» И я ответила: «Мы идем в город». Он пригласил меня и сестру поехать туда в его машине, что мы и сделали. Во время поездки мы любезно беседовали, и тот джентльмен сказал, что хотел бы однажды вечером пойти со мной в кино, если я не против.– Что вы сказали?– Я сказала, что согласна.Согласилась слишком быстро для девушки, которая в течение нескольких лет обходилась без дружка или подружки.– И что он сказал?– Он попросил у меня телефонный номер, и я дала его ему.– Вы имеете в виду номер телефона в доме Морроу?– Да. Он поинтересовался, кого ему спросить, когда он позвонит, и я сказала, чтобы он попросил Вайолет.– Он позвонил?Она кивнула:– Примерно без десяти восемь вечером первого марта.То есть в день похищения.– Что он сказал?– Он спросил, не хочу ли я с ним прогуляться. Я сказала, что хочу, но освобожусь не скоро, потому что еще не приготовила обед. Вскоре после этого он подошел к черному входу в кладовой в доме Морроу.– Что вы сделали?– Я надела шляпу, пальто и вышла. С ним было еще двое мужчин, которых я никогда раньше не видела. Вчетвером мы поехали в кинотеатр в Энглвуд, и после окончания фильма он привез меня обратно к дому Морроу. Было, кажется, одиннадцать часов ночи.– Вы встречались с ним после этого?– Нет. Я назначила ему второе свидание на шестое марта, но в тот день была очень занята. С тех пор я не видела его и не разговаривала с ним по телефону.Вмешался Шварцкопф, который сказал с вежливой улыбкой:– Все идет хорошо, мисс Шарп. Просто замечательно. А сейчас, пожалуйста, заполните несколько бланков...Лицо ее вновь приняло презрительное выражение.– Какие бланки?– Для начала запишите имена.– Я уже вам говорила! Я не помню никаких имен.– Вы не помните имени своего приятеля? Вы ездили с ним на прогулку в то воскресенье, провели с ним целый вечер...– Я не помню.– Послушайте, – сказал Уэлч, – мы понимаем, что вы нервничаете. Просто расслабьтесь, и имена вспомнятся сами по себе.– Я не волнуюсь. Я не смогу вспомнить его чертово имя!– А как насчет двух других парней? – спросил Шварцкопф. – Вы помните их?Она подняла голову, и на лице ее заиграла саркастическая улыбка.– Нет. Их имена я тоже не помню.– Вы встречались с этими людьми меньше недели назад, – сказал Уэлч, – и вы не можете вспомнить их имена?Стенограф прекратил работать, не зная, стоит ли ему печатать одно и то же.Вайолет скрестила руки на груди и высоко приподняла подбородок, однако она дрожала. И она не удостоила ответом приставанье Уэлча.– Какой фильм вы смотрели, Вайолет? – спросил я.Уэлч и Шварцкопф удивленно посмотрели на меня.– Кто вы? – спросила она.– Меня зовут Геллер. Я полицейский, как и все остальные присутствующие здесь мужчины.– В не имеете права совать нос в мою личную жизнь. Не имеете никакого права!– Успокойтесь, – сказал я. – Просто скажите, о чем был этот фильм? Вспомните хоть что-нибудь – события, актеров, которые в нем играли.Ред Джонсон тоже прошел через этот тест и успешно.Однако Вайолет Шарп ничего не ответила.– Как назывался кинотеатр, в который вы ходили? – спросил я.– Он находился в Энглвуде. Это все, что я знаю.Уэлч и Шварцкопф посмотрели на меня, я пожал плечами. У меня допрос получался не лучше, чем у них.– Благодарю вас, мисс Шарп, – сказал Шварцкопф и обратился к Уэлчу. – Отвезите ее обратно в Энглвуд.Шварцкопф вышел, я вышел вслед за ним, и мы направились на командный пункт, где по-прежнему царили толкотня и суматоха.– Мне очень хотелось напустить на нее Уэлча, – сказал Шварцкопф, – чтобы он испытал на ней свое обаяние.– Если бы вы поступили так, то это было бы большой глупостью, – сказал я.– А что вы предлагаете?– Никаких резиновых шлангов – лишь настойчивый, скрупулезный допрос. Согласен, ее нелегко было допрашивать, но почему вы отпустили ее, едва мы начали?Шварцкопф резко остановился и вздохнул.– Она одна из любимых служанок миссис Морроу. Если бы мы надавили на нее слишком сильно, то у нас возникли бы неприятности с семейством Морроу.– Ну и что, черт возьми?Шварцкопф сделал гримасу.– Если у нас возникнут неприятности с семьей Морроу, то у нас возникнут неприятности и с полковником Линдбергом.