Шварцкопф издал короткий смешок.– Это на вас не похоже, Геллер. У вас всегда есть свое мнение. Чаще всего негативное.– Только не сейчас. Адмиралу и его преподобию можно верить. Кертис – темная лошадка. Кажется, он думает только о себе.– Он преуспевающий кораблестроитель, – заметил Линдберг.– Сейчас трудные времена, – многозначительно сказал я. – Не повредит, если мы проверим его финансовое положение.– Я согласен с Геллером, – сказал Шварцкопф, возможно, неожиданно для себя.Линдберг кивнул в знак согласия.– Однако кое-что из того, что сказал Кертис, совпадает с информацией, полученной профессором Кондоном от «Джона».– За исключением того, что Сэм готов согласиться на двадцать пять тысяч, – заметил Шварцкопф. – «Джон» просит семьдесят.Линдберг вздохнул и покачал головой:– Черт. Я не знаю, что и думать. Может, нам следует радоваться, что член банды предлагает вернуть моего сына за такой небольшой выкуп?– Возможно, эта дешевая цена, которую они запросили, не такой уж добрый знак.Они оба посмотрели на меня.– Она может свидетельствовать о разногласиях среди членов банды. Если это действительно одна и та же группировка и отдельные ее члены обращаются к разным людям с предложением вернуть ребенка за выкуп, то... – Я пожал плечами.Линдберг подошел к камину и пошуровал в нем кочергой. Огонь в нем доживал свои последние минуты. Рот Линдберга был плотно сжат.– Кстати, полковник, – обратился к нему Шварцкопф, – я хочу, чтобы вы знали, что это не я заговаривал зубы адмиралу Бэрриджу по телефону.– Это сделал Микки, – сказал я. – Готов поставить сто против одного.– Наверняка этот маленький жулик очень грубо обошелся с адмиралом, – сказал Шварцкопф.Линдберг молча продолжал шуровать в камине.– Вы заметили недавно появившуюся на первых полосах многих газет статью о том, как Роснер, Спитале и Битз разглагольствовали перед газетчиками? – бросил я. – Однако все было не так, как об этом сообщают газеты.– Что вы имеете в виду? – спросил Линдберг.В газетах сообщалось, что для того чтобы взять у них интервью, репортеры ходили к каждому из этой тройки домой или на работу – я объяснил Линдбергу этот факт тем, что они проводили пресс-конференцию в нелегально торгующем спиртными напитками кабаке, обслуживающем желтую прессу.– Полковник, – сухо сказал Линдберг Шварцкопфу, – я заметил, что вы отослали домой некоторых своих людей. – Он помешал раскаленную золу. – Как это понимать?Шварцкопф принял строевую стойку.– Эта мера обусловлена чисто финансовыми соображениями. Боюсь, мы уже израсходовали пять тысяч долларов из резерва фонда полиции штата для непредвиденных расходов.– Понятно.– Нам пришлось отказаться от снабжения продовольствием из Нью-Йорка, теперь еду готовят в ламбертвильской казарме и каждый день привозят сюда на машине.Линдберг кивнул. Он смотрел на Шварцкопфа, огонь камина оранжевым светом играл на его моложавом, добром лице. Он сказал:– Жаль, что я сам не могу прокормить ваших людей, полковник. Бог свидетель, я очень благодарен им и вам за то, что вы сделали.– И будем продолжать делать. Я просто урезаю все излишние расходы. На следующей неделе я буду просить финансовый комитет штата о предоставлении нам дополнительных средств.– Мне жаль, что вы израсходовали свой срочный резерв.– Полковник, вы уже израсходовали гораздо больше.– Во сколько же нам обошлись эти усилия?Шварцкопф сделал глотательное движение.– В пятьдесят тысяч долларов, полковник.Линдберг безучастно смотрел на огонь в камине.– Пятьдесят тысяч долларов. Первоначальная сумма выкупа. В этом есть некоторая доля иронии.– Если есть, – сказал Шварцкопф, – то ваш друг мистер Геллер обязательно ее заметит.Он постоял немного, кивнул Линдбергу и вышел. За дверью у стены Микки Роснер читал «Дейли Ньюз».– Войдите сюда, мистер Роснер, – сказал Линдберг.– Охотно, полковник.С нахальной улыбкой на лице Микки вошел и остановился, покачиваясь на каблуках.– Я хочу попросить вас об одной услуге.– Я слушаю вас, полковник.– Уберите Спитале и Битза. Я не хочу, чтобы они участвовали в моем деле.– Ну... конечно. Но почему?– Они не устраивают меня как посредники.– Как скажете. Что-нибудь еще?– Да. Убирайтесь.– Убираться? Вы хотите сказать... чтобы я убрался?– Убирайтесь. Вы тоже отстранены от дела.Роснер посмотрел на меня и ухмыльнулся:– Покорно благодарю. Геллер.– Всегда к вашим услугам, Микки, – сказал я.Роснер засопел, кивнул Линдбергу, вышел и захлопнул за собой дверь.– Они еще не ответили на наше объявление, – сказал Линдберг, повернувшись ко мне. Про Роснера он, казалось, уже забыл, или во всяком случае больше не думал.– Дайте им время, – сказал я. – Эти ребята, по-видимому, не торопятся. Не следует придавать этому большого значения.