– Судите сами, ваше высочество. Вначале он отказывается от дуэли со мной…
– Вы бросили вызов де Мирану? – перебил его явно заинтересовавшийся дофин.
– И не только, – ответил герцог Барский, – я назвал его трусом, но де Миран никак не ответил на мой вызов. У меня возникло глубокое презрение к этому человеку. Однако моё первое чувство к де Мирану просуществовало всего несколько часов, так как по прибытии в Париж я лично стал свидетелем его полубезумного поступка. Де Миран вызывает на поединок одного, а затем вынуждает взяться за оружие второго.
– Де Миран сражался одновременно против двух человек? – снова перебил дофин.
– Именно, – подтвердил герцог Барский, – сражался и победил. Едва я увидел этот поединок, у меня возникла мысль…
– Почему он не стал драться с вами?
– Это была вторая мысль! Но вначале я подумал о том, что никогда не хотел бы иметь такого врага, как де Миран. Этот человек не просто дрался. Он был одержим ненавистью. Каждый жест, взгляд, слово были наполнены ею. Это был очень странный поединок. Но самое странное, – продолжал размышлять над собственными словами герцог Барский, заключалось в том, что де Миран узнал человека, с которым дрался. Он назвал его по имени.
– Что ж в этом странного? – удивился дофин.
– Насколько мне известно, – неторопливо ответил герцог, де Миран никогда не покидал пределы Кастилии, а следовательно и не мог знать человека, с которым сражался.
– Действительно, странно, – согласился с ним дофин и сразу же выразил предположение, – а вы не допускаете, что человек, убитый им, мог побывать в Кастилии?
– Нет, – герцог отрицательно покачал головой, – в таком случае капитан латников непременно узнал бы де Мирана. Но он его не узнал, и это первая загадка, связанная с де Мираном. Затем он приезжает в Париж. Храбрость де Мирана не вызывает сомнений, но тем не менее, он убивает безоружного горожанина и убивает как? Не как человек чести, а скорее, способом, приемлемым для палача. И это вторая загадка, – герцог Барский, не замечая холодного взгляда Мирианды, загнул второй палец на руке, – затем он в одиночку нападает на четырёх гвардейцев. Троих он убивает, а четвёртого отсылает с сообщением к герцогу Бургундскому, в котором даёт обещание убить его. И это третья загадка, – герцог Барский с задумчивым видом смотрел на дофина и продолжал размышлять, – глупым де Мирана никак не назовёшь, следовательно, он не мог не знать, что последует за убийством гвардейцев герцога Бургундского. Вывод? – де Миран бросает вызов герцогу Бургундскому! Почему? И на что он может надеяться, вызывая гнев столь могущественного человека, – непонятно.
Размышления герцога Барского были прерваны появлением Таньги дю Шастель. Казалось, этот человек никогда не унывает. Улыбаясь, он отвесил поклоны, краем глаза наблюдая за серьёзными лицами людей, чьё уединение он нарушил.
«По-видимому, мой приход явился весьма невовремя», – подумал было Таньги, но слова дофина показали, что он ошибается.
– Вот человек, который любит разгадывать самые сложные загадки. Только будьте осторожны, герцог, и ни в коем случае не отзывайтесь плохо об арманьяках в присутствии Таньги, – шутливо предостерёг герцога Барского дофин, и продолжал с некоторой гордостью, – он один из немногих оставшихся в живых после разгрома клана.
Иоланта Арагонская с интересом посмотрела на человека, которого считала придворным фатом до последнего времени.
– Так вы принадлежите к клану арманьяков? – спросила она.
– И горжусь этим, ваше величество, – Таньги гордо вскинул голову.
– Стало быть, вам известен человек, который возглавляет клан?
Мирианда обменялась понятливым только им одним с герцогом Барским взглядом. Оба обратили взоры на невозмутимо-спокойное лицо Иоланты, прекрасно понимая, куда она ведёт.
– Никто, – коротко ответил Таньги на вопрос Иоланты.
– Это невозможно, – возразила ему Иоланта, – этот человек должен существовать, иначе как объяснить нападение на английскую армию? Несомненно, кто-то возглавлял отряд арманьяков.
– Ещё одна загадка, – пробормотал под нос герцог Барский.
Таньги внимательно выслушал королеву Кастилии. Едва она закончила, как он со всей твёрдостью возразил ей:
– Ваше величество, я слышал о нападении на английскую армию и смею вас уверить, что арманьяки никоим образом не связаны с событиями, произошедшими в Руане.
Все без исключения, слышавшие слова Таньги, посмотрели на него с явным удивлением. Вся Франция только и говорила о том, что нападение осуществили арманьяки, а сами они отказываются от своей причастности к этому дерзкому во всех отношениях налёту. Где же истина?
– Не может ли быть, что вы ошибаетесь, сударь? – после общего недолгого молчания спросил герцог Барский.
