– Показывал эту подпись всему Бронксу! Какому-то «сицилийскому, другу»!– Он, конечно, болван, – сказал я, – если только не слишком умный.– Умный?Я кивнул, постучав по виску пальцем.– Пока он болтал сейчас о знаке мафии, в эту вешалку для шляп, которую я называю головой, пришла одна мысль. Когда я в Хоупуэлле первый раз разговаривал с ним по телефону, Кондон сказал, что письмо, адресованное ему, подписано знаком мафии.– Да. Я помню. Ну и что?– Он всячески меня заверял, что не открывал конверта, предназначенного для Слима.– Верно.– Я даже слышал в трубке, как он разорвал его.– Да, я припоминаю.– Дело в том, что письмо Слиму действительно было подписано знаком мафии, но записка Кондону была совсем без подписи.Брекинридж подумал над моими словами.– Но откуда профессор мог знать об этой подписи до того, как открыл письмо?..– Вот именно. Разумеется, он мог вскрыть письмо, что лежало внутри, раньше, а потом просто разорвать листок бумаги, чтобы усладить мой слух. Но в любом случае...– Да. Однако это нам ничего не дает, Геллер. Абсолютно ничего не дает. У меня тоже есть, что вам рассказать.– Так рассказывайте, черт возьми.Брекинридж затянулся дымом сигареты и выпустил кольцо дыма.– Вчера вечером Кондон, как обычно, много пустозвонил. Рассказывал о своей дочери Майре, о том, что до замужества она работала учительницей. Затем он принялся разглагольствовать о том, как «сильна в их семье любовь к преподаванию», что его супруга «сама была замечательной школьной учительницей», что они с ней познакомились, когда работали в одной средней школе.– Да. Ну и что из этого?– Геллер, они преподавали в средней школе номер тридцать восемь в Гарлеме.Меня как обухом по голове ударило.– В Гарлеме? Где живут Сара Сивелла и Мартин Маринелли?– Именно. – Он бросил сигарету в небольшой сугроб на газоне. – Ну что, пошли обратно?Но не успели мы войти в дом, как в дверях появилась взволнованная миссис Кондон и сказала:– Телефон звонит, джентльмены... мой муж сейчас возьмет трубку.Мы торопливо пошли через дом и увидели, что Кондон как раз поднимает трубку с аппарата.– Да, я слушаю. Кто это звонит? – проговорил он для проформы; он стоял, высоко подняв подбородок, бледно-голубые глаза его смотрели настороженно, как глаза пристрастившегося к опиуму китайца.Через мгновение он сказал:– Да, я получил ваше письмо.Я стоял близко к нему и слегка отвел трубку от его уха, чтобы тоже слышать говорящего на другом конце линии. Кондон неодобрительно на меня посмотрел, но сопротивляться не стал.– Я прочитал ваше объявление, – произнес резкий, внятный голос, – в нью-йоркской газете «Америкэн».– Да? Откуда вы звоните? Блестящий вопрос! Просто блестящий!– Из Вестчестера, – ответил голос.Брови Кондона сошлись – он пытался придумать еще один коварный вопрос.– Доктор Кондон, вы иногда пишете статьи для газет?Кажется, этот вопрос застал профессора врасплох. Немного подумав, он сказал:– Да, конечно, я иногда пишу статьи для газет.После короткой паузы послышалось, как голос приглушенно говорит кому-то стоящему рядом:– Он говорит, что иногда пишет статьи для газет.Человек снова заговорил в трубку, голос у него был сильным, отчетливым и несколько гортанным.– На этой неделе каждый вечер будьте дома с шести до двенадцати. Вы получите письмо с указаниями. Действуйте в соответствии с ними, иначе все сорвется.– Я буду сидеть дома, – сказал Кондон, приложив руку к сердцу.– Statti citto!Последнюю фразу произнес другой голос, вмешавшийся в разговор.