Однако Инга казалась еще более угрюмой, чем обычно.Мы сидели в кухне за скромным квадратным столом. Инга подавала нам яичницу с грудинкой и гренки, отводя в сторону свои воспаленные глаза с черными кругами под ними.– Дорогая моя, – обратилась Эвелин к своей служанке, – должно быть, ты очень плохо спала ночью?Инга ничего не ответила.– Положи еды себе, дорогая, – сказала Эвелин, – и присоединяйся к нам.Инга неохотно подчинилась. Ее светлые волосы висели плетьми, когда она начала ковырять свою пищу. Неожиданно она подняла на нас широко открытые испуганные глаза, такие же, какие были у Эвелин, когда она вошла в мою комнату.– Мадам, если вы не против, можно я сегодня буду спать в другой комнате?– Что случилось, дорогая?– Кто-то постоянно стягивал с меня ночью простыни, когда я засыпала.– Инга, – сказал я, – на вашей двери есть замок?– Да, и я заперла ее.– А ваши окна тоже заколочены, как и мои?– Да.Эвелин наклонилась вперед и впилась в служанку своими голубыми глазами:– Ты хочешь сказать, Инга, что кто-то стягивал простыни с твоей кровати, когда ты была одна в комнате, а двери и окна были заперты?– Да. Это случилось несколько раз. Я почти не спала.– Не думаете ли вы, что кто-то прятался в вашей комнате? – спросил я.– У меня был фонарь, – сказала она. – Я заглянула под кровать и в шкаф – там никого не было.– Сегодня ночью я буду спать в этой комнате, сказал я.Впервые за все время Инга улыбнулась мне:– Спасибо, мистер Геллер.– Если нам немного повезет, – весело заметила Эвелин, – до наступления ночи появится Минз, мы заберем «книгу» и будем далеко от этого «веселого» дома. * * * Однако Минз не появился.Мы с Эвелин целый день гуляли по покрытому снегом и сорняками двору, пробирались между высокими голыми деревьями по тропинкам, проложенным матерью Эвелин. Часто мы брались за руки, как подружившиеся дети – впрочем, мы отчасти и были ими.В этот вечер Гас, высокий, сухощавый, усатый старик, от которого пахло табаком, – он его постоянно жевал – открыл наконец-таки дверь, ведущую на давно пустующий третий этаж дома. Гас утверждал, что единственный ключ от этих дверей хранился у него, и так как этой дверью, кажется, давно уже никто не пользовался, смотрителю пришлось -достаточно долго – ковыряться в ржавом замке, прежде чем он сумел ее открыть.Никаких привидений на третьем этаже мы не нашли, там стояло лишь еще несколько предметов покрытой чехлами мебели. Пол был покрыт толстым слоем пыли, на котором не видно было никаких следов.Эвелин, стоявшая возле меня, вцепившись пальцами мне в руку, сказала:– Наверное, я просто слышала шум, производимый ветром.– Наверное, – согласился я.Конечно, я не верил в дома, населенные привидениями; но к тому времени я находился под впечатлением Эдгара Кейси, сестры Сары Сивеллы и вождя Желтое Перо и начинал склоняться к мысли, что нам следует искать ребенка Линди в цилиндре какого-нибудь мага.Следующий вечер был не менее холодным, чем предыдущий, и мы, облачившись в одеяла, вновь собрались на кухне, пили кофе и ждали, что появится, наконец, Минз, зазвонит телефон, или на худой конец материализуется какой-нибудь Богом проклятый призрак. Но ничего этого не произошло.Мы с Эвелин провели ночь в комнате, которую освободила Инга. Мы просидели почти всю ночь, если не считать тех моментов, когда мы развлекались; Эвелин выкурила пачку сигарет, я израсходовал всю свою жвачку. Это была длинная, утомительная и незабываемая ночь, но призраки так и не появились; в коридоре, на лестнице и наверху не слышно было никаких шагов, и никто, во плоти или бесплотный, не пытался стащить с нас одеяла.Она заснула в моих объятиях; мы полусидели, опираясь на подушки и накрывшись одеялами. Через щели в заколоченных окнах начал просачиваться свет. Эта длинная ночь кончилась.Когда я уже вставал с кровати, я услышал, как что-то тяжелое упало на пол; я вздрогнул, и Эвелин, тоже вздрогнув, проснулась.– Что?.. – начала было она.Я встал и замер, глядя, как с небольшого стола у боковой стены продолжали падать книги, находящиеся между двумя надежными бронзовыми книгодержателями в виде конских голов.Я посмотрел на нее.Она посмотрела на меня.Выражение наших лиц было таким, какое бывает у детей в цирке во время выступления фокусника.Я медленно подошел к столу. Книги валялись на полу неуклюжей кучкой. Книгодержатели одиноко продолжали стоять друг против друга вплотную к стене, как и книги до того, как они попадали на пол. Казалось, кто-то столкнул их на пол – только этот кто-то должен был для этого находиться там, где была стена.