Это для вас что, радио-шоу, что ли?Мужчины проглотили слюну и обменялись смущенными взглядами.Кондон злобно посмотрел на меня.– В самом деле, детектив Геллер. Ваше поведение выходит из рамок допустимого.В ответ я только пренебрежительно фыркнул. Потом сказал двум болванам-приятелям:– Если похитители, как я подозреваю, наблюдают за этим домом, ожидая удобного момента, чтобы сделать свой ход, то вы, два дурака, отпугнули их.– Мы не хотели делать ничего плохого... – начал Гаглио.– Мы не думали... – сказал Розенхайн.– Конечно, – сказал я, и в этот момент раздался звонок у двери.Мы стояли, скучившись, словно совещающиеся на поле игроки, и выпученными глазами смотрели друг на друга, только среди нас не было ведущего игрока.Поэтому я взял игру на себя. Резким шепотом я сказал:– Все, кроме профессора, отправляйтесь в гостиную. Немедленно! И ведите себя тихо.Надо отдать им должное, они поступили так, как я сказал.Кондон посмотрел на меня. Глаза его были колючими, как никогда. Я встал спиной к стене слева от двери и вытащил пистолет из кобуры; кивнул ему. Он кивнул мне в ответ, сделал глотательное движение и открыл дверь.– Вы доктор Кондон?Выглянув, я увидел стоящего в дверях человека: коротышку в круглых в проволочной оправе очках и с лицом, похожим на мордочку хорька; на нем были кепка и куртка таксиста.– Я доктор Кондон.– Держи, приятель.Сказав это, таксист, или кто он там был, протянул профессору конверт, на конверте были уже знакомые нам, написанные как будто детской рукой печатные буквы и цифры.Таксист все еще стоял в дверях, по-видимому, он ждал чаевых.Я вытянул левую руку, схватил его за лацкан куртки, затащил в прихожую и ногой закрыл дверь. Я толкнул его лицом к ближайшей стене и похлопал по нему сверху до низу одной рукой, держа в другой пистолет.– Эй! – воскликнул он. – Эй! Что это вы еще придумали?– Ты не вооружен? – сказал я. – Это для начала. Теперь повернись и подними руки. Полковник!В прихожую вошел Брекинридж, его глаза слегка округлились, когда он увидел, что я наставил пистолет на маленького таксиста.– Проводите нашего гостя в гостиную, – сказал я. – Он, кажется, без оружия. – Потом спросил таксиста: – Как тебя зовут?– Перроне, – громко, почти с гордостью проговорил он. Голос его был негодующим, однако глаза смотрели испуганно, словно у загнанного в ловушку зверька.– Опустите руки, мистер Перроне, и ведите себя хорошо.Брекинридж без слов завел таксиста в столовую.Кондон продолжал стоять с письмом в руке и тупо смотрел на него, словно боялся прочитать. Я взял у него конверт, вскрыл его и начал читать про себя. В письме говорилось: Мистер Кондон. Мы вам доверяем, но не придем к вам домой: это опасно, даже вы можете не знать, что за вами следит полиция или секретная служба. Выполняйте эти инструкции. Возьмите машину и доедьте до последней станции метро по линии Джерома Ави. В ста футах от последней станции на левой стороне есть пустая сосисочная с большой открытой террасой, в центре террасы под камнем вы найдете письмо. В этом письме будет сказано, где нас найти. В этом месте с правого края стояла знакомая подпись в виде связанных друг с другом кругов, и дальше письмо продолжалось: Действуйте, как сказано. Через 3/4 часа будьте на месте. Принесите с собой деньги. – Можно мне прочитать? – спросил Кондон, и я протянул ему письмо. В конце концов, оно адресовано ему.Он прочитал его несколько раз и посмотрел на меня с беспокойством в водянисто-голубых глазах:– Принесите деньги?– Так в нем написано.Мы отправились в гостиную. Миссис Кондон в комнате не было, и таксист сидел на кушетке между Гаглио и Розенхайном. Брекинридж мерил комнату шагами. Он схватил письмо, как умирающий от голода человек хватается за горбушку хлеба.– Принесите деньги! – воскликнул он. – Боже! У нас нет этих чертовых денег...– Что же нам делать? – с отчаянием в голосе спросил Кондон. – Я полагал, мы продумаем детали обмена денег на ребенка, но теперь...– Сейчас важно войти с ними в контакт, – сказал я. – Нужно объяснить им, что деньги действительно скоро будут приготовлены. Другого выхода у нас нет.Кондон качал головой; он казался растерянным и сбитым с толку.Ну и черт с ним. Я повернулся к сидящему на кушетке таксисту, зажатому с двух сторон дружками Кондона.– Скажите еще раз ваше имя, – сказал я.– Джо Перроне. Джозеф.– Где вы взяли это письмо?– На Ган Хилл Роуд возле Нокс-плейс меня остановил парень и дал мне его.– Это далеко отсюда?– А вы что, не знаете? – спросил таксист.– Нет, – сказал я. – Я не местный. Я турист. Турист с пистолетом.– Это примерно в миле отсюда.– Что сказал этот парень? Как он выглядел?Маленький таксист пожал плечами.