– Нет, – последовал уверенный ответ, – меня бы известили о готовящемся нападении. Это верно так же, как то, что клан, или вернее, все, что осталось от него, давно предоставлен самому себе. Насколько мне известно, в данный момент никому не под силу объединить всех арманьяков под своим началом. Это мог сделать лишь один человек, но, – Таньги внезапно замолк и помрачнел и закончил глухим голосом, – но его убили.
Слова Таньги привели к тому, что присутствующие ещё более запутались в своих предположениях и догадках. Вместо того, чтобы получить ответы, они получали всё новые вопросы, и это приводило в полное недоумение.
– Я ничего не понимаю, – герцог Барский двумя руками схватился за голову, – по прибытии в Париж я только и занимаюсь тем, что пытаюсь понять происходящее вокруг меня. Я трачу на размышления почти всё свободное время, но тем не менее запутываюсь всё больше и больше. Святой Педро, что же происходит? Если не арманьяки совершили нападение на английскую армию, так кто же? – вопрос был адресован Таньги дю Шастель.
– Я знаю не больше вашего, – Таньги пожал плечами и повернулся к Мирианде, которая всё это время молча слушала и собирался было заговорить с ней, как услышал возмущённый голос дофина:
– Не знаешь? Как такое возможно? Ты ведь утверждаешь, что главы клана не существует. Стало быть, тебе должно быть известно остальное!
– Карл, – начал было Таньги, но, уловив удивлённые взгляды, тут же сменил фамильярный тон на почтительный, – ваше высочество, я знаю это по очень простой причине. Клан может возглавить лишь граф Арманьяк. Но его казнили, а его единственного сына убили. Арманьяки – гордые люди. Они подчинятся лишь своему сеньору или его прямому потомку. Никто иной не может подчинить себе клан. Поверьте, я знаю, о чём говорю.
Таньги с особым выражением, в котором светилась непоколебимая уверенность, обвёл присутствующих взглядом.
– Сын? Ты имеешь ввиду Филиппа? – тихо спросил дофин.
– Да! – коротко ответил Таньги.
Оба: и дофин, и Таньги одновременно погрустнели, чем вызвали ещё больший интерес присутствующих. Марию Анжуйскую просто распирало от любопытства. Она не сдержалась и задала вопрос дофину:
– Кто это, Филипп?
– Наш друг детства, – с грустью ответил дофин, – я видел его всего несколько раз, но уже тогда почитал за счастье назвать его своим другом. Таньги знал его лучше. Они жили рядом и редкий день проводили врозь друг от друга. Он был убит в тот же день, что его отец, впрочем, Таньги знает обо всём лучше меня. Он долгое время пытался выяснить обстоятельства его смерти.
– Так он умер загадочной смертью, этот Филипп? – воскликнула Мария Анжуйская.
– Геройской смертью, – поправил её Таньги и продолжил с чувством огромной гордости за друга, – Филипп сражался рядом с отцом в ночь дьявола и несмотря на свои двенадцать лет убил пятерых бургундцев.
– Ночь дьявола? – непонимающе переспросила Мария Анжуйская.
– Ночь, когда произошла резня арманьяков, – пояснил Таньги, – в ту ночь сотня Арманьяков противостояла всему Парижу и отрядам герцога Бургундского. Филипп сражался рядом с отцом. Они могли отступить и спасти свои жизни, но за их спинами находились сотни безоружных людей, которые столпились у стен святой Катерины, и они приняли неравный бой, прекрасно осознавая, что их ждёт.
– У церкви святой Катерины? – герцог Барский вздрогнул, что не укрылось от окружающих.
Иоланта Арагонская с недоумением посмотрела на сына.
– Да, – подтвердил Таньги, – они бились у стен церкви и уничтожили втрое больше врагов, прежде чем пали. Погибли все, за исключением графа, Филиппа и Ги де Монтегю. Им оставили жизни, чтобы затем предать публичной казни.
Теперь Мирианда вздрогнула и почти с ужасом посмотрела на Таньги.
– Казнить двенадцатилетнего мальчика?
– Именно, – с горечью подтвердил Таньги, – Филипп был приговорён к смерти. Их всех посадили в Шатле – и, как впоследствии рассказывала стража, все одиннадцать дней, которые они провели в тюрьме, Филипп стоял у крошечного окошка в камере и смотрел на Сену, по которой проплывали мимо него мёртвые тела людей, которые имели несчастье называть себя сторонниками арманьяков.
– Святая дева Мария, – вырвалось у Мирианды.
– Его казнили? – нетерпеливо перебила кузину Мария Анжуйская.
Таньги отрицательно покачал головой.
– Нет! Филиппа спас палач. Покорённый бесстрашием мальчика, он воспользовался своим правом помиловать осуждённого на казнь.
– О, расскажите подробней, прошу вас, сударь, – попросила Мария Анжуйская, не преминув при этом бросить вопросительный взгляд на дофина и получить в ответ одобрительный взгляд.
