный погреб, он показался ей пустым. Но, зная склонность дофина к одиночеству, она решила обследовать весь обширный погреб. Поиски привели её к одному из деревянных стеллажей, за которым она увидела дофина. Дофин сидел, оседлав бочку, с кубком в руке. Он заметил появление Марии Анжуйской, но не обратил на неё внимания. Дофин вынул деревянную затычку из нижней части бочки и подставил под струю хлынувшего вина свой кубок. Как только он наполнился, дофин воткнул затычку на место. Вино продолжало капать, а дофин начал отпивать мелкими глотками из кубка.
– Может, его высочество соизволит объяснить, что происходит? – поинтересовалась Мария Анжуйская.
– А разве это нужно объяснять? – отозвался дофин. – Я пью вино.
Он опустошил кубок и снова потянулся к затычке, повторяя предыдущие действия.
– Что случилось? – уже встревоженно спросила Мария Анжуйская, поведение дофина не было ему свойственно.
– А что может случиться? – в словах дофина послышалась глубокая горечь. – Собственная мать хотела убить меня. Собственный отец предал меня. Да будет вам известно, Мария, мой отец назвал меня ублюдком. Он отрёкся от меня и завещал французский трон моему кузену Генриху, который женился на моей сестре Екатерине и который называет себя не иначе как королем Англии и Франции… Святой Педро, следует выпить за его здоровье, – дофин отпил большой глоток из кубка.
– Ну и слава богу, – с облегчением произнесла Мария Анжуйская, – нам не нужен престол. Мы сможем оставаться в Дофинэ и наслаждаться жизнью.
– Мария, – вскричал гневно дофин, – как вы можете говорить такие слова? Я должен стать королём. Генрих не имеет права на мой престол. Ни он, ни кто другой. И будь я проклят, если кому-нибудь уступлю свой трон.
– Так что же вы здесь сидите? – Мария Анжуйская улыбнулась.
Дофин смотрел на неё, и постепенно лицо его разглаживалось, а под конец появилась улыбка.
– Святой Педро, а вы правы, жёнушка. Пора заявить открыто о своём праве престолонаследия!
Дофин слез с бочки и нежно прижался к ручке своей супруги.
– Что бы я делал без вас, жёнушка? – прошептал дофин.
– Напились бы как школяр!
– Вы ответите мне за эти слова, – дофин подхватил Марию Анжуйскую, и они вместе вышли из винного погреба.
Дофин потратил на разговор с папским посланником около часа и вернулся от него в отличном расположении духа. Папа обещал всячески поддерживать дофина в борьбе против Англии.
Однако хорошее настроение дофина продержалось не долго. После встречи с кардиналом прошло всего несколько часов, когда он получил послание. Прочитав его, дофин стал ещё более мрачным, чем прежде. Прихватив с собой Марию Анжуйскую, он поспешил к графине Арманьяк.
Луиза с недоумением встретила их высочеств. Никогда прежде они не заглядывали к ней. Они с Шарлоттой поднялись со своих мест.
– Миледи, – заговорил без каких-либо предисловий дофин, – я прошу быть вас мужественной и стойко перенести новость, которую собираюсь вам сообщить!
– Его убили, – вскричала, мгновенно побледнев, Луиза. Слова дофина заставляли предполагать самое худшее.
– Нет, – ответил дофин с весьма расстроенным видом, – его не убили. Ваш супруг окружён, миледи. Как мне сообщили, вашего супруга окружил герцог Бургундский. Он загнал вашего супруга в Бретюнском лесу. Понятия не имею, как ему это удалось, но истина в том, миледи, что граф не сможет выдержать долго. У него нет продовольствия. Ему остается одно из двух: либо сдаться, либо выйти из леса и сражаться, что равносильно гибели.
– Филипп храбр, он…
– Миледи, – перебил её дофин, – не стоит питать несбыточных надежд. Трёмстам людям вашего супруга противостоит трёхтысячная армия герцога Бургундского. У него десятикратный перевес в силе. Каким бы храбрым и сильным ни был ваш супруг, на этот раз ему не удастся победить.
