Эти отпечатки находились несколько правее окна рабочего кабинета Линдберга – вероятно, поэтому он через окно без занавесок не заметил поднимающихся по лестнице людей.Линдберг вернулся с двумя полицейскими; все трое несли части этой штуковины: назвать этот ветхий самодельный предмет, состоящий из старых, неровных досок, лестницей было бы сильным преувеличением. Ступеньки были расположены слишком далеко другу от друга, так что по ним трудно было бы подниматься даже высокому человеку.Линдберг опустил свою часть на землю.– Пожалуйста, соедините их, ребята.– Боже милостивый, – сказал я, – вот это лестница!– Она по-своему оригинальна, – сказал Линдберг. – Хотя плотник ее делал явно никудышный, она сконструирована таким образом, что каждая ее часть вставляется внутрь другой. Ее может нести один человек. Хотя для осмотра части ее хранились раздельно.Полицейские вставляли деревянные штифты, чтобы соединить части лестницы. Верхняя ступенька была сломана – очевидно, не выдержала тяжести человека.Я подошел и указал на сломанную ступеньку.– Это сделал один из похитителей?Линдберг кивнул.– Кажется, я даже слышал, как этот ублюдок залезал или слезал с лестницы. Около десяти часов я услышал звук, похожий на треск ломающейся дощечки от ящика из-под апельсинов.– Вы были в рабочем кабинете?– Нет, в гостиной с Энн.– Вы не стали выяснять, откуда шел этот звук?– Нет, – угрюмо произнес он. – Я только спросил Энн: «Что это было?», и она сказала: «Что?», и мы вернулись к чтению. Вскоре после этого она поднялась наверх, чтобы лечь спать, а я пошел в рабочий кабинет. Поставьте, пожалуйста, ее ножками в эти ямки, – сказал он полицейским.Им пришлось вдвоем ворочать этот громоздкий, неуклюжий предмет. Они осторожно вставили ножки лестницы во вмятины в земле и прислонили ее к стене дома; вершина ее оказалась чуть правее и на несколько футов выше окна детской, едва не доставая крыши.– Она явно слишком высокая, – сказал я, подняв голову.– Я просто хотел, чтобы вы посмотрели, – сказал он. – Мы решили, что похитители ошиблись с высотой лестницы.– Наверняка в их шайке не было плотника, – сказал я. – Ну и что? Значит, они использовали только две нижние секции.Линдберг кивнул.– Лестницу нашли здесь... – он указал на место примерно в шестидесяти футах к юго-востоку, – ...с двумя соединенными секциями.Потом он велел полицейским опустить лестницу, вытащить штифты, снять верхнюю секцию и вновь поставить ее, но теперь она состояла уже из двух секций.– Теперь она слишком низкая, – сказал я.На этот раз верхняя ступень лестницы была на три фута ниже окна детской. И несколько правее. На побеленном плитняке, в том месте, где лестница касалась стены, были видны следы; сомнений не было: похитители использовали только две секции лестницы, и стояла она именно так, как стоит сейчас.– Ну и что вы об этом думаете? – спросил Линдберг.– Видимо, мне придется переменить свое мнение. Похоже, без участия «своего» здесь не обошлось.Линдберг слегка нахмурился.– Почему вы так считаете, мистер Геллер?– Кто-то должен был подать ребенка своему сообщнику на лестнице. Это единственное разумное предположение, которое можно сделать в этом случае... если, конечно, по лестнице одновременно не залезли два человека. Однако я сомневаюсь, что эта штука выдержит вес двоих.– Возможно, поэтому она сломалась, – предположил он.– Может, не выдержала, когда к весу похитителя прибавился вес ребенка, – согласился я.– Боже, если Чарли упал...Я поднял руку.– Если бы кто-то упал с такой высоты, на земле обязательно остался бы след и... и едва ли они упали бы вдвоем, похититель и ребенок. Если... извините меня, полковник... если бы похититель уронил ребенка, а сам удержался на лестнице, то на этой влажной земле все равно остался бы след от падения.Его бы заметили даже полицейские Нью-Джерси.– Может быть, женщина поднялась первой, – сказал Линдберг, подумав. Рукой он держался за подбородок. – Нам известно, что здесь была женщина...– Участие в этом женщины могло бы объяснить тот факт, что ребенок молчал. Я имею в виду то, что он не расплакался, проснувшись, и его никто не слышал. Кажется, так это было?– Да. Моя жена находилась в соседней комнате, их разделяла одна ванная. – Он импульсивно взялся за мою руку и сказал: – Пойдемте осмотрим детскую.Мы поднялись по непокрытой коврами лестнице на верхний этаж, который был таким же чистым, безликим и имел те же запахи, что и нижний.Линдберг остановился перед дверью детской, а я вошел. Он стоял в двери и наблюдал, как я осматриваю комнату.