Именно ему Карл и приказал убить герцога де Гиза.
– Если не убьешь его, – кричал король, весь вне себя от ярости, – то я убью тебя!
Но Генрих Ангулемский не решился убить Гиза – возможно, потому, что осознал, что после этого начнется. Толпа разорвала бы его на куски. Но от того, что он пошел на попятную, опасность не уменьшилась. Брат Марго Анжу решил во что бы то ни стало убрать Гиза с дороги, а то, что их с Марго поймали на месте преступления, оправдает любые его действия. Словом, надо как-то спасать жизнь любимого.
И Марго поняла, что для этого есть только один путь. Ее сестра Клод вышла замуж за герцога Лотарингского, таким образом став родственницей Гизов. Необходимо через нее убедить Генриха немедленно жениться – на ком угодно, кроме принцессы Марго.
Больше ничто помочь не может. Она слишком сильно его любит, чтобы смотреть на все происходящее сквозь пальцы. Спасти любимого можно, только заставив его жениться на другой женщине. Если он так сделает, Анжу уже никому не сможет сказать в свое оправдание, что Гиз якобы опозорил его сестру.
Такой красивый мужчина, такой герой, великолепный во всех отношениях, быстро найдет себе невесту.
Гизы согласились с таким решением Марго. И даже сам Генрих пришел к выводу, что ему, для сохранения его жизни и для безопасности всей семьи, необходимо это сделать.
Таким образом, Генрих де Гиз женился на принцессе де Порсиан. Марго горько рыдала и говорила, что сердце ее разбито, а чуть-чуть успокоившись, стала ждать, когда ее любимый к ней вернется и они снова займутся любовью.
Мать Марго была не единственным человеком, который считал, что ей пора замуж. В противном случае, при ее красоте и необузданном нраве, рано или поздно может вновь возникнуть весьма опасная ситуация, как в случае с Гизом. Кроме того, принцесса была неплохим товаром для совершения всевозможных сделок, и мысль о том, чтобы выгодно выдать ее замуж, посещала многих людей.
Повсюду во Франции гугеноты были источником беспокойства. Королева-мать старалась их угомонить, в то же время не вызывая раздражения у католиков. Сама она в глубине души не склонялась ни к какой вере, готовая молиться тому Богу, которому выгодно. Ее приводила в изумление та страсть, с которой другие люди сражались за свои убеждения. И больше всего беспокоило, что с тех пор, как во дворе появился адмирал Колиньи, ее влияние на короля стало ослабевать.
Искренний и добрый Колиньи умел оказывать влияние на людей. Екатерина недооценила то обстоятельство, что временами полубезумное, замутненное сознание ее сына вдруг озарялось светом. Тогда его начинало обуревать желание быть хорошим и добрым, вести нацию к величию, он лелеял надежду, что после его смерти люди будут говорить: «Карл IX был хорошим королем, который заботился о своем народе».
Временами скудный ум Карла озаряли проблески света, и тогда ему начинало казаться, что только один человек во Франции может помочь ему стать хорошим правителем. И это не мать, не его братья, а достойнейший из достойных – адмирал Колиньи.
Король посылал за адмиралом каждый день, называл его «мой отец», задавал ему вопросы, слушал его ответы. В обществе Колиньи он становился спокойнее.
Екатерина обеспокоилась, что такая ситуация таит в себе опасность, и пришла к выводу, что с адмиралом надо покончить.
Ей было известно много способов, с помощью которых она избавлялась от своих врагов. Но людей, подобных Колиньи, нельзя было убирать с дороги, просто отравив их итальянским ядом, – это могло привести к слишком крупным неприятностям. Началось бы тщательное расследование, кого-то могли арестовать, кто-то под пытками мог проговориться… Нет, таких сильных врагов нужно убирать другими средствами.
Постепенно у Екатерины созрел нужный план, но действовать ей приходилось очень осторожно, продумывая каждый шаг. Наконец она решила, что пора приступать к делу.
Был заключен Сен-Жерменский мирный договор, но Филиппу II не нравилось, что гражданская война во Франции закончилась. Он предлагал Карлу прислать девять тысяч солдат для борьбы с гугенотами. Папа римский писал: «Не может быть никакого согласия между сатаной и детьми света, поэтому нет никакого сомнения в том, что не может быть никакого честного договора между католиками и еретиками».
Екатерина смеялась над предложениями Филиппа и предупреждениями папы римского; но она дала и тому и другому знать, что у нее есть собственный план, как расправиться с гугенотами.
Екатерина послала за Колиньи и заявила ему, что намерена твердо укрепить добрые отношения между ними.
– А как, мой дорогой адмирал, – спросила она, – можно установить гармонию лучше, чем посредством заключения брака? – И, усмехнувшись, объявила: – Я подумываю, мой дорогой Колиньи, о женитьбе между вашим юным Генрихом Наваррским и моей дочерью Маргаритой.
Марго была в ярости. Мало того, что ее разлучили с любимым человеком, так теперь еще предлагали выйти замуж за этого болвана, за этого шута, за этого деревенского простофилю, который именует себя принцем Наваррским.
– Я прекрасно помню, – говорила она Алансону, – как он появился во дворе. У него грубые манеры и грязная одежда.
– Да, он совсем не похож на месье де Гиза, – подтвердил брат.
Марго заплакала:
– Они делают это мне назло. Но я не выйду за него замуж. Клянусь, что не выйду.
Алансон постарался успокоить сестру. Конечно, ей придется выйти замуж за Наваррского, потому что такова воля матери, но нет никакой необходимости так переживать. По крайней мере, она останется во Франции. Хорошо зная сестру, Алансон прекрасно понимал, что этот брак не помешает ей по-прежнему предаваться удовольствиям.
– Это только кажется таким страшным, – говорил он. – Вскоре ты привыкнешь. Я слышал, что у Наваррского много любовниц. Возможно, они находят его не лишенным обаяния.
– Они не принцессы, их наверняка привлекло его королевское происхождение.
– Я кое-что о нем знаю. Он не только ветреный, но и довольно легкого нрава. Думаю, если ты не будешь вмешиваться в его дела, то и он не станет вмешиваться в твои.
Марго, однако, продолжала страдать по Гизу, временами перед ее глазами возникали картины, как он занимается любовью со своей женой, и тогда она не могла успокоиться.
– Ненавижу Наварру, – заявила она. – А Генрих мне не понравился сразу, как только я увидела его черные глазки навыкате и то, как он пытался произвести впечатление на нашего отца своим кривлянием. Он лживый, грубиян, а самое главное – грязнуля. Я буду сопротивляться этому браку изо всех сил.
Алансон вздохнул. Марго могла сопротивляться, могла кричать, но по-настоящему воспротивиться воле матери невозможно.
Вскоре ко французскому двору прибыла Жанна Наваррская, мать предполагаемого жениха. Двор находился в Блуа, но Екатерина выехала из него в Тур, чтобы встретить Жанну на полпути и тем самым показать, как она рада ее приезду.
– Теперь, – горячо воскликнула Екатерина, обнимая Жанну, – мы можем уладить все, что должно быть улажено, и, к радости французов, придем к согласию.
Жанна была полна подозрений, но позволила втянуть себя в переговоры. Она приехала с дочерью Екатериной и с удовольствием сравнивала ее, юную красавицу, с раскрашенными придворными дамами. Маргарита, несмотря на нежелание выходить замуж за Генриха, тем не менее тепло приветствовала будущую свекровь и тем тронула сердце Жанны. Но и эта принцесса тоже красилась так, что королева гугенотов поначалу содрогнулась. Но Марго, в золотистом платье, увешанная драгоценными каменьями, выглядела так эффектно и держалась так мило, что в конце концов Жанне понравилась.
Однако чутье подсказывало ей, что надо держаться настороже. Доверять этим людям нельзя. Их страстные заверения в дружеских чувствах пропитаны фальшью. Жанна не могла забыть, что именно усилиями королевы-матери Екатерины Медичи был отвращен от выполнения супружеского долга ее Антуан, к которому она подослала одну из своих подручных шлюх. А теперь эта женщина изо всех сил пыталась уверить ее в своем расположении. Каждый день Екатерина интересовалась, когда же приедет ко двору жених. Разве Жанна не знает, как все жаждут увидеть этого симпатичного молодого человека, как ждет встречи с ним невеста?
Нет, все это неспроста, и доверять всем этим заверениям в дружбе невозможно. Генриху нельзя приезжать сюда, пока все не будет обговорено и улажено. И даже тогда его должны будут окружать верные друзья.
Двор между тем перебрался в Париж. Королева Наваррская была в нем почетной гостьей. Екатерина постоянно искала способа продемонстрировать ей свои дружеские чувства: ее портной начал шить для Жанны наряды, она предложила ей посетить Рене – своего парфюмера и перчаточника. Тот должен был сшить для нее перчатки – такие же элегантные, как у королевы-матери.
Жанна побывала у Рене, а когда вернулась в особняк де Конде, который стал ее домом в Париже, почувствовала острую боль. Она промучилась несколько дней и ночей.
Затем по Парижу прокатилась скорбная весть. Королева Наваррская скончалась.
Шел июнь 1572 года.
Глава 4
КРОВАВАЯ СВАДЬБА
Генриху не хотелось уезжать из Беарна, где он быстро нашел новую любовницу. Она казалась ему красивее всех предыдущих, и он объявил, что никогда больше не покинет родные края. Повидал он и Флоретту с ребенком, которая очень им гордилась. Мальчик с темными глазками радостно вскрикивал, когда Генрих подбрасывал его к потолку. Флоретта сделала реверанс, понимая, что юноша, с которым она некогда лежала в цветущем саду, стал другим, она больше не может претендовать на все его внимание. Флоретта смирилась с этим, потому что разве не был всегда рядом знак их близости – ее сын? Разве ей и семье ее отца, садовника, не оказывалось особого рода уважение? И его будет еще больше, когда ребенок подрастет, потому что Генрих очень любил детей, а своего собственного станет любить еще больше.
В эти жаркие летние дни Генриху было приятно думать, что его строгие наставники, Колиньи и мать, находятся далеко в Париже и Блуа, вместе со двором. И что его может тревожить, если сам он в Беарне?
Генрих любил устраивать пикники на свежем воздухе, и был на одном из них со своей любовницей, когда к ним прискакал посланник, привезший ему повеление приехать в Париж. Генрих повернулся к подружке, посильнее прижал ее к себе. Им никогда не удастся женить его на принцессе Марго, заверил он ее. Папа римский ни за что не даст на это своего согласия, а без него ничего не получится. Все католики Франции восстанут против этого брака, если не будет получено согласие папы на венчание католической принцессы с гугенотом.
– Я скоро вернусь в Беарн, – заверил Генрих подружку.
Все-таки ему пришлось отправиться в Париж. Он был на пути из Шонея к Пуату, когда встретил другого посланника.
Его одежда была пыльной, и выглядел он так, как будто долго скакал без отдыха, и Генрих понял, что посланник привез дурную весть, поскольку выражение его лица было печальным.
– Что случилось? – спросил принц.
– Ваше высочество, я привез плохие вести. Королева, ваша мать, скончалась.
Генрих безмолвно уставился на него. В это невозможно поверить. Она была полна жизни, сил… и так много для него значила. Как она могла умереть? Ей не так уж много лет. Наверное, это какая-то ошибка.
– Ты не в своем уме, – начал было он.
– От горя, ваше высочество.
Генриху хотелось задать сотни вопросов, но он не мог вымолвить ни слова. Казалось, время остановилось. В его жизни не было дня страшнее этого. А теперь не стало сил ни думать, ни говорить. Он чувствовал лишь боль от огромной утраты, ему было очень одиноко и хотелось рыдать.
Наконец он обрел дар речи.
– Как? – требовательным голосом спросил Генрих.
– Говорят, ваше высочество, что ей не следовало приезжать в Париж.
Принц не нашелся что ответить. Его горло сжали спазмы. Невероятно, но ничего нельзя изменить! Той, которая вела его по этой беззаботной жизни, больше не существует. Он остался один на белом свете.
Когда Генрих и его кузен, Генрих де Конде, направились на север в католический Париж, их сопровождали восемьсот дворян-гугенотов.
Кузены были облачены в траурные одеяния, которые им вскоре предстояло сменить на яркие одежды, потому что они ехали на свадьбы. Сначала Конде должен был жениться на Марии Клевской, а после этого предстояло сыграть свадьбу, ради которой тысячи людей со всей страны отправлялись в Париж: католическая принцесса Маргарита выходила замуж за гугенота Генриха Наваррского.
По внешнему виду Генриха казалось, что он уже оправился от потрясения, вызванного смертью матери. Выглядел, как обычно, беззаботным и все время повторял, что скоро вернется обратно в Беарн, причем холостяком, потому что папа римский никогда не даст согласия на такой брак.
Но на сердце у него скребли кошки. Он стремился в Париж и потому, что хотел побольше разузнать о смерти матери. Ходили тревожные слухи, что ее отравили, так как она занемогла сразу после визита к Рене, перчаточнику и парфюмеру, которого Екатерина привезла из Флоренции, хотя вскрытие показало, что Жанна умерла от разорвавшегося нарыва в легких. Генрих в это не верил. Да и как можно было верить, когда он знал о репутации королевы-матери и ее флорентийцах, которые славились умением делать яды и с их помощью устранять мешающих им людей. Жанна не напрасно так беспокоилась, не пуская его в Париж, где с ним тоже могло случиться что угодно.
Но теперь он направлялся именно туда. Его вызвали, и предстать перед королем было его долгом. Но он и сам хотел туда попасть. Больше прятаться за юбку матери было нельзя, да он уже и не нуждался в опеке.
Никто не заметил, как легкомысленный юноша превратился в мужчину, правда, с тем же легким нравом, потому что такова уж была его натура. Но за его внешним легкомыслием таилось страстное желание стать таким, каким хотела видеть своего сына Жанна.
Он посмотрел на юного Конде, которого теперь понимал гораздо лучше, чем раньше. Он узнал, что чувствовал Конде, когда погиб его отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52