– Ну, тогда подключите ее к детектору лжи. Черт, подключите к детектору лжи всех слуг Линдбергов и слуг Морроу тоже!– Вы полагаете, я не думал об этом? Полковник Линдберг не позволит сделать это. Он говорит, что использование детектора лжи – вторжение в личную жизнь, которое оскорбит его работников.Спустя полчаса появился ухмыляющийся констебль Уиллис Диксон из полицейского управления Хоупуэлла и начал докладывать Шварцкопфу.– Я нашел кое-что интересное в комнате этой горничной, – сообщил он, улыбаясь своей редкозубой улыбкой.Значит, Шварцкопф послал Диксона, а не своих людей сделать обыск в комнате Ваойлет в Энглвуде, пока ее здесь допрашивали. Шварцкопф был по-прежнему умен и изворотлив: к чему причинять неприятности своим людям, ведь семья Морроу может возмутиться тем, что беспокоят ее любимую горничную.– Во-первых, – сказал Диксон, – слуги там говорят, что у Вайолет был роман с мужчиной, который гораздо старше ее, – с дворецким. Я полагаю, это Септимус Бэнкс.– Кто это? – спросил я.– Старший дворецкий семьи Морроу, – пояснил Шварцкопф. – Горький пьяница.– Как бы там ни было, я обнаружил в ее комнате нечто интересное, джентльмены, – сказал Диксон. – Книжку с написанными от руки непристойными рассказами. Адресную книгу с двадцатью шестью именами. И сберегательную книжку на банк в Нью-Йорке.– Вы ничего не взяли с собой? – с беспокойством спросил Шварцкопф.– Нет! Но я внимательно все просмотрел. Вы знаете, Ваойлет зарабатывает сто баксов в месяц и работает меньше двух лет. И еще мне сказали, что значительную часть своего заработка она отсылает родителям в Великобританию.– Ну и что? – спросил я.– Откуда тогда у нее почти две тысячи долларов на сберегательном счете? – ответил Диксон вопросом на вопрос. Глава 11 Оранжевые костры, разложенные дежурившими полицейскими, освещали ночь на окраинах имения Линдбергов; языки пламени от них безуспешно пытались бороться с ледяным ветром.На командном посту в гараже дежурили два сотрудника полиции штата Нью-Джерси, коротая время за колодой карт. Эти двое полицейских – молодой парень по имени Харрисон и мужчина лет тридцати по имени Питере – присоединились ко мне и Диксону, чтобы спокойно поиграть в покер. Вскоре после полуночи оставшиеся полицейские растянулись и захрапели на своих армейских койках.Остался дежурить на коммутаторе только парень по имени Смит, однако вскоре и он опустил голову на стол и заснул. Редкие звонки, которые раздавались время от времени, адресовались самим полицейским: Линдберг отверг предложение Шварцкопфа, чтобы все звонки в дом вначале контролировались на командном пункте. Любой человек, сумевший добыть номер телефона в Хоупуэлле, не внесенный в телефонную книгу, мог позвонить прямо в дом: один телефон стоял на столе Линди, другой – в коридоре, третий – наверху (хотя ночью последний отключался).Один раз инспектор Уэлч поднял трубку телефона, что стоял в коридоре, и Линдберг набросился на него со словами:– Какого черта вы тут делаете?Надо заметить, что Линдберг крайне редко позволял себе крепкие слова.– Он зазвонил, и я взял трубку, – сказал Уэлч.С суровым выражением на лице и не менее суровым тоном Линдберг произнес:– Я хочу, чтобы вы ясно поняли и прямо сейчас, что ни вы, ни любой другой полицейский ни в коем случае не должны трогать этот телефон. Вы находитесь здесь, потому что я позволил вам здесь находиться, и я прошу вас не лезть в мои дела.С другой стороны, Микки Роснер, гордость нью-йоркского преступного мира, часто поднимал трубку этого телефона и имел к нему свободный доступ.Диксон, двое полицейских и я сидели за одним из столов, на которых сортировалась почта; у стены позади нас лежали груды просмотренной корреспонденции. Легкий деревянный стол был завален монетами в пять, десять и двадцать пять центов. Большая их часть лежала передо мной. Пришла моя очередь сдавать карты.– "Черная Мария", – сказал я, сдавая их.– Что означает, черт возьми, «Черная Мария»? – спросил Питере, заядлый курильщик с каштановыми волосами, румяными щеками и постоянно нахмуренным выражением лица человека, опасающегося, что его в любую минуту могут охмурить люди более толковые, чем он. Что, впрочем, случалось довольно часто.– Стад Разновидность покера.

