Ведь живой он будет им полезнее, чем мертвый.
В силу всего этого интрига с Алансоном занимала его все больше.
С Варфоломеевской резни прошло почти два года – как считал Генрих, пустых и бесполезных для него. Он часто думал о Наварре, ему очень хотелось туда вернуться. В недобрый день он прибыл в Париж, чтобы жениться на Марго.
Интерес Алансона к делу гугенотов стал им известен, как и его дружба с Генрихом. Гугеноты послали обоим секретное письмо, в котором просили их оставить французский двор, присоединиться к ним, а они готовы признать их своими вождями.
Алансона заинтересовала возможность стать вождем гугенотов. Он жаждал отомстить братьям и матери за их недоверие к нему накануне Варфоломеевской ночи. Так почему бы ему не перейти на сторону гугенотов? Это был единственный способ выступить против брата Анжу, матери и короля.
Он начал строить планы, но до того неловко, что королева-мать обо всем узнала и, в страхе перед местью гугенотов за Варфоломеевскую ночь, увезла двор в Венсенский замок, захватив с собой в качестве пленников Алансона и Генриха, которого она подозревала в сговоре с сыном.
Правда, этот страх стал забываться, когда последнего любовника Марго, графа де Ла Моля, и его друга, графа Аннибала де Коконнаса, арестовали по обвинению в попытке организовать покушение на короля. Но Алансон с Генрихом попали под подозрение, как участники этого.
Карл с каждым месяцем становился все слабее и очень боялся покушений на свою жизнь. Его страх особенно усилился после того, как он поверил, будто ему угрожают сверхъестественные силы. На суде над Ла Молем и Коконнасом выяснилось, что главный астролог королевы-матери, Козимо Руджери, изготовил восковую фигуру Карла и ее лицо протыкали раскаленными иглами. Узнав об этом, Карл так затрепетал, что Мари Туше с няней всерьез опасались за его жизнь. Король кричал, что больше никогда не будет счастлив, потому что призраки убитых гугенотов будут его преследовать, пока он не погибнет. Напрасно няня и любовница пытались убедить его, что он не виноват в этой резне. Конечно, он был тогда королем, но ведь не планировал такой бойни. Просто его охватило общее безумие.
– Все равно в ответе король, – причитал он. – Я и сейчас король. Но мне уже немного осталось, моя дорогая Мари… уже немного осталось, моя добрая няня. Они идут за мной… все дьяволы ада. Они уже рядом, и спокойствия мне никогда не будет. Даже мои братья Алансон и Генрих Наваррский что-то злоумышляют против меня.
Напрасно они клялись, что не строили никаких враждебных планов против короля, напрасно Ла Моль уверял, что приходил к Руджери по делам любовным и восковая фигура изображала не короля, а любимую им женщину. Карл никому не верил. Алансон с Генрихом избежали казни, но Ла Моля и Коконнаса приговорили к смерти и обезглавили.
После Варфоломеевской ночи Карл не знал покоя и понимал, что больше никогда не будет счастлив. Он боялся всего на свете, так как не мог быть уверен, что кто-то не попытается ему отомстить за эту резню. Король вздрагивал по ночам при каждом шорохе, даже легкое колыхание штор вызывало у него панику. Боялся он и смерти, потому что не знал, какое наказание ждет в потустороннем мире человека, повинного в таких злодеяниях.
Мари Туше и няня пытались убедить его, что он невиновен, но в ответ Карл лишь слабо качал головой.
– Париж ненавидит меня, – стонал он. – Я чувствую, как меня повсюду окружает злоба. Мне снятся улицы, залитые кровью, все стены домов которых покрыты кровью, как в ту ночь.
По просьбе Карла ему принесли одну из корон святой Женевьевы, и он молил святую Женевьеву заступиться за него. Король надеялся, что Париж простит его, если он вымолит прощение у покровительницы города.
По ночам его вопли разносились по всему Лувру.
– Улицы залиты кровью! – кричал он. – Трупы плывут по реке, как баржи. Господи, смилуйся надо мной! Что со мной станет? Что станет с Францией? Мне конец.
Няня старалась ему внушить, что ответ перед Богом за Варфоломеевскую ночь будут держать те, кто заставил короля принять в этом участие.
– Если бы я только мог поверить тебе, няня, – стонал он. – Если бы я только мог в это поверить!
Король умирал, и во дворце царила напряженная атмосфера. Настороженная Екатерина постоянно находилась в его спальне. Она уже отправила посланников в Париж с просьбой к Анжу незамедлительно вернуться на родину. Алансон тоже был на взводе: не настал ли момент, чтобы попытаться захватить власть? Но колебался. Он всегда слишком долго проявлял нерешительность и никогда ни в чем не был уверен. И как все в семье, ужасно боялся матери. Алансон обратился за советом к Генриху Наваррскому, но тот остался безучастен, так что ему больше не с кем было поговорить о своих делах, кроме как с Шарлоттой.
«Должен ли я действовать? Или нет? – маялся Алансон. – Последует ли кто-то за мной? И насколько верными они мне будут? И что, если все закончится неудачей?»
Представляя гнев матери, Алансон впадал в уныние. Вот если бы только можно было положиться на Наваррского… Нет, конечно, нельзя.
Между тем король доживал последние часы.
Его мать настояла на том, чтобы он подписал документ, согласно которому она назначалась регентшей до возвращения во Францию короля, который будет наследовать Карлу, – его брата Эдуарда Александра, известного как Генрих, герцог Анжуйский.
– А теперь, – воскликнул Карл, когда эта церемония закончилась, – приведите ко мне моего брата.
Когда пришел Алансон, Карл отвернулся и пробормотал:
– Это не мой брат. Я имел в виду Наваррского.
Привели Генриха, который, идя к королю в окружении стражников, с беспокойством думал о том, что его ждет. Но когда вошел в покои короля, увидел, что лицо Карла засветилось радостью.
– Брат! – воскликнул он, протягивая к нему руки