Почти полминуты на том конце молчали, потом резкий, гортанный голос сказал:– Ладно. Мы с вами свяжемся.Услышав в трубке щелчок, Кондон мигнул и сказал с важным видом:– Они прервали связь.Я пропустил эту глупость мимо ушей и обратился к Брекинриджу:– Вы все слышали?– Да, – сказал Брекинридж. – Что означает эта Фраза на иностранном языке?– Statti citto, – сказал я, – означает «заткнись» на сицилийском диалекте. Мне кажется, они воспользовались телефоном-автоматом, а в этот момент кто-то проходил мимо.– Я думаю, – сказал Кондон с сосредоточенным видом, – он мог обманывать нас, когда сказал, что звонит из Вестчестера.– Неужели? – насмешливо сказал я. – Мне это как-то не пришло в голову.– Что ж, нужно скорее собрать деньги, – озабоченно проговорил Брекинридж, шагая взад и вперед по узкому коридору.– В своем последнем письме похитители конкретно указали размеры, которые должна иметь коробка для денег, – сказал Кондон. – Хотите, я завтра попробую изготовить такую коробку?Брекинридж посмотрел на меня и пожал плечами.Кондон продолжал, многозначительно подняв палец:– Наверху, в моем кабинете, стоит избирательная урна вице-губернатора штата Нью-Йорк, баллотировавшегося в 1820 году.Вот это да.– У нее есть крышка, две петли и замок. Коробка, которую я построю, будет в точности повторять эту старинную избирательную урну.– А для чего это? – спросил я.Румяные щеки на самодовольно улыбающемся лице Кондона стали похожи на розовые шары.– Я попрошу, чтобы коробку сделали из пятислойной фанеры. Для ее изготовления мы применим различные виды древесины. Клен, сосну, тюльпанное дерево... И еще пару других видов. Всего будет пять различных видов древесины.– И тогда коробку будет легко опознать, – задумчиво закончил я.Брекинридж посмотрел на меня с любопытством.– Неплохая идея, – сказал я, чем удивил всех, в том числе самого себя.– Доктор, – сказал Брекинридж, положив руку на плечо старика, – я вижу, какую жертву вы приносите, помогая нам. Я знаю, что члены вашей семьи не одобряют вашего участия в этом деле. Но я надеюсь, что когда-нибудь вас так или иначе вознаградят за то, что вы для нас делаете.– Я не жду никакой награды за то, что могу сделать, – проговорил Кондон с присущей ему помпой и торжественностью. – Впрочем, об одном вознаграждении я собираюсь просить, но боюсь, оно покажется вам слишком большим.Я и не мог и предположить, что Кондон хочет попросить деньги – для этого он был слишком добропорядочным, либо слишком хитрым.И он меня не разочаровал.– Я прошу о том, – сказал он, – чтобы когда ребенка вернули, мне позволили быть тем человеком, который передаст его матери.Брекинридж явно купился на это; он с чувством пожал Кондону руку и мягко сказал:– Вы заслуживаете этого. И я позабочусь о том, чтобы вы получили то, что заслужите.Под его последней фразой я готов был подписаться безоговорочно. Глава 13 Большие красивые часы на каминной полке в столовой дома Кондона пробили семь раз. В соседней гостиной, шторы в которой были опущены, сидели четверо: Кондон, его жена, Брекинридж и я. Дочь профессора, которая была сыта по горло нашей интригой, выехала вечером в Нью-Джерси.– У меня есть друг, столяр, – сказал Кондон, сложив руки на коленях. Потом добавил: – Столяр из Бронкса, – словно это имело большое значение.– Вы сказали, что хотите сделать копию урны для голосования, – сказал я. – Сколько времени потребуется вашему столяру из Бронкса, чтобы сделать ее?– Он обещал прислать ее не позже чем через четыре дня, – проговорил Кондон так, словно сообщил нам нечто сверхъестественное. – Стоить это будет три доллара – в цену входят материалы и работа.