Она была самой уютной и самой обжитой в доме. На светло-зеленых обоях были ярко изображены вечнозеленые деревья, сельская церковь и человек с собакой; между двумя восточными окнами находился камин, мозаичный рисунок на котором изображал рыбака, ветряную мельницу, слона и маленького мальчика с игрушкой; на каминной доске стояли декоративные часы в окружении фарфорового петуха и двух маленьких фарфоровых птичек. Возле каминной плиты стоял детский педальный автомобиль. У противоположной стены находилась кроватка ребенка с четырьмя столбиками; рядом с ней стояла розово-зеленая ширма, на которой были нарисованы резвящиеся домашние животные.– Здесь он ест, – сказал Линдберг, все еще стоящий в дверях, указывая на маленький кленовый столик в середине комнаты.Я смотрел на кроватку.– Это постельное белье и одеяла ребенка?– Да. Их никто не трогал.Постельное белье – простыни и одеяла – было аккуратно заправлено и крепилось к матрасу парой больших английских булавок. На подушке еще осталась вмятина от головы ребенка.– Когда похититель поднял ребенка с кроватки, он не проснулся, – сказал я. – Или ребенок проснулся, но не испугался. Знакомое лицо, знакомые руки...– Или, – почти виновато произнес Линдберг, – руки женщины. Может быть, первой по лестнице поднялась женщина...– Я бы поверил в это, если бы ступеньки не были расположены так далеко друг от друга.Я подошел к юго-восточному окну – окну, через которое в детскую проникли похитители. Оно находилось в углублении в стене. Под ним стоял низкий кедровый сундук. Ширина у него была почти как у подоконника. На сундуке лежал черный чемодан, а на чемодане сидел игрушечный шарнирный кролик на небольшой веревочке.– В этом сундуке хранится личное состояние Чарли, – сказал Линдберг, стараясь говорить весело. – Его игрушки. Боюсь, у него их слишком много.Я улыбнулся, глядя на него через плечо.– Когда он вернется, вы купите ему еще столько же, не так ли?Линдберг застенчиво улыбнулся.– Я его избалую.– Ну и правильно, – сказал я, опускаясь на колени перед сундуком. – Этот сундук не был отодвинут от окна?– Нет.– А этот чемодан?– Нет.– На чемодане и сундуке не было грязи или царапин?– Нет.– Где находился этот игрушечный кролик?– Там, где вы его видите. Он всегда тут стоял.Я встал.– Толщина стены дома полтора фута, а наружный подоконник имеет почти такую же ширину. Тому, кто поднялся по лестнице, нужно было преодолеть расстояние в три фута, чтобы проникнуть в эту комнату. Он умудрился преодолеть это расстояние и не оставить грязи, не сдвинуть с места сундук, не сбить с него чемодан и игрушку, не поднять шума... звучит очень неправдоподобно.Линдберг молчал.Я открыл окно и ощутил порыв холодного ветра. Ставни не закрывались.– Ставни на других окнах такие же кривые, как эти?– Нет.– Должно быть, они знали об этом, – сказал я, безуспешно пытаясь закрыть ставни.– Внизу нашли стамеску, – сказал Линдберг. – Видимо, они собирались взламывать ставни. Им просто повезло, что они выбрали это окно.– Я не знаю, для чего еще могла предназначаться эта стамеска, если не для того чтобы заставить кого-то предположить то, что сейчас предположили вы. Это окно не было взломано, не так ли?– Да. Оно не было закрыто. Мы запираем ставни, но не окна.– Но это окно находится прямо над незанавешенным окном вашего кабинета. Похитители, если бы они не знали о сломанных ставнях, скорее полезли бы в детскую через балконную дверь над черным ходом.– Теперь вы рассуждаете, как Шварцкопф, – сказал Линдберг.Прекрасно, – сказал я. – Значит, он рассуждает, как коп.– Значит, вы остаетесь при своем мнении. Вы убеждены, что похищение совершено «своими».– Я не высказываю своего мнения. Я просто не хочу торопиться с выводами. Самая опасная и самая частая ошибка для следователя – это делать поспешные выводы о том, кто и что стоит за преступлением. В вашей библиотеке я заметил несколько монографий и научных книг.– Да.– В науке, если вы начнете исследование, будучи убежденным в правильности того, что вам еще предстоит доказать, результат скорее всего будет плачевным, не так ли? Потому что вы будете искать только те факты, которые доказывают вашу точку зрения.Линдберг кивнул.Я подошел к нему. Он по-прежнему стоял в дверях.– Вы не хотите думать, что тут могут быть замешаны ваши слуги, не так ли? Вы им доверяете. Вы хорошо к ним относитесь.– Я нанял их, – сказал он.В этом-то, конечно, и состояла суть проблемы: если это сделал кто-то из прислуги, то в конечном счете ответственность ложилась на Линди. Разумеется, ему не хотелось, чтобы дело обстояло именно так.– В науке, – сказал я, – истина иногда причиняет боль. Вы бы не пожелали, чтобы врач вам лгал, не так ли?– Конечно, нет.– Тогда я не буду вам лгать. Не буду я и заискивать перед вами, а буду откровенно говорить то, что считаю верным.