– Не бывать этому, – пробормотал Капелюш.
Спрыгнув с помоста с топором в руке, он начал пробираться сквозь толпу. Все вокруг пытались дотронуться до Капелюша, ибо впервые им довелось оказаться рядом со знаменитым парижским палачом. По причине этих задержек Капелюш потерял драгоценные минуты. Когда наконец он выбрался из толпы, мужчины и мальчик с матерью пропали у него из виду.
– Дьявол, – вырвалось у Капелюша, – если они только посмеют тронуть мальчика, я собственными руками вырву сердце у герцога Бургундского.
Капелюш побежал так быстро, как только мог, отпугивая своим безумным видом и зажатым в руке топором многочисленных прохожих, которые попадались по пути. Он обегал все близлежащие улицы, но те, кого он искал, словно исчезли. Капелюш почти отчаялся, когда до него донёсся слабый крик. Крик доносился с набережной Сены, которая была не более чем в ста шагах от того места, где стоял Капелюш.
– Только бы успеть, – думал Капелюш, мчась в сторону доносивших криков, которые с каждым мгновением становилось всё отчётливее. Капелюш добежал до конца улицы. И едва она закончилась, как он увидел всех тех, кого искал. Они стояли в двух шагах у кромки реки, возле разбитой лодки. Двое мужчин держали Филиппа, а Кабош левой, здоровой, рукой, которая сжимала нож, собирался убить его, но на нём висела графиня, которая кусала и царапала Кабоша, не давая ему приблизиться к сыну. Ещё двое пытались отодрать графиню от Кабоша и видя, что им это не удаётся, стали вонзать в её тело кинжалы. Капелюш взревел от злости и подняв топор бросился на убийц. Он подоспел в тот момент, когда Кабош свалился на землю вместе с графиней Арманьяк. Спасая сына, графиня получила около десятка ранений, но даже в таком состоянии она крепко вцепилась в Кабоша, который с громкой бранью пытался от неё отцепиться. Двое других собирались расправиться с сыном точно так же, как с матерью, но топор Капелюша достиг первого, опускаясь ему на голову. Второй вынужден был повернуться лицом к Капелюшу, иначе рисковал последовать за своим сообщником. Между ним и Капелюшем завязалась борьба. Двое державших Филиппа выпустили его из рук, для того, чтобы помочь своему сообщнику. Капелюш сумел достать топором ещё одного, который замертво рухнул на землю, но в это время поднявшийся с земли Кабош воткнул Капелюшу нож в спину.
– Беги, – теряя силы, закричал Филиппу Капелюш. Филипп бросился наверх, к площади, но путь ему преградил злобно усмехающийся Кабош.
– Сена – твоё единственное спасение, – в этот крик Капелюш вложил остатки своих сил.
Филипп раздумывал лишь одна мгновение. Он был в окружении трёх убийц и не было иного выхода. Разбежавшись, благо путь к воде был свободен, ибо убийцы не ожидали от него подобного, Филипп бросился в Сену и поплыл.
Все трое убийц подбежали к кромке воды и злобными взглядами следили за плывущим Филиппом.
– Да он сдохнет в холодной воде, – Кабош захохотал при виде того, с каким трудом даётся Филиппу каждый гребок, – пошли отсюда.
– Подождём, пока он умрёт!
– У меня другое мнение, – раздался рядом с ними голос Гилберта де Лануа.
Соскочив с лошади, он взял притороченный к седлу арбалет, и вложив стрелу, подошёл к кромке воды, вставая рядом с Кабошем. Филипп плыл не щадя своих сил, но всё же находился достаточно близко от берега. Гилберт де Лануа внимательно прицелился. Арбалет двигался за Филиппом. Гилберт де Лануа выпустил стрелу, почти сразу же после этого издав крик восторга, как, впрочем, и все остальные. Стрела попала в Филиппа, и он сразу ушёл под воду.
– Ну, вот и всё, братья, – Гилберт де Лануа мрачно усмехнулся, Арманьяка больше нет. Отец Вальдес будет доволен.
Прежде чем уйти, Кабош нагнулся над Капелюшем. Вначале он выколол глаз палачу, а затем исполосовал всё его лицо кинжалом.
– Ну вот, теперь его никто не узнает!
Голова Филиппа показалась над водой. Грудь поспешно набирала воздух, которого Филипп был лишён в течение полутора минут. В левом плече торчала стрела. Он терял кровь. А самое худшее из всего было то, что он больше не мог плыть. Филипп посмотрел назад. На берегу никого не было. У него не было выбора. Если даже убийцы поджидают его, он должен вернуться, ибо здесь, в холодной воде, раненый, он долго не протянет.
Филипп, орудуя лишь одной правой рукой, поплыл к берегу. Всё тело сводили спазмы, плечо почти перестало слушаться. Огромным усилием воли он заставлял себя плыть. Он добрался до берега, когда почти потерял сознание от боли и сковывающего тело холода. Цепляясь руками за землю, он выполз на берег и почти сразу после этого впал в небытие.