– Что ж, это замечательно, – сказал я, – но вдруг они попросят передать им деньги раньше этого срока?Полковник Брекинридж сказал:– Я буду молить Бога, чтобы они не попросили об этом. Мы соберем деньги ко второй половине дня в понедельник.– Может, мне следует позвонить моему другу столяру, – задумчиво проговорил Кондон, – и попросить его поторопиться.– Если они вступят с нами в контакт сегодня вечером, – сказал мне Брекинридж, – то только для того, чтобы договориться о передаче денег, правильно я говорю?– Возможно, – сказал я. – Но вы, парни, поместили в газете объявление, где сказано, что деньги приготовлены, а они не приготовлены.– Но это всего лишь своеобразный язык, – виноватым тоном произнес Кондон, – на котором настаивают похитители.– Я знаю, – сказал я. – Я был здесь. Но вы не должны были помещать это объявление до того, как будут собраны деньги.Кондон прикусил язык; полковник Брекинридж сохранял мрачное молчание. * * * Ранее в Хоупуэлле у меня вышел неприятный разговор с Линдбергом по этому поводу.– Я думал, вы уже собрали деньги, – сказал я. С Вэхгушем на поводке мы гуляли по бесплодному саду возле дома; утро было ветреным и прохладным.– Откровенно говоря, Нейт, – сказал он, – у меня проблема с наличными деньгами.– Но черт возьми, у вас прекрасная репутация, и вы должны быть вполне платежеспособным. Разве ваш тесть не был партнером в банкирской конторе Джона Моргана?Линдберг кивнул.– Мать Энн предложила мне деньги, но я отказался.– Слим! Сейчас вам совсем не до церемоний...Он поднял руку:– Я продал ценные бумаги. А потом они подняли сумму выкупа.– Это те ценные бумаги, которые вы купили до финансового краха?– Да.– Во сколько они вам обошлись?Он подумал несколько секунд, потом, не глядя на меня, ответил:– Я заплатил за них триста пятьдесят тысяч долларов.– И теперь вы их продаете, чтобы собрать семьдесят тысяч?Он приподнял брови.– Вообще-то пятьдесят. Я пока не знаю, где возьму еще двадцать.Холодный ветер щипал мне лицо.– Я не подозревал об этом... Да, они поставили вас в нелегкое положение.– Вы правы. Я надеюсь, мы найдем способ убедиться, что они не водят меня за нос... Нейт, я скрывал от вас это и пока еще не могу раскрыть вам все детали, но Кондон не единственный человек, который утверждает, что вошел в контакт с похитителями.– Что-о?!– Сейчас я больше ничего не могу вам сказать. Я пытаюсь выяснить, насколько правдивы эти утверждения. Пока что Кондон представляется наиболее надежным вариантом.Мои глаза завращались, как стеклянные шарики.– Если Кондон наиболее надежный вариант, то упаси вас Боже от тех других.Он ничего не сказал. Мы остановились и подождали, пока Вэхгуш мочился.Я отвернул лицо от назойливого мартовского ветра.– Я слышал, Шварцкопф говорил что-то о наблюдении за домом Кондона и о том, чтобы следить за ним, когда он будет передавать выкуп.– Да.– Что ж, я рад, значит, Шварцкопф еще на что-то надеется?– Возможно, но я запретил ему делать это.– Что?– Полковник Шварцкопф взял назад свое предложение о наблюдении за домом Кондона, когда я возразил против этого.– Но на чем основаны ваши возражения, черт побери?– Это может поставить под угрозу благополучное возвращение моего сына.Что я мог сказать тут? Кроме того, что это чистое безумие? Мне оставалось только надеяться, что Фрэнк Уилсон внял моему совету и установил за Кондоном государственный надзор. Мы продолжали идти. Пес принялся гадить.