– Я поеду к отцу, – Луиза в волнении начала ходить по комнате, – я поеду нему, я попрошу.
– Миледи, – вновь перебил её дофин, – вы прекрасно знаете, что герцог Бургундский не послушает вас, так зачем же попусту тратить время? Да и кто знает, смогут ли они продержаться так долго, чтобы вы могли встретиться со своим отцом?
– Что же мне делать? – Луиза закрыла лицо руками. Её плечи едва заметно начали подёргиваться.
– Молитесь, – произнесла Мария Анжуйская, – молитесь за супруга.
После этих слов они оставили Луизу наедине с Шарлоттой и вышли. Луиза бросилась на постель и разрыдалась. Она плакала навзрыд, и Шарлотта никак не могла её успокоить. Облегчение пришло к Луизе лишь тогда, когда она, обессиленная от горя и слёз, уснула.
Дофин едва ли чувствовал себя лучше Луизы. После всех новостей, связанных с отрешением его от престола, новость об окружении арманьяков стала последним ударом для него. Он терял не только преданного друга, но и верного союзника. И тем хуже становилось его собственное положение. Город, который узнал эту новость в тот же день, понимал, насколько ослабли позиции дофина с гибелью графа Арманьяка. Да и не только Бурж это понимал, но и все остальные во Франции. Все последующие дни дофин ходил мрачный и молчаливый. Никто не осмеливался заговорить с ним. Даже его супруга порой воздерживалась потревожить его. Во дворце наступила пора уныния и скорби. Все ожидали со дня на день услышать вести о смерти арманьяков. Однако дни протекали один за другим, но вестей никаких не приходило. Луиза снова замкнулась в себе. Она выглядела подавленной и измождённой. Как ни билась Шарлотта, доказывая ей, что она не должна себя вести подобным образом, ничего не получалось. Даже ребёнок, который всё чаще подавал о себе знать, не мог утешить Луизу. Мысли о Филиппе не покидали её ни на минуту. Она с нетерпением ждала новостей, но в то же время страшилась их.
Неизвестность мучила Луизу. А тяжелее всего было от того, что никто не понимал её. Ей не с кем было поговорить о Филиппе. Все только и знали, что утешать её. И тогда Луиза решилась сделать то, что намеревалась сделать ещё в первые дни своего приезда и после того, как она получила письмо от Филиппа.
В один из дней она попросила Капелюша запрячь карету и отправиться вместе с ней. Капелюш, который переживал не меньше Луизы за Филиппа, был удивлён просьбой Луизы. Последние месяцы она не покидала своей комнаты – и вдруг такое странное желание. Он попытался отговорить Луизу, но она была тверда в своём намерении. Ни отвратительная погода, ни опасность, что могла встретиться им по пути, не могли изменить решения Луизы. И Капелюшу волей-неволей пришлось подчиниться. Капелюшу пришлось сопровождать Луизу в окрестности Буржа, где находился женский монастырь.
Оставив Капелюша дожидаться снаружи, Луиза вошла в монастырские ворота. Одна из монахинь проводила Луизу в небольшую комнату, где не было никаких предметов мебели. Оставив Луизу, монахиня ушла. Чтобы как-то скрасить ожидание и справиться с неутихающим волнением, Луиза стала рассматривать фрески на одной из стен. Там был изображён апостол Петр с посохом в руке. Над его головой сиял ореол. Он вглядывался куда-то вдаль, стоя на склоне горы. Внизу стояли люди. Одна из них – женщина – держала за руку ребёнка и показывала ему на то место, где стоял святой Петр. Луиза так увлеклась этими фресками, что не услышала, как отворилась дверь.
– Вы хотели видеть меня?
От звука прозвучавшего голоса Луиза вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стояла Мирианда. Она была в монашеском одеянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59