Филипп не знал, сколько часов он провёл в бессознательном состоянии, но пришёл в себя от того, что увидел над собой лицо какой-то женщины, которая, нагнувшись, внимательно рассматривала его. Филипп выпростал из-под себя правую руку, чем напугал женщину, которая приняла его, по всей видимости, за мёртвого, как и остальные два тела. Рука почти не подчинялась Филиппу. Она одеревенела. Гримаса боли исказило лицо Филиппа, когда он всё же сумел снять с себя крест и протянуть женщине.
– Прошу, – раздался его едва различимый шёпот – его преосвященство Мелеструа… аббатство Сен-Де… – Филипп снова потерял сознание.
Глава 6
МАЙ 1418 ГОДА
Необычайно красивое зрелище представляло собой восходящее на горизонте солнце. Словно невидимая оранжевая стена, оно заслонило собой весь горизонт, отбрасывая свои блестящие и переливающиеся блики на спокойные воды Средиземного моря. Зрелище поистине потрясающее по своей красоте. На сотни миль вокруг отражение солнца следовало за кораблями, носившимися по Средиземному морю, как сейчас оно следовало за одномачтовым фрегатом, словно пыталось догнать его. Фрегат двигался не очень быстро, хотя попутный ветер и возможности фрегата позволяли довольно заметно ускорить ход. Однако этого не происходило, и тому была причина. Проделав большую часть пути из Испании, фрегат приближался к Марселю. Фрегат принадлежал Кастильскому королевскому дому. Все они, имеется в виду королева Кастилии и Арагона – Иоланта Арагонская и её двое детей – герцог Барский и Мария Анжуйская, а также племянница королевы – Мирианда Мендос, дочь герцога Мендоса, находились на борту этого судна. Покинув родные края, они направлялись во Францию, где собирались присутствовать на празднествах в честь совершеннолетия дофина. Событие весьма важное и значительное, учитывая то обстоятельство, что наследник французского престола ещё не был женат. И несмотря на то, что положение дофина являлось весьма непрочным, многие королевские дома лелеяли мечту породниться с ним, ибо корона Франции во все времена была самым лакомым кусочком. Слегка приоткрыв истинную цель поездки Кастильской королевской семьи во Францию, мы не станем останавливаться и познакомимся с ними.
В данную минуту, когда фрегат, слегка покачиваясь, разрезал носом воды Средиземного моря, в одной из десяти кают корабля, которая была десять шагов в ширину и четыре в длину, и где, кроме деревянного стола и нескольких стульев, почти ничего не было, вели оживлённую беседу трое молодых людей. Первый, молодой человек весьма небольшого роста с невыразительными чертами лица, которые ещё более портил глубокий шрам, разделявший его нос на две почти ровные части, и который обладал удивительно живыми, чёрными глазами, был герцог Барский. Рядом с ним сидела его родная сестра, Мария Анжуйская. Ей исполнилось шестнадцать лет. Мария Анжуйская также была невысока ростом. У неё были чёрные глаза, которые скрывались за плотным рядом густых ресниц. Мария Анжуйская была неплохо сложена и не лишена обаяния, которое выражалось в данный момент в мимолётной улыбке, обращенной к брату, который, в свою очередь, увлечённо что-то высказывал своей кузине Мирианде Мендос. Мирианда Мендос была всего на год старше своей кузины и превосходила её во всём. Она была выше ростом и, без всякого сомнения, являла собой образ южной красоты. Так же, как кузина, Мирианда была обладательницей смуглой кожи, впрочем, свойственной почти всем южанам. У нее были карие глаза с сероватым оттенком, длинные ресницы и тонкие выгнутые брови. Безукоризненный овал лица обрамлял тонкую шею. Маленький рот с длинным рядом белоснежных зубов, открываясь, всякий раз выражал столько обаяния, что невольно возникало чувство восторга и желание смотреть вечно на эту чудесную улыбку. Одежда молодых людей отличалась роскошью и утонченным вкусом, как и манеры, которыми они обладали с детства. Однако нам стоит на время оторваться от описаний и послушать, о чём говорил герцог Барский, постоянно жестикулируя руками, и понять почему, слыша его речь, Мария Анжуйская улыбалась, а Мирианда Мендос то бледнела, то внезапно покрывалась пунцовым румянцем, то опускала глаз не в силах смотреть на своих кузена и кузину.