Вздохнув, Таньги опёрся одной рукой на край беседки, занимая более удобную позу для себя и, окинув всех взглядом, от которого любопытство присутствующих ещё более возросло, исключение составлял лишь герцог Барский, который явно о чём-то напряжённо размышлял, – заговорил:
– Филипп стал свидетелем смерти своего отца. Люди, наблюдавшие казнь, рассказывали, что Филипп не только не испытывал страх, но и ободрял своего отца, который беспокоился за него. Когда казнили его отца и люди вокруг начали злорадствовать, Филипп взбежал на помост и гневно приказал им замолчать. Он приказывал толпе, которая на протяжении многих дней не могла насытиться кровью арманьяков и самое странное в том, что толпа повиновалась ему.
– Что же он сказал этим людям? – не выдержала Мария Анжуйская.
– Имейте уважение если не к графу Арманьяку, то хотя бы к сыну, потерявшему отца, – ответил Таньги и продолжил, слыша вздохи Марии Анжуйской и Мирианды, – затем Филипп подошёл к палачу и громко сказал: «Я в вашем распоряжении, мэтр, делайте своё дело». Палач подошёл к Филиппу, но толпа, восхищённая мальчиком, громко требовала помиловать его. Герцог Бургундский согласился помиловать Филиппа. Единственным условием сохранения жизни Филиппа должна была стать клятва верности герцогу Бургундскому.
– И он дал клятву? – замирая от волнения, спросила Мария Анжуйская.
– Дал, но только не ту, которую ждал от него герцог Бургундский. Филипп прилюдно, стоя на помосте перед лицом смерти, поклялся убить герцога Бургундского, – Таньги не заметил, как герцог Барский снова вздрогнул.
– И громко выкрикнув девиз Арманьяков, Филипп положил голову на плаху… и в это мгновение палач отбросил топор, снял маску и по принятому закону города попросил милости. Король помиловал Филиппа.
– Боже, боже, – повторяла Мария Анжуйская и, обращаясь к Мирианде, у которой рассказ Таньги дю Шастель вызвал не меньшее потрясение, спросила: – Ты слышала, кузина? Как возможно такое? Несчастный мальчик. – Мария Анжуйская вдруг осеклась и в смятении посмотрела на Таньги.
– Но, сударь, вы же говорили, что Филипп погиб!
– Да, – подтвердил Таньги, – его убили после казни. Видимо, герцог Бургундский не смирился с решением короля. В тот день были убиты ещё два человека. Палач и графиня Арманьяк. Видимо, палача, который пошёл наперекор воле герцога Бургундского, убили те же люди, что и Филиппа, а вот графиню, по слухам, убили горожане.
– Я даже знаю имя человека, который убил графиню Арманьяк!
Все в одно мгновение повернулись в сторону герцога Барского, не понимая, откуда он может знать подобные вещи. Герцог Барский выдержал молчаливо вопрошаемые взгляды присутствующих и закончил:
– Человека, убившего графиню Арманьяк, звали Кабош!
– Но откуда вам это известно? – с недоумением спросил Таньги, в то время как Мирианда, Мария Анжуйская и Иоланта Арагонская пытались осмыслить слова герцога Барского.
Герцог Барский внимательно посмотрел на Таньги и, выделяя каждое слово, произнёс:
– Вы ошиблись дважды, сударь! Первый раз, когда сказали, что арманьяки не участвовали в нападении на английскую армию. Второй раз, когда утверждали, что главы клана арманьяков не существует. Этот человек существует, сударь. Вы только что нам это доказали.
– Я? – переспросил потрясённый Таньги, – вы не поняли меня, милорд.
– Я прекрасно понял вас, – прервал его герцог Барский, однако вы меня не слышите. Я говорю вам, что граф Арманьяк жив, и это он стоит за нападением на английскую армию. Это ему принадлежит захват Осера. Я говорю, что ваш друг не был убит – он жив.
– Вы не можете знать таких вещей, – возразил вместо Таньги дофин, в то время как все остальные, замерев, слушали герцога Барского. Почти все были согласны с дофином. Откуда герцог Барский мог знать о том, что именно Филипп возглавляет арманьяков?
– Я уверен в своих словах, – в свою очередь возразил герцог Барский, – я не присутствовал при сражении арманьяков у церкви святой Катерины, но могу поклясться святым Педро, что в ту ночь на стороне бургундцев сражался некто, по имени Гийом де Лануа.
Потрясённый этими словами, Таньги аж придвинулся к герцогу Барскому.
– Кто вам сказал? – Вы!
– Я? Могу поклясться, что ничего такого не говорил!
На губах герцога Барского появилась особенная улыбка. Он увидел, как Мирианда, вцепившись в руку Марии Анжуйской, смотрела на него. Её взгляд говорил, что она начинает понимать своего кузена.
– Санито де Миран бросает вызов герцогу Бургундскому прямо в лицо, – продолжал развивать свою мысль герцог Барский, – и заметьте, любого человека такая вражда приведёт в ужас, но только не Санито де Мирана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59