Я пожал плечами, сказал, что все это пустое, и начал одеваться. Эвелин кивнула, глядя на меня, тоже пожала плечами и отправилась в свою комнату, чтобы одеться. Мы больше не заговаривали об этом, во всяком случае за завтраком; надо сказать, мы вообще почти не разговаривали, если не считать нескольких замечаний о том, какой наступил прекрасный солнечный день.Вскоре после завтрака в коридоре громко зазвонил телефон, напугав нас всех до чертиков. Звуки его эхом отразились в большом, полупустом доме, и Эвелин кинулась, чтобы поднять трубку.Она держала трубку на некотором расстоянии от себя, я встал рядом и начал слушать.– Говорит Хоган, – произнес голос Гастона Минза. – Кто у телефона?– Это Одиннадцатый, – сказала Эвелин.– Одиннадцатый, прошлой ночью мы не смогли привезти вам «книгу». Мы чудом спаслись.– Чудом спаслись?– Слушайте меня внимательно. Сегодня во второй половине дня приезжайте ко мне в Чеви-Чейс. Будьте очень, очень внимательны на дороге. Убедитесь, что за вами никто не следит. Я буду ждать вас в своем доме в половине третьего.Мы услышали щелчок – он положил трубку.Она посмотрела на меня, продолжая держать в руке трубку:– Разумеется, я поеду.– Не одна, – я сжал ее плечо. – Может повториться «несчастный случай», который произошел с Мод Кинг.– Тогда поедем со мной. Он не сказал, что я не могу взять с собой своего шофера.Итак, сразу пополудни я надел свою водительскую форму, сел в машину и с помощью Эвелин, указывающей мне, куда ехать, добрался до населенного пункта Чеви-Чейс в Мэриленде, недалеко от границы с округом Колумбия. Район, в который мы приехали, был жилым и богатым, хотя таких дворцов, как дом Эвелин Уолш Мак-Лин в Вашингтоне, здесь не было. Дом на Лилэнд-стрит 112 оказался большим белым двухэтажным красавцем с колоннами и широкой лужайкой, спускающейся к ограде из проволочной сетки, – этакий комфортабельный замок с тюремной оградой и установленными там и сям прожекторами на столбах. Я рискнул предположить, что в доме установлена и система охранной сигнализации – Минз не жалел денег на обеспечение собственной безопасности.Однако ворота оказались открытыми – нас ждали или по крайней мере Эвелин – и я встал позади нее, держа в руках свою водительскую кепку, когда она позвонила у дверей. Дверь открыл высокий, стройный, симпатичный юноша лет шестнадцати в аккуратно сидящих на нем свитере с ромбовидным рисунком и серых брюках.– Мы пришли к мистеру Минзу, – улыбнувшись, проговорила Эвелин.Мальчик кивнул; его большие карие глаза глядели простодушным взглядом.– Пожалуйста, входите, – сказал он, и мы вошли. Интерьер дома был таким же опрятным, как одежда мальчика. Красивая обстановка в колониальном стиле свидетельствовала о том, что живут в нем люди если и не богатые, то уж во всяком случае зажиточные.– Кажется, отец ждет вас, – сказал мальчик.В этот момент послышался густой голос Минза:– Эй там, привет! Поднимайтесь наверх!Оставив мальчика, мы поднялись по лестнице, и на площадке нас встретил Минз. В отличие от своего дома и сына, выглядел он ужасно: коричневый костюм – мятый, галстук – незатянутый, глаза воспаленные, изо рта несет спиртным, лицо красное и потное. Он провел нас в загроможденный мебелью кабинет мимо стола, на котором лежало изобретение, достойное полотна карикатуриста Руба Голдберга, – длинная доска с прикрепленными к ней четырьмя батарейками, большой лампой и отражателем.Крупный круглолицый ублюдок тяжело опустился в кресло позади беспорядочно заваленного различными предметами стола.– Боже, Одиннадцатый, вчера ночью мы едва унесли ноги!– Что вы имеете в виду, Минз?– Называйте меня Хоганом, Одиннадцатый. Я настаиваю на этом. Мы будем разговаривать в присутствии вашего шофера?– Я же агент номер Шестнадцать, – сказал я. – Помните?– Если вы полицейский шпион, – загадочно проговорил Минз, – ребенок Линдбергов окажется в незавидном положении.– Расскажите нам о своем чудесном спасении, – сказал я.Я отыскал для Эвелин стул, скинул с него несколько писем и старых газет, а сам продолжал стоять с кепкой в руке. Кепка прикрывала браунинг девятого калибра у меня под поясом.– Я ездил туда, где находится ребенок, – мрачно проговорил Минз, наклонившись вперед и сложив руки, как для молитвы.– Куда это? – спросила Эвелин.– Этого я не могу вам сказать, – ответил Минз, с сожалением покачав своей массивной лысой головой. – Я дал слово этим преступникам, что никому не открою их местонахождение. Могу только сказать, что это место находится в пределах ста миль от Вашингтона.– Вы его видели? – тихо спросила Эвелин. – Вы видели Чарльза Августа Линдберга-младшего?– Да, – спокойно ответил Минз. Ямочки на его щеках были такими же очаровательными, как попка младенца. – Я брал ребенка на руки. У него голубые глаза, светлые волосы. На нем были вязаная шапочка, желтовато-коричневое пальто, коричневые ботинки и белые чулки. Его возраст и внешность совпадают со всем, что я видел и слышал об этом ребенке.