– Ах, кузина, – говорил, вздыхая, герцог Барский, словно он получил некое печальное известие, однако при этом выражение его лица, которое совсем не вязалось с его голосом, а также частое подмигивание Марии говорили о совершенно обратном. – Ах, кузина, видит бог, я искренне сочувствую вам, хотя вы и не желаете открыться нам, вашим лучшим друзьям. Но всё же, поверьте, мы отнюдь не слепые. А ваше чувство, клянусь душой моего отца, лишь слепец не заметит. Как я вам завидую, кузина, как завидую. Вы познали чувство, к которому я стремлюсь всей душой, однако мне в отличие от вас не суждено его испытать. А ведь моя любовь находится недалеко, я в этом убеждён, – герцог Барский едва сдержал улыбку и, бросив озорной взгляд на Марию и придав голосу глубокую меланхолию и грусть, продолжал, – так же, как я убеждён, что ваш избранник… Санито де Миран… При упоминании этого имени Мирианда побледнела, потом резко покраснела, её ресницы вспорхнули, словно испуганные птички, она заморгала и сразу же опустила глаза, не в силах ни отвечать кузену, ни смотреть на него.
– Вот ты и попалась, дорогая кузина, – герцог Барский и Мария весело захохотали, перебрасываясь при этом озорными взглядами.
– Мирианда никогда не признается, так что не старайтесь понапрасну, любезный брат, – лукаво заметила, не переставая смеяться, Мария.
– Ты ошибаешься, кузина, – пылко возразила Мирианда, чем привела и брата и сестру в изумление, ближе вас у меня нет никого и… и, вам я могу признаться, – Мирианда, доселе избегавшая прямых взглядов, подняла пылающий взор и голосом, в котором слышалась неприкрытая печаль и глубокое отчаяние, произнесла:
– Я влюблена, безумно влюблена, господь да простит меня за эти слова, но лишь один его взгляд – и мне кажется, будто я умираю, будто душа моя возносится к небесам. При виде его я не способна думать, я не способна мечтать, разве только о нём, как каждый день, каждую минуту, которые пролетают, как незаметные мгновения, рядом с ним и превращаются в вечность вдали от него. О кузен, о кузина, я в смятении, моя душа, моё сердце принадлежат ему, только ему одному… и это не изменить, ибо он властвует надо мной, сам того не понимая. Вы мне скажете, что моя любовь всего лишь глупая мечта. Всего лишь бессмысленная надежда, – с невыразимой грустью, от которой лицо её стало более одухотворённым, продолжала Мирианда, – что Санито де Миран всего лишь безвестный дворянин, который никогда не станет мне супругом, ибо мы с ним далеки по своему положению друг от друга. Настолько далеки, что эту пропасть ничем не заполнить. Но я без раздумий, с огромной радостью и счастьем отдала бы всё своё богатство, положение… в обмен на его любовь, за право назвать его своим супругом.
После того как Мирианда выговорилась, открыв перед ними своё сердце, возникло неловкое молчание, ибо, подшучивая над своей кузиной, герцог Барский и не подозревал, насколько глубоки её чувства. Что касается Марии… она просто обняла свою кузину, чувства которой вызвали у неё живейшее сочувствие. Пока обе девушки застыли в нежном объятии, герцог о чём-то напряжённо раздумывал. Через минуту его размышления вылились в крик восторга, который напугал обеих девушек. Разомкнув объятия, одна с укором, а другая несколько обиженно смотрели на торжествующего герцога. Мария Анжуйская показала язык брату.
– Вот чего ты заслуживаешь более всего!
– Вот как, – герцог изобразил обиженный вид, – как желаете… а ведь у меня появилась прекрасная идея, которая могло бы помочь дражайшей кузине, однако если вам это неинтересно, я… – герцог Барский сделал вид, будто собирается подняться.
– Очень интересно, – вырвалось у Марии, в то время как у Мирианды на лице появилось новое облачко грусти, ибо она считала, что кузен вновь насмехается над ней.
– Мы заключим союз, – торжественно объявил герцог.
– Какой союз? – не поняла Мария.
– Да какой ещё может быть союз, как не тот, который поможет кузине получить своего возлюбленного? – удивился герцог Барский.
На красивом челе Мирианды мелькнула тень надежды.
– Только не говори мне, что собираешься помочь Мирианде, – с явным недоверием в голосе произнесла Мария, – ты на это не способен.
– Вот тебе и благодарность, святой Педро, – обиделся герцог Барский, – я бы не помог Мирианде ни за что на свете в любом другом случае, но этот – исключение.
– И почему, скажите на милость? – полюбопытствовала Мария Анжуйская.
Мирианда едва успевала переводить взгляд с кузины на кузена, которые обсуждали её судьбу так, словно она здесь вообще не находилась.
– Да потому, святая невинность, – довольным голосом ответствовал герцог, – что Санито де Миран вовсе не похож на остальных. Да, он безвестный дворянин, но в нём столько достоинства и гордости, что даже я, к стыду моему, должен признаться, что завидую ему. Он некоторое время находился рядом со мной, или я рядом с ним, считайте как угодно. Так вот, этот человек – образец мужского достоинства. У него нет недостатков, за исключением того, что он мало разговаривает и никогда не улыбается… проклятье, – герцог удивлённо вслушался в собственные слова, – а ведь и правда, я не видел, чтобы он когда-либо смеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59