– Он спросил, знаю ли я, где находится Декатур Авеню и где будет номер 2974. Я сказал, что конечно знаю этот район. Потом он огляделся вокруг, посмотрел через одно плечо, через другое, сунул руку в карман и дал мне этот конверт и один доллар.– Как он выглядел?– Не знаю. Он был в коричневом пальто и в коричневой фетровой шляпе.– Вам не бросились в глаза какие-нибудь особенности его внешности?– Нет. Я не обратил внимания на его внешность.– Вы совсем не запомнили этого человека?– Нет.– Вы узнаете его, если увидите еще раз?– Нет. Я смотрел на доллар. Вот Джорджа Вашингтона – его бы я узнал. Но может, вы объясните, что случилось?В разговор вмешался Брекинридж:– Боюсь, сейчас мы не сможем вам сказать этого, мистер Перроне. Но можете не сомневаться, это крайне важно.– Покажите мне ваш значок, – сказал я.– Пожалуйста. – Он отколол значок от форменной куртки.Я записал номер в свою записную книжку. Затем записал его на чистой странице, оторвал ее и протянул Гаглио.– Окажите нам услугу, – сказал я. – Подойдите к такси, припаркованному против дома, и сравните этот номер с номером удостоверения личности на заднем сиденье. Запишите также номер на номерном знаке.Гаглио, радуясь тому, что сумел пригодиться, кивнул, встал, взял листок бумаги и выбежал из комнаты.– Что дальше? – спросил Брекинридж.– Профессор поедет на встречу, – сказал я. – Я буду за рулем.– Там не должно быть полицейских, – сказал Кондон.– В штате Нью-Йорк я не полицейский, – возразил я. – Просто сознательный, патриотически настроенный гражданин.– С пистолетом, – уточнил таксист.– Правильно, – сказал я. – Мы поедем на моей колымаге.Под «моей колымагой» я, разумеется, имел в виду машину, которую мне предоставил Линди.Гаглио вернулся и сказал:– Номера одинаковые.– Хорошо, – сказал я и повернулся к Перроне: – Идите и занимайтесь своим делом. Возможно, вас вызовут в полицию.– Что я должен буду говорить?Кондон положил руку на сердце, словно школьник, клянущийся в верности своему другу:– Говорите только правду и ничего, кроме правды.– За исключением того, что я наставил на вас пистолет, – сказал я.– Верно, – сказал он, потом поднялся и вышел.– А как насчет наших друзей, Макса и Милтона? – спросил Кондон.– Они останутся здесь, – сказал я. – И никакие они для меня не друзья. * * * Ночь тоже нельзя было назвать дружелюбной. Небо было черным, а город серым. Холодный ветер гнал листья, мусор и клочки бумаги по безлюдным улицам «самого прекрасного места в мире».После того как я сел за руль и Кондон поместил свое крупное тело на сиденье рядом, я сказал:– Я чужак в этой части света, профессор, вам придется показывать мне дорогу.– Это я смогу, – бодро сказал он. Потом неожиданно помрачнел и сказал:– Я надеюсь, что, несмотря на разногласия, мы можем объединить усилия в этом праведном деле.– Все будет отлично, профессор. Я здесь лишь для того, чтобы подстраховать вас.Успокоившись, Кондон сложил руки на коленях, мы отъехали от обочины и покатили на запад.Когда мы проехали восемь безлюдных кварталов, он сказал:– Скоро будет Джером Авеню, сверните на север.Я свернул на почти пустынную магистраль, серую и мрачную под слабым светом уличных фонарей. Кондон указал на последнюю станцию метро на Джером Авеню, и я замедлил движение.– Вот она, сосисочная, – сказал я.С левой стороны улицы стояло покосившееся, обветшалое строение, функционирующее в летнее время. По-видимому, это заведение не работало уже несколько сезонов. Перед этой жалкой маленькой палаткой находилась не менее жалкая покосившаяся терраса. Я развернул машину и остановил перед ней.– Позвольте мне, – сказал Кондон и вышел из машины.Он поднялся по невысокой лестнице на террасу, ступеньки гнулись и стонали под его весом. В середине террасы лежал большой плоский камень – я видел, как Кондон нагнулся и поднял его. Он быстро вернулся с конвертом в руке.Почти прямо над нами горел уличный фонарь. Он разорвал конверт и прочитал записку вслух:– "Пересеките улицу и двигайтесь вдоль кладбищенской ограды в направлении 233-й стрит. Я вас встречу".– Это далеко, профессор?– Примерно с милю. Упомянутая ограда окаймляет кладбище Вудлоун с севера, 233-я стрит идет на север, потом сворачивает на запад и пересекает Джером Авеню примерно в миле от этой сосисочной. Она образует северную границу кладбища.– И что это значит?– Вам придется еще раз развернуть машину.Я сделал еще один разворот. С одной стороны от нас был холмистый, заросший деревьями парк, с другой – длинное, огороженное железным забором кладбище. Улица как будто вымерла: ни машин, ни прохожих.– Это Вудлоун, – объяснил Кондон. – А этот парк называется Ван Кортленд.– Вам лучше бы было поехать с тем таксистом, – сказал я.