– Надеюсь, что так. Однако на этот раз деньги действительно приготовлены. По крайней мере пятьдесят тысяч долларов. Сегодня после полудня вооруженная охрана Банкирского дома Джона Пиерпонта Моргана привезла деньги в фордхэмское отделение банка Корна, осуществляющего валютные операции. Я распорядился, чтобы профессор Кондон в любое время имел доступ к этим деньгам.– Вы, конечно, составили список серийных номеров этих денег?– Нет.Я молчал, не зная, что сказать.– Вы полагаете, что с этим я напортачил, не так ли, Нейт?– То, что я думаю, не имеет значения.– Для меня это важно.– В таком случае позвольте Фрэнку Уилсону, Элмеру Айри и остальным сотрудникам Налогового управления всерьез взяться за дело.Он молчал. Потом положил руку мне на плечо и сказал:– Я просто хочу вернуть Чарли. Хочу, чтобы все это кончилось и Чарли снова был со своей мамой. Понимаете?Я понял. Не обязательно быть отцом, чтобы понять это.Он убрал руку с моего плеча и смущенно улыбнулся:– Вы пообедаете с нами?– Благодарю. Мне бы хотелось еще немного понаблюдать за этими тремя приятелями из Виргинии.– Возможно, я попрошу вас заняться этим Кертисом. Только осторожно.– С удовольствием.– Но сначала я попрошу вас сделать для меня другое.– Что?– Не хотите ли съездить для меня в Вашингтон? Я хочу, чтобы вы встретились с миссис Мак-Лин.– Со светской дамой, которая наняла Гастона Минза для проведения частного расследования?– Верно. Мне стало известно, что она сложила сто тысяч долларов из купюр в пять, десять и двадцать долларов и дала их Минзу, чтобы он передал их похитителям. Я хочу, чтобы вы выяснили, разумно ли она расходует свои деньги. Глава 16 Вашингтон, округ Колумбия, показался мне таким же холодным и серым, как его гранитные памятники; все, что я слышал о национальной столице и вишневом цвете весной, так и осталось для меня слухом. Я выехал поездом из Принстона, приехал на вокзал «Юнион Стэйшн» и позволил такси вывезти меня в унылый морозный вечер. Не было смысла пытаться самому в машине лавировать по этим улицам; еще в Хоупуэлле я посмотрел на карту округа Колумбия и понял, что это безнадежно: вся она была усеяна знаками «Проезд запрещен». У вокзала я увидел лишь скромную коллекцию из нескольких фонтанов и двух-трех памятников. Зато отсюда хорошо просматривался купол Капитолия.Когда такси отъехало от площади перед вокзалом, я помня о предстоящей встрече с обладательницей более чем миллионного состояния, поправил галстук и подтянул носки.Хотя цель моей поездки и стоила больше миллиона, сама поездка по Массачусетс Авеню к Дупонт Серкл обошлась мне в каких-то пятьдесят центов вместе с чаевыми. Таксист, рыжий парень, похожий на ирландца, но с южным акцентом, вяло рассказывал мне о местных достопримечательностях, пока мы ползли по улице, запруженной транспортом не меньше, чем улицы Чикаго или Нью-Йорка. Правительственная типография или ряд зданий из красного кирпича, «построенных для Стивена Дугласа в пятидесятых годах девятнадцатого столетия», интересовали меня куда меньше, чем выплеснувшийся из различных правительственных зданий поток завершивших рабочий день симпатичных девушек-служащих. Повсюду можно было видеть оборванных, небритых людей, торгующих яблоками, или просто ждущих того, кто одолжит им десять центов; они стояли, сгорбившись, в тени массивных, равнодушных зданий, построенных, возможно, тогда, когда у них еще была работа. Вскоре эти здания ненадолго уступили место покрашенным жилым Домам, однако бедность затем вновь прокралась в тень известняка и белого мрамора. После того как мы проехали шестую статую какого-то известного покойника – то ли героя Гражданской войны, то ли Даниела Вебстера, – я сказал шоферу:– Эти комментарии не повлияют на размер ваших чаевых. Неужели я похож на транжиру?Наверное, я все-таки был похож на него. Я сделал маникюр, я был вычищен, выутюжен, напомажен и имел презентабельный вид, начиная от пальто и кончая ногтями на пальцах ног. На мне было чистое нательное белье и все прочее. Линдберг всучил мне пятьдесят долларов на непредвиденные расходы и попросил подготовиться к отъезду, чтобы я мог задержаться столько, сколько понадобится.Таксист остановил машину перед домом, который был ненамного меньше, чем здание муниципалитета в Чикаго. Я решил, что произошла какая-то ошибка.– Это не тот дом, – сказал я, наполовину высунувшись из машины.– Как же не тот? Тот, – растягивая слова, произнес он, – Массачусетс Авеню 2020.– Но мне нужен жилой дом. А это какое-то чертово посольство или что-то в этом роде.Передо мной стояло четырехэтажное кирпичное здание, чем-то похожее на итальянский царский дворец: у него были изогнутые стены, многие окна забраны черными решетками и украшены белыми колоннами; однако, несмотря на всю эту пышность, здание почему-то производило впечатление учреждения, казалось чем-то средним между виллой и большой бесплатной средней школой.– Вы к кому приехали?– К миссис Эвелин Уолш Мак-Лин.– Здесь и живет миссис Мак-Лин, – сказал он. – А вы что, надеялись увидеть перед собой бунгало, приятель?Калитка в остроконечной железной ограде оказалась незапертой. Будучи сыщиком, я быстро сориентировался и по извилистой дорожке через двор с вечнозелеными растениями прошел к оригинальному, украшенному колоннами крыльцу, находящемуся почему-то не снаружи, а внутри здания – что-то вроде вдавленного в стену портика. Массивные, из темного дерева и хрусталя двери были обрамлены гладкими круглыми мраморными колоннами с зелеными прожилками. Неожиданно даже чистое нательное белье представилось мне не таким уж впечатляющим.На дворецкого, который открыл мне двери на звонок, я явно не произвел впечатления. Он был высоким, плотным и лысым, как бильярдный шар, с массивным бледным невыразительным лицом и полными презрения глазами. На вид ему было лет пятьдесят.Я привык к тому, что чаще всего не нравлюсь слугам, и поэтому не стал ждать, когда он пригласит меня войти, а проскользнул мимо него со словами:– Натан Геллер. Миссис Мак-Лин ждет меня.Однако вся моя спесь моментально пропала, когда я вошел в зал для приема гостей, в котором запросто бы поместилась гостиница на Диерборн-стрит в Чикаго, где я проживал, и еще бы осталось много места.– Ваше пальто, сэр, – сказал дворецкий. – И ваш багаж? – У него был четкий английский выговор, но англичанином он не был.Я выбрался из пальто и отдал ему вместе с саквояжем, стараясь не задеть челюстью пол, когда с изумлением разглядывал все вокруг. Зал для приема гостей вздымался на все четыре этажа до огромного окна с цветным стеклом, купающего роскошное, отделанное темной древесиной помещение в причудливых цветных тенях. Невероятно широкая лестница под этим громадным окном вела на площадку, где две классические мраморные статуи застыли в изящном танце; по обеим сторонам статуй две ветви лестницы поднимались к прогулочным галереям верхних этажей.Мне показалось таинственным, что в это позднее время, когда небо было покрыто облаками, свет, проникающий через огромное окно в потолке, превращал этот зал в золотой храм. Потом меня осенило: свет здесь ни при чем – просто дом этот строил отец Эвелин Уолш Мак-Лин, Томас Ф. Уолш, разбогатевший на колорадских приисках в короткий срок миллионер-золотодобытчик.Дворецкий вернулся без моих пальто и сумки, но с тем же высокомерным видом.– Скажите, этот дом случайно не принадлежал раньше семейству Уолш? – спросил я.– Да, сэр.Этим и объяснялось преобладание цвета золота в интерьере здания.– Кто сейчас живет в нем?– Миссис Мак-Лин, сэр, и трое ее детей, когда они не в школе, сэр.– А мистер Мак-Лин?Он поджал губы:– Мистер и миссис Мак-Лин живут раздельно, сэр. Пожалуйста, пойдемте со мной. Миссис Мак-Лин ждет.Наши шаги многократным эхом отражались от дубового паркетного пола. Дверь слева, которую он открыл для меня, была маленькой; едва ли кто-нибудь мог бы предположить, что за ней находится нечто грандиозное.Но это было бы ошибкой.Мы оказались в помещении, похожем на бальный зал: округлый потолок в нем украшала замысловатая фреска, изображающая пухлощеких ангелов в небе играющих на музыкальных инструментах; стены были покрыты на удивление скромной штукатуркой, однако вся деревянная отделка была с золотыми образами. Под потолком висела хрустальная люстра, ближе к стене располагалась сцена, окна за ней были закрыты желтыми шторами, окрашивающими зал в золотистый цвет.– Что это? – спросил я, стараясь не отстать от дворецкого, когда мы по диагонали пошли по гладкому деревянному полу в направлении мраморного с золотыми прожилками камина.– Бальный зал Людовика XV, сэр.– Я никогда раньше не бывал в домах с бальным залом.– Наверху есть еще несколько таких залов, сэр. Не говоря уже о разбитом на крыше саде.– О нем можно не говорить.Он открыл дверь рядом с камином и жестом предложил мне войти. Застекленная терраса в форме полукруга, в которую я вошел, казалась маленькой по сравнению с бальным залом, но на самом деле была больше четырехкомнатной квартиры. Горизонтальные золотистые стеклянные панели над окнами окрашивали комнату в желтоватый цвет. Создавалось впечатление, что весь этот чертов дом болен желтухой.Мебели там было немного: в разных местах стояло лишь несколько стульев с твердыми спинками и плюшевыми сиденьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69