на семь карт, – сказал я. – Крупная пика, выпавшая на нераскрытые карты, разбивает кон.– О, – сказал Питерс и затянулся.Диксон, кажется, умел играть. С деланно безразличным видом он разглядывал свои карты. Вполне возможно, что одна из нераскрытых у него была пиковым тузом. Харрисон был самым молодым из игравших; он играл и проигрывал, не делая никаких комментариев.Едва я закончил сдавать, как в гараж решительным шагом вошел полковник Брекинридж. Это олицетворение достоинства был в одном халате, со следами от носков на голых, белых, волосатых ногах.– Геллер, – проговорил он с облегчением. – Вы еще здесь?Обычно к девяти часам я уже выезжал в Принстон в старой колымаге, которую мне предоставил Линдберг. Однако в тот вечер я задержался, чтобы обставить этих провинциальных копов.– Да, – сказал я, глядя на свои две розданные нераскрытыми карты. Дама пик. Отлично. – Что вам нужно?– Вы, – сказал он, потом грубо схватил меня за руку и оттащил от стола.– Эй! – воскликнул я, роняя свои карты.– Пойдемте, – сказал он, и мне пришлось последовать за ним в дом, оставив и карты, и деньги в гараже.– Я выигрывал, – возмущенно проговорил я. – И мог выиграть еще три бакса...– Успокойтесь, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы были полковником Линдбергом.– Что?!Брекинридж подвел меня к телефону в коридоре недалеко от кабинета Линдберга. Трубка была снята с рычага.– На линии сейчас какой-то пожилой человек по имени доктор Джон Кондон, – сказал он. – Он утверждает, что получил адресованное ему письмо с приложением для полковника Линдберга.– Ну и что? – Подобные звонки раздавались достаточно часто.– Доктор Кондон говорит, что не уверен в подлинности этого письма. Он допускает, что его отправил какой-нибудь шутник или чудак. Однако недавно он написал письмо в выходящую в Бронксе газету «Хоум Ньюз», в котором предлагал тысячедолларовое вознаграждение тому, кто вернет маленького Чарли домой живым и невредимым. Письмо напечатали, и он думает, что это может быть ответом на него.– Что еще за «Хоум Ньюз»? Должно быть, какая-нибудь низкопробная провинциальная газетенка?Брекинридж пожал плечами:– Так оно и есть.– Ну тогда маловероятно, что похитители заметили в ней это письмо.– Я знаю, но этот человек не шутит. Он профессор Фордхемского университета. Во всяком случае, он так говорит. Он дал мне некоторые сведения о себе и перечислил свои звания, что прозвучало довольно правдоподобно.Я фыркнул.– Но, – продолжал Брекинридж, – он отказывается сообщить еще что-нибудь, пока ему не предоставят возможность поговорить с самим полковником Линдбергом, которого я не собираюсь беспокоить... Чарли впервые за несколько ночей смог заснуть.– О! Ну ладно. Конечно, я разыграю из себя Линд и.Брекинридж улыбнулся.– Спасибо, Геллер. Вы знаете, что полковник хочет, чтобы к каждой версии, к каждому звонку относились серьезно.– Разумеется, – сказал я, поднимая трубку. Пропала дама пик. Проклятие!– Говорит полковник Линдберг. Что случилось?– Ах, полковник! Я так рад слышать вас! Я только что получил письмо, которое может иметь для вас большое значение.У него был мелодичный голос, однако он говорил очень громко.– Вам всегда приносят почту в полночь, профессор?– Я пришел домой только в десять – сегодня я вел занятия. Я просмотрел около двадцати писем, прежде чем наткнулся на это. Вам прочитать его?– Пожалуйста, профессор.Все тем же напыщенным тоном он продолжал:– В нем говорится – мне придется еще учитывать орфографические ошибки и плохой синтаксис – в нем говорится: «Дорогой сэр, если вы желаете действовать в качестве посредника в деле Линдберга, то, пожалуйста, строго соблюдайте указания. Передайте приложенное письмо лично в руки мистеру Линдбергу. В нем он найдет все разъяснения. Никому не рассказывайте о письме. Как только мы узнаем, что пресса или полиция уведомлены, все наши условия автоматически аннулируются, и это еще больше задержит возвращение ребенка домой». Ужасная орфография!– Там есть еще что-нибудь?– Да.– В таком случае вначале, пожалуйста, прочитайте все письмо, профессор. Оценивать его орфографию будете потом.– Да, конечно. "После того как вы получите деньги от мистера Линдберга, поместите в нью-йоркскую газету «Америкэн» два слова: «деньги приготовлены».Я прикрыл рукой трубку и обратился к Брекинриджу:– Мне кажется, этот старик просто ищет способ легко заработать.– "После этого мы дадим вам дальнейшие указания, – продолжал Кондон. – Не бойтесь, мы не охотимся за вашей тысячей – оставьте ее у себя". Они имеют в виду тысячу долларов, которую я пообещал за благополучное возвращение ребенка в своем письме в выходящую в Бронксе газету «Хоум Ньюз». Я конечно предложил бы больше, но это все, что я смог накопить в надежде, что любящая мать вновь обретет свое дитя.– Вы очень великодушны, – сказал я, подавив зевок.– "Только действуйте строго в соответствии с нашими указаниями, – продолжал он. – Будьте дома каждый вечер с шести до двенадцати часов". Вот это последнее мне не совсем понятно.– Как оно подписано?– Здесь стоит знак мафии.Правильно.– Вы уверены, профессор?– На письме есть штемпель с надписью: «Почтовое отделение Нью-Йорк». Оно пришло в длинном белом конверте. Внутри находился такой же белый конверт, но поменьше, на котором написано: «Дорогой сэр! Пожалуйста, передайте вложенное письмо полковнику Линдбергу. В интересах мистера Линдберга не извещать полицию». Я не вскрывал этого приложенного письма, сэр.Надутый осел.– Что ж, вскройте и прочитайте его мне.В трубке послышался треск разрываемого конверта, похожий на звуковой эффект радиопрограммы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69