Некоторое время, показавшееся мне вечностью, лицо его оставалось непроницаемым. Я решил, что переступил грань дозволенного с Линди, и внутренне уже приготовился к возвращению в Чикаго, что было куда более приятной альтернативой, чем оставаться здесь в качестве жалкого подхалима.Но возвращаться мне не пришлось, поскольку Линдберг вдруг улыбнулся широко и непринужденно.– Вы не против, если я буду называть вас Нейтом?– Сочту за честь, – ответил я серьезно. – А мне можно называть вас как-то иначе, чем «полковник», потому что когда я произношу это слово, ко мне поворачиваются восемь голов.Он негромко рассмеялся и протянул мне руку, словно мы только что познакомились.– Друзья называют меня Слимом. Я буду признателен, если вы будете называть меня так, хотя бы в более или менее узком кругу.Мы легко и раскрепощенно пожали друг другу руки.– О'кей... Слим, – решился я, желая проверить, как получится. – Когда будет нужно, я буду обращаться к вам более официально.– Благодарю.Мы начали спускаться по лестнице, на которой нас встретил Шварцкопф, своей дурацкой формой похожий на швейцара в гостинице.– Полковник, – сказал он, – агенты Айри и Уилсон ожидают встречи с вами. Глава 5 Элмер Айри и Фрэнк Уилсон ждали в кабинете Линдберга. Они не сели и стояли, держа шляпы в руках, все в черном, словно владельцы похоронного бюро.Айри и Уилсон были типичными представителями правоохранительных органов, и галстуки разного цвета не делали их менее похожими: обоим было за сорок, оба в темных круглых очках, как у Роберта Вулси из комедийной труппы Уилера и Вулси, у обоих мрачные физиономии, квадратные челюсти, темные волосы, оттопыренные уши – они были одинаковыми, как пара носков.Айри был старшим: он был руководителем группы разведки Налогового управления. Чтобы различить их, нужно было посмотреть им на головы: Уилсон был лысоват и числился при Айри старшим агентом.Увидев меня, они обменялись невыразительными взглядами, но в этой невыразительности было более чем достаточно презрения.Айри шагнул вперед и, чуть скривив в улыбке губы, протянул Линдбергу руку и сказал:– Большая честь встретиться с вами, полковник. Жаль, что мы не познакомились с вами при других обстоятельствах. Это агент Уилсон.Уилсон подошел и пожал руку Линдбергу со словами:– Для меня большая честь познакомиться с вами, полковник.Линдберг предложил им сесть, и когда Брекинридж положил трубку, занял свое место за столом. Брекинридж, словно фельдмаршал, стал сзади и слева от него. Мы со Шварцкопфом сели сбоку.Айри положил шляпу на колени и обвел кабинет взглядом, ясно давая понять, что в нем слишком много бесполезных наблюдателей.– Я думаю, полковник, – сказал он вкрадчивым голосом, – что нам может потребоваться некоторая конфиденциальность.Линдберг посмотрел налево, потом на Айри и простодушно сказал:– Дверь закрыта.Уилсон проговорил с нетерпением:– Полковник, нам действительно нужно поговорить с вами с глазу на глаз.На лице Линдберга появилась несколько усталая улыбка.– Джентльмены, мне трудно выразить, как я рад и благодарен вам, что вы пожертвовали воскресеньем, чтобы приехать сюда. Нам крайне необходимы ваши помощь и совет. Но люди в этой комнате являются моими ближайшими советниками.Кто – я?– Полковник Брекинридж – мой адвокат и один из самых близких моих друзей, – продолжал он. – Полковник Шварцкопф возглавляет полицию штата, и этот вопрос находится в его юрисдикции.Айри сказал:– При всем нашем уважении к полковнику Шварцкопфу, в методах, используемых полицией штата, имели место многочисленные недостатки.– Неужели? – с презрительной холодностью проговорил Шварцкопф. – Например, какие?– Ваш специалист по дактилоскопированию, – сказал Айри, повернувшись к нахмуренному Шварцкопфу, – не сумел обнаружить скрытых отпечатков на письме с предложением заплатить выкуп, на конверте, на лестнице, на стамеске, на окне, на кроватке и на игрушках ребенка.– Пришлось прислать человека со стороны, – вмешался Уилсон, – чтобы он попытался еще раз... и он обнаружил массу всяких отпечатков, помимо отпечатков пальцев ваших полицейских. На одной лестнице обнаружилось от тридцати до сорока отпечатков.– Вы отослали эти отпечатки в Вашингтон? – спросил Айри Шварцкопфа. – В ФБР есть огромная коллекция отпечатков пальцев известных преступников.– Это дело не относится к федеральной юрисдикции, – холодно ответил Шварцкопф.Самовлюбленные кретины. Жизнь ребенка находится под угрозой, а они здесь права качают.– Полковник Шварцкопф остается, джентльмены, – сказал Линдберг. – Вы можете не соглашаться с его методами, но он в конце концов несет ответственность за это дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69