– Возможно, детектив Геллер, но если меня прижать, я признаюсь, что с вами и вашим пистолетом я чувствую себя увереннее.Мы продолжали ехать по Джером Авеню вдоль кладбища и остановились примерно в шестидесяти футах от того места, где ее пересекала 233-я стрит. Впереди была треугольная площадь перед входом на кладбище Вудлоун, тяжелые железные ворота были затворены и, несомненно, заперты.Я подъехал к тротуару.– Идите и встаньте у этих ворот.– Вы думаете, похитители имели в виду это место?– Да. Идите. Я вас подстрахую отсюда.– Я думаю, это разумно. Они не войдут со мной в контакт, если я буду не один.– Если что – я здесь.Он кивнул и большими шагами направился к площади, нахально оглядываясь по сторонам. Он явно не стремился оставаться незамеченным.Он вел себя правильно. Нам нужно было, чтобы похитители увидели его.Он принялся расхаживать взад и вперед. Достал из кармана записку, прочитал и перечитал ее, явно стремясь дать сигнал представителям банды похитителей, которые могли наблюдать за ним. Никого и ничего. Он походил еще немного.Прошло минут десять ожидания, и затем он промаршировал к машине. Сел на сиденье рядом со мной.– Не знаю, что случилось, – сказал он. – Там никого нет. Мы приехали вовремя?– Сейчас пятнадцать минут десятого, – сказал я. – Возможно, мы подъехали немного рано. Здесь потеплее. Посидите несколько минут.Мы сидели молча. Ветер за окном разговаривал за нас.Потом Кондон сказал:– Там кто-то есть!По Джером Авеню по направлению к нам шел невысокий, смуглый мужчина, прикрывая лицо носовым платком.Кондон быстро вылез из машины и пошел к мужчине.Мужчина шел к нему.И прошел мимо профессора.Кондон повернулся и встал посередине тротуара, почесывая голову и глядя вслед удаляющемуся прохожему. Потом старик посмотрел в мою сторону, пожал плечами и снова пошел к железным воротам, где снова принялся расхаживать взад и вперед.В половине десятого я забеспокоился. Начал думать, что ничего не произойдет и возможно потому, что я поехал с ним. Еще мне было интересно, где прячется человек Уилсона; я полагал, что Уилсон поставил одного или нескольких человек следить за домом Кондона и что за нами должны были следить. Однако тот, кто за нами следил, был, вероятно, чертовски хорошим шпиком, поскольку я не чувствовал его присутствия. Здесь были только я, Кондон, ночь, ветер и половина покойников Бронкса.Кондон стоял спиной к железным воротам, слегка покачиваясь на каблуках.И в этот момент, словно в фильме о доме с привидениями, через железные ворота к профессору вытянулась рука.Я подался вперед, хотел уже окликнуть его, но профессор снова начал ходить взад и вперед по площади перед воротами. Он отошел от руки довольно далеко и смотрел во все стороны, кроме той, где была рука.Неожиданно рука исчезла только для того, чтобы через несколько секунд высунуться снова с чем-то белым. Этот белый предмет затрепетал в воздухе, как птица. Рука размахивала белым платком. Кто бы там ни находился за воротами, он отчаянно пытался привлечь внимание профессора, не окликая его.В конце концов Кондон заметил это и быстро подошел к воротам, где начал разговаривать с кем-то, стоящим за ними. Я опустил стекло на своей и два стекла на другой стороне, но ничего не услышал, кроме шума ветра.Они проговорили примерно две минуты, и неожиданно Кондон попятился от ворот.Я услышал, как он крикнул:– Нет!Я положил руку на рукоятку пистолета.Затем я увидел фигуру человека в темном пальто и шляпе, который перелез через ворота, спрыгнул и приземлился почти у ног Кондона. Несколько мгновений двое мужчин смотрели друг на друга – один стоя, другой – припав к земле, словно кошка.– Это слишком опасно! – сказал мужчина и бросился бежать. Почти на голову меньше Кондона, мужчина побежал по диагонали через улицу почти передо мной, однако я не видел его лица, скрытого опущенными полями темной фетровой шляпы.У ворот появился кладбищенский сторож – видимо, его присутствие напугало мужчину в темном пальто – и закричал:– Эй! Что здесь происходит?Однако Кондон не обратил на это внимания. Старик побежал через улицу за мужчиной. Я видел их обоих и мог присоединиться к преследованию, однако профессор бегал хорошо, и я предпочел остаться сторонним наблюдателем.Мужчина побежал на север к парку, Кондон преследовал его с криком:– Эй! Вернитесь! Не будьте трусом!Мужчина остановился, повернулся и стал ждать Кондона. Они углубились в парк всего на несколько сот футов. Сторож не захотел даже выйти из-за ворот; он остался внутри охранять мертвых. Кондон и его визави оживленно разговаривали у группы деревьев возле небольшого домика садовника, перед которым стояла скамья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69