– Ах да. Потому что мальчик был умственно отсталым. И мне в этом помогали Гринберг и Хэссел, а также два человека из прислуги Линдбергов – Вайолет Шарп и Оливер Уэйтли.– Вы хотите сказать, что это правда? – спросила Эвелин.– Что правда? – спросил он с невинным видом.– А что в вашем рассказе неправда? – спросил я.– То, что я говорил об умственно отсталом ребенке. Это всего лишь слух, который произвел на меня впечатление.Я подумал, что если еще немного послушаю Минза, то могу остаться с ним в этой психушке.– А вам известно, что ваших приятелей Гринберга и Хэссела кто-то убил?Он медленно и печально кивнул:– Жизнь может быть так жестока.– Смерть тоже, – сказал я. – Интересно, что их убили вскоре после того, как вы назвали мне их имена.После того, как вы указали на них как на настоящих похитителей.– Стечение обстоятельств.– А может, это вы или ваши приятели приложили руку к этим обстоятельствам?– Минз, – резко сказала Эвелин, – этот ребенок еще жив?Он улыбнулся ангельской улыбкой:– Сначала я должен сказать вам, что тело, найденное в Нью-Джерси, было «подсадкой», а никаким не ребенком Линдберга.– С какой целью это было сделано? – спросил я.– Чтобы прекратились его поиски, – ответил он. – К примеру, деятельность бутлегеров в Саурлендских горах была почти свернута. Там появилось слишком много полицейских, которые вели себя очень активно, на этот район было обращено внимание властей. После обнаружения тела все вернулось в нормальное русло. Люди снова занялись бизнесом.– Этот ребенок все еще жив? – повторила Эвелин.– Моя дорогая, насколько мне известно – жив. Я отвез этого ребенка в Мексику и оставил там живым-здоровым. Бог мне свидетель, я говорю правду.Я встал с его кровати, опасаясь, что этого негодяя сейчас поразит молния.– Где сейчас находится ребенок? – спросила Эвелин.– Понятия не имею, – проговорил он, энергично пожав плечами. – Знаю только, что мальчик в надежных руках. Пока он жив, некоторых влиятельных людей нельзя будет обвинить в убийстве.– Никто вам не верит, Минз, – сказал я.– Простите?– Никто не верит, что вы были вдохновителем этого похищения. Вы волк, прикинувшийся невинной овечкой.Он негромко рассмеялся:– Хорошо сказано, Геллер. Хорошо сказано. А вы сами что думаете?– Я думаю, вы на этот раз впервые в своей жизни говорили правду или по крайней мере больше правды, чем обычно. А вот действительно ли вы хотите, чтобы вам поверили, или нет, это вопрос, на который я не осмелюсь ответить. Можно только догадываться о том, что происходит в темных коридорах вашей души.Он кивал, улыбаясь своей проказливой улыбкой.– На месте Аля Капоне, – сказал я, и улыбка его моментально исчезла, словно одно это имя приводило его в замешательство, – я использовал бы вас в качестве посредника. Как человек со связями в кругах бутлегеров, в политических кругах и высшем обществе вы являетесь идеальным посредником для Капоне, если не учитывать, конечно, что вы совершенно ненадежный человек.– О, – сказал Минз, качая в воздухе указательным пальцем. – Ну а если я боялся бы своего нанимателя...– Если бы им был Капоне или кто-нибудь, равнозначный ему, с Восточного побережья, например Лусиано или Шульц, вам пришлось бы действовать честнее, чем обычно, чтобы не накликать беду на ваш толстый зад.– Геллер, это некрасиво с вашей стороны. Использование таких выражений неуместно в присутствии миссис Мак-Лин.– Идите к черту, сэр, – сказала она ему.Он явно упал духом.– Возможно, я обидел вас, моя дорогая, но между старыми друзьями не должно быть столь враждебных отношений.– Она заслужила право так относиться к вам, отдав вам сто тысяч, которые исчезли, – заметил я.– Сто четыре тысячи, – поправил он меня.Я с улыбкой покачал головой:– Ни стыда, ни совести у вас нет, Минз.– Я не в силах контролировать свое воображение, – мрачно проговорил он. – Мои фантазии – побочный продукт душевной болезни. Поэтому, друзья мои, я и настоял на том, чтобы меня положили в эту больницу.– А может быть, вам просто не понравилась тюрьма в Ливентворте?– Признаюсь, здесь действительно поприятнее, – весело проговорил он. Потом лицо его стало серьезным: Понимаете, я надеюсь, что мне сделают операцию на мозге, после чего я смогу быть нормальным членом общества и меня можно будет досрочно освободить из тюрьмы.Гастон Минз пытался осуществить свою последнюю и самую крупную аферу: он тешил себя надеждой, что ему когда-нибудь удастся выйти из тюрьмы, хотя стеклянный взгляд его глаз говорил о том, что он сам не особенно верил в свой успех.– Скажите мне одну вещь, Минз, – сказал я. – Пожалуйста, будьте со мной хоть раз откровенны, потому что то, о чем я вас спрошу, не имеет большого значения. Мне просто хочется знать.