– Вам следует обратиться к Уилсону, Слим.– Простите?– К агенту Уилсону из Налогового управления. И к его шефу Айри. Айри может быть особенно вам полезен.– Почему?– Вы должны записать все серийные номера денег для выкупа, прежде чем передать их похитителям. Айри может помочь вам в этом, и еще – он тот человек, который сможет обнаружить эти деньги, когда они начнут поступать в обращение.Линдберг покачал головой – нет.– Я сделал заявление для прессы, что не буду помечать деньги, которые заплачу похитителям. И я не нарушу своего слова.– Ради всего святого! – воскликнул я, потом покачал головой и добавил: – Ну это уж слишком, – повернулся и направился к дому.Ветер подгонял меня, дуя мне в спину.– Геллер! – позвал меня Линдберг. – Вы куда пошли?– В Чикаго, – ответил я, обернувшись. – Там у нас тоже делают глупости, но до такого безумства не доходят.– Подождите! Подождите!Я остановился, он подошел ко мне; собака прыжками сопровождала его.– Я поговорю с Айри, – сказал он. – Но ничего не обещаю сейчас.– О'кей.– Мне хотелось бы, чтобы вы задержались здесь еще ненадолго.– Зачем?– Очевидно, к этому похищению приложили руку гангстеры. Возможно, люди Капоне.– Вашим делом занимаются Айри и Уилсон – они знают Капоне лучше, чем я.– Они не из Чикаго. И они не полицейские с улицы. Они не знают так, как вы, породу жуликов, к помощи которых может прибегнуть Капоне. Нейт, нам нужен ваш опыт.Я был польщен и ничего не мог с этим поделать. Линди вел себя неразумно во многих отношениях, но по-прежнему оставался Линди. Сказать ему «нет» было все равно, что сказать «нет» «дяде Сэму».– Нет, – сказал я.У него задергалась щека, в глазах появилось отчаяние.– Пожалуйста, останьтесь хотя бы до того, как мы осуществим задуманное с участием Кондона. Ждать осталось уже немного.Я вздохнул.– Ладно. Почему бы и не остаться. Это по крайней мере веселее, чем охотиться за карманниками на вокзалах.Он протянул руку, и я пожал ее. Вэхгуш зарычал на меня. * * * Часы в столовой пробили семь тридцать, и еще через тридцать секунд позвонили.– Это они, – сказал Брекинридж, вставая. Лицо у него напряглось, глаза стали жесткими.– Может быть, мне открыть дверь, – сказал Кондон. Глаза у него были растерянными.– Хорошая мысль, – сказал я.Кондон двигался довольно быстро для своей массы и своего возраста, я пошел следом за ним, Брекинридж не отставал от меня. Пистолет девятого калибра у меня под мышкой составил нам компанию.Словно бездарный актер в плохой пьесе, старый профессор распахнул дверь: на крыльце стояли еще двое участников нашей маленькой мелодрамы.– Здорово, док, – сказал старший из мужчин. – Мы решили зайти и узнать, что нового в нашем деле.– Да, – сказал тот, что помладше и пониже. – Как дела?Это были Макс Розенхайн, владелец ресторана, и Милтон Гаглио, торговец тканями и одеждой, приятели профессора.– А, мои друзья! – воскликнул Кондон, вытянув руки. – Как я рад вас видеть! Прошу вас, входите.Они вошли; лица их исказились нервными улыбками, когда они увидели меня. Я закрыл дверь, точнее захлопнул ее.– Джентльмены, – сказал полковник Брекинридж, – мы благодарны вам за участие и интерес, которые вы проявляете к этому делу, но...– Но убирайтесь отсюда ко всем чертям, – закончил я за него.– Мистер Геллер! – сказал Кондон. – Я не допущу сквернословия и грубого поведения в своем доме!– Да замолчите вы, – сказал я ему и обратился к тем двоим: – Вы тупицы, мы с минуты на минуту ожидаем известия от похитителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69