Эвелин посмотрела на меня тоскующими глазами – ей хотелось верить этому.– А как насчет чудесного спасения? – спросил я.Минз сузил глаза, вскинул голову и подался вперед.– Вчера ночью в районе полуночи мы выехали из штаб-квартиры банды в двух машинах. Я ехал в ведущей машине. Лис с ребенком сидел во второй. Я должен был следить за дорогой на случай, если появится полиция. Увидев, что полицейские останавливают машины и обыскивают их, я должен был использовать свое изобретение, – он указал на лежащую на столе штуковину, – ... и дать сигнал машине сзади, где находился Лис с ребенком. Я должен был зажечь свет три раза.Эвелин бросила на меня многозначительный взгляд; она казалась взволнованной. Она верила ему.– Примерно в три часа утра, – продолжал Минз, – когда мы были уже совсем близко от Фар-Вью, я увидел впереди полицейского, останавливающего машину. Я три раза зажег свет на своем изобретении, и машина сзади повернула и поехала назад.– Назад? – спросил я.– В укрытие, – произнес он с драматическими интонациями в голосе.Этому парню следовало работать диктором радио.– В укрытии, – продолжал он, – Лис и остальные парни нервничали, как тараканы на свету. Лис сказал, что соглашение о передаче ребенка в Фар-Вью окончательно отменяется.Эвелин посмотрела на меня с беспокойством и заметила мой скептицизм. Она повернулась к Минзу и сказала:– Мне это кажется очень подозрительным...Минз принял обиженный вид. Затем молча, двигаясь подчеркнуто медленно, он выдвинул ящик стола и достал из него пакет из оберточной бумаги, скрепленной красным сургучом.– Вот ваши сто тысяч. Одиннадцатый, – сказал он. – Забирайте ваши деньги, если хотите выйти из игры.Эвелин покачала головой.– Я не хочу выходить из игры, пока существует хоть малейшая возможность, что мы сможем вернуть ребенка родителям. Я продолжаю игру.Он схватил со стола конвертовскрывающую машину и перерезал шнур на пакете: бумага раскрылась, обнажив наверху зеленые купюры. Потом он сорвал с пакета ярлык и протянул его Эвелин. Она взяла его, прочитала, передала мне.На нем были следующие две строчки: Гастон Б. Минз. Собственность миссис Эвелин Уолш Мак-Лин. – Я наклеил это на пакет, – сказал он, беря ярлык обратно, – для того чтобы застраховать вас. Если я найду свою гибель, участвуя в этом предприятии, вы получите свои деньги обратно.Уже по одному его виду я понял, что этот пакет слишком мал, чтобы вмещать сто тысяч долларов в мелких купюрах; я, однако, сказал об этом позднее. И неужели ящик его стола и был тем сейфом, в котором, как он утверждал, хранятся деньги?– Если вы хотите, – сказал он ей, – я возобновлю переговоры с ними.– Сделайте это, – резко сказала она. – Я возвращаюсь в Вашингтон. Держите меня в курсе событий, мы с вами выберем новое место, где будет возвращен ребенок. Но если вы меня обманываете, то закончите свою жизнь за решеткой.Тон у нее тоже был драматичным, только она не лгала.– Одиннадцатый, – мрачно произнес он, – вы видели внизу моего сына, не так ли? Уже одна мысль о нем не позволит мне сделать что-либо предосудительное. Этот мальчик теперь – моя жизнь.Мы покинули Минза, его захламленный кабинет его опрятный дом и симпатичного мальчика, сели в зеленовато-голубой «линкольн» и начали разговаривать.– Ты думаешь, что он лжет, не так ли, Нейт?– Я знаю, что он лжет. Трудность в том, что, являясь профессиональным жуликом, он знает, что здание лжи нужно строить на тонком фундаменте правды. Он обладает кое-какой достоверной информацией – вопрос в том, где он ее взял. Насколько он близок к настоящим похитителям?Рот ее превратился в тонкую решительную полоску.– Я доведу это дело до конца.– Лучше позволь мне, и я поручу довести его до конца парням из министерства финансов. Они легко выследят его сокамерника. Лиса, если он существует.– Нет! Нет! Это может все испортить... Ребенок может пострадать...Теперь она разговаривала, как Линдберг.– Эти парни из министерства юстиции арестовали Капоне, – сказал я. – Они могут...– Нет. Если ты сделаешь это, я позвоню Огдену, и он все отменит.– Огдену?– Огдену Миллсу. Министру юстиции.Ее речь все больше напоминала речь Линдберга.– О'кей, Эвелин. О'кей! Но боюсь, теперь мне придется уехать. Я отвезу тебя в Фар-Вью, но мой совет тебе – предоставь Минза властям. Ты еще можешь получить назад свои деньги и кое-какую информацию о похищении в придачу.– Нет, – твердо сказала она.Я проговорил с натянутой улыбкой на лице:– Ты помнишь, какой сегодня день, Эвелин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69