– Геллер, мы с вами друзья уже много лет. Неужели вы думаете, что я откажу вам в такой мелкой услуге? Спрашивайте.– В тридцать втором году я, Эвелин и ее служанка Инга останавливались в ее сельском имении под названием Фар Вью, и ночью кто-то ходил по дому, стягивал с постелей простыни, топал по полу запертого верхнего этажа. Это случайно не вы старались нас напугать?– А, Фар-Вью, – задумчиво проговорил Минз. – Говорят, в нем обитают привидения, знаете. По ночам с грохотом падают некоторые вещи, не так ли?– Я думаю, вы это знаете лучше нас.Ему понравилось мое замечание.– Даже через столько лет вы не можете забыть о своей встрече со сверхъестественным, Геллер, не так ли? Это вы-то, упрямый, проницательный реалист!– Вы не хотите быть со мной откровенным, Минз?– Геллер, вы из тех людей, что занимаются любовью с женщиной при включенном свете, – он с извиняющимся видом повернулся к Эвелин: – Пожалуйста, простите мне мою вульгарность, Одиннадцатый. – Он снова посмотрел на меня с осуждающим и одновременно веселым выражением на лице. – Разве вы не знаете, что в жизни есть вещи, которые лучше хранить в тайне?– До свидания, Минз, – сказал я, вздохнув.Эвелин ничего не сказала ему.– Спасибо, что зашли, друзья мои, – бодро сказал он. – Да, Одиннадцатый, если я вспомню, с какого пирса бросил ваши деньги, то сразу свяжусь с вами.Мы оставили его сидящим на кровати; с глупой улыбкой на унылом лице он походил на Траляля, у которого умер Труляля Комические персонажи из книги Л. Кэрролла «В Зазеркалье».

. * * * Френдшип, имение Мак-Лин за высокой стеной в предместье Вашингтона, было меньше Белого дома. Чуть меньше. Ее дом на Массачусетс Авеню, самый большой частный дом, в котором я когда-либо бывал, мог сойти здесь за крыльцо.– Здесь раньше был монастырь, – сказала она, когда я свернул машину на подъездную дорогу, расположенную на замечательно благоустроенном участке. – Ты можешь себе представить, что за этими садами, за этими кустами ухаживают монахи в своих коричневых одеяниях? Десятки давших обет послушания садовников.– Таких работников сейчас не найти, – сказал я.День был холодным и пасмурным, наступали сумерки, и большой дом, построенный в начале девятнадцатого столетия, вырисовывался перед нами похожей на мираж громадой. Я объехал французский фонтан и с позволения Эвелин остановил «пакард» перед домом.Я привык быть возле Эвелин, которая несмотря на свою склонность к мелодраме и озорству была женщиной сугубо практической; по дороге мы даже поужинали в дешевом ресторане-закусочной, где она с удовольствием съела жирный гамбургер и еще более жирную картофельную стружку, обжаренную в масле. Но я не забывал, что имею дело с дамой, которая обедала с руководителями государства и принимала в своем имении светское вашингтонское общество; в имении этом, как я обнаружил, имелись площадка для гольфа, теплица и пруд для домашних уток.Сегодня я проводил вторую ночь в имении Френдшип. Поездка в Норфолк заняла всю среду: мы утром выехали из Нью-Йорка, во второй половине дня встретились с Кертисом и вернулись в Вашингтон вечером, чтобы на следующий день навестить Минза в больнице святой Элизабет. Во Френдшипе у меня была своя комната, как и в нью-йоркской гостинице, где мы провели одну ночь. Мы с Эвелин прекрасно ладили, но до интимности дело не доходило.Мы сидели, развалившись в мягких креслах, стоящих под углом к камину, в котором лениво потрескивал огонь, отбрасывающий желтые блики на стены гостиной; над камином висела написанная масляными красками картина, изображающая отца ее мужа. Стены гостиной были покрыты бледной штукатуркой – результат недавней реконструкции дома, – в ней стояла новая дорогая современная мебель из темного дерева и было много приставных столиков с красивыми лампами и семейными фотографиями; несмотря на огромный и явно старинный восточный ковер, обстановка здесь казалась более современной, чем в любой комнате дома на Массачусетс Авеню.Все, что мы узнали, по крайней мере то, что я нашел важным, мы передали губернатору Хоффману по телефону. В свою очередь губернатор сообщил нам новость: Роберт Хикс, его криминолог (правильнее было бы сказать, криминолог Эвелин, поскольку она платила ему) с помощью химических анализов краски подтвердил мое предположение относительно полки в кухонном чулане Хауптмана.– Молодчина, Натан, – сказала она, отпив вина из бокала, – ты был прав. – На ней были черная домашняя пижама и черные комнатные туфли на высоких каблуках.Я допивал свой второй коктейль «Бакарди».– Мы добились кое-каких успехов, но их недостаточно, чтобы обеспечить Хауптману еще одну отсрочку, не говоря уже о проведении нового суда.Она улыбнулась и покачала головой, видимо, не соглашаясь со мной.– Ты установил, что Фиш был связан с этими спиритами из Гарлема. И Оливер Уэйтли и Вайолет Шарп тоже, я уже не говорю о Джефси.– Это все неубедительно, – сказал я, в свою очередь покачав головой. – Герту Хенкель не станут слушать – сочтут, что любовница Хауптмана желает обелить своего приятеля. Кто знает, что скажет чета Маринелли, если они еще не сбежали из города. Уэйтли и Шарп нет в живых, Джефси глуп, как пень. Разговор с Кертисом убедил меня, что большая часть его истории, если не вся она, является правдой, но нет никаких доказательств, подтверждающих ее; и то, что сказал нам сегодня Минз, согласуется с рассказом Кертиса и другими имеющимися в нашем распоряжении сведениями. Но вопрос в том, что все это нам дает? Минз – патологический лгун, находящийся в психушке. Наиболее убедительно мы сможем доказать, что полицейские сфальсифицировали доказательства, но за это нас могут невзлюбить в Нью-Джерси.– А за что нас там могут полюбить?Я рассмеялся, и смех мой эхом отразился от оштукатуренных стен.– Возможно, за то, о чем я говорил губернатору, помнишь? Если мы посадим на стол в офисе Хоффмана сына Линди.– Ты в самом деле думаешь, что ребенок жив?– Я думаю, что это возможно.– Тогда почему мы его не ищем?– А что ты предлагаешь, Эвелин?Она покачала головой и невесело улыбнулась.– Я не знаю. Не знаю. Может, нам следует обратиться к одному из этих чертовых экстрасенсов.Я снова засмеялся.– Возможно, нам следовало заехать к Эдгару Кейси в Виргинию-Бич, когда мы ехали вчера из Норфолка.– Эдгар Кейси?– Да. Это тот провинциальный прорицатель, который сделал предсказание относительно этого похищения примерно через неделю после происшествия.Она выпрямилась в кресле.– Нейт, Эдгар Кейси очень знаменитый экстрасенс. Я много читала о нем. Он не шарлатан, как этот Маринелли.Я взмахнул рукой.– Эвелин, ты должна понимать, что некоторые из этих людей имеют добрые намерения. Я не думаю, что сестра Сара Сивелла-Маринелли, эта индейская принцесса, сознает, что содействует мошенничеству. А вот муж ее явный жулик. Он пичкает ее наркотиками, возможно, гипнотизирует ее, и она потом думает, что имеет коммуникационные линии с прошлым, с будущим и с самим господом Богом.Она, кажется, пропустила мимо ушей мою обличительную тираду.– Ты встречался с Кейси? – спросила она.– Да, я был там.– Во время предсказания?– Да, да.– И что же он предсказал?– Он изложил свою версию того, куда увезли ребенка, даже назвал несколько улиц. Они должны были находиться в одном из районов Нью-Хейвена, штат Коннектикут. Однако фэбээровцы проверяли и не нашли ни этих улиц, ни даже такого района.Она сузила глаза.– У тебя сохранились записи со сведениями, которые сообщил Кейси?– Конечно. Они в моей комнате, в моем чемодане.– Можно мне взглянуть на них?– Разумеется. Я принесу их тебе завтра утром. Мы почитаем их за завтраком.– Нейт, Нейт, я хочу посмотреть на них сейчас.– Эвелин, я устал и, кажется, немного захмелел. Ты можешь подождать до завтра?– У Хауптмана осталось мало времени.– О черт, Эвелин, давай не будем сейчас об этом. Я уже сыт по горло этой сумасбродной трагедией. Она может подождать до завтра.Какое-то время она молчала. Это меня устраивало.Потом сказала:– Знаешь, люди, которые знакомы со мной много лет, говорят, что я странная.– Странная? Ты хочешь сказать, что теперь тебе нравится спать с девочками?– Да нет же, глупый ты человек. Они считают меня... прорицательницей.– А, значит ты тоже веришь в привидения и прочую чушь.– Ты спросил Минза о сверхъестественных событиях в Фар Вью, не так ли? Они произошли так давно, а ты все не можешь забыть о них.– Ничего там сверхъестественного не происходило. Минз сам бродил по дому в носках, желая нас перехитрить. Он сегодня почти признался в этом.– Я иначе отношусь ко всему этому, Нейт. В этом деле с самого начала присутствовал мистический элемент.– Такие крупные дела, как дело Линдберга, привлекают сумасбродов так же, как дерьмо привлекает мух.– Какие изящные слова, – она наклонилась вперед, сложив руки на коленях, – скромная поза для женщины в черной пижаме. – За свою жизнь у меня были предчувствия, которые сбылись. Просто время от времени я, не отдавая себе в этом отчета, знаю, что кого-то из моего круга ждет смерть...– Это вздор, Эвелин.– Это чувство у меня было за неделю до смерти моего сына. Я слышала этот внутренний голос, но не прислушалась к нему и отправилась в путешествие, и мой драгоценный мальчик умер, когда меня не было... Мы с Недом присутствовали на знаменитых скачках в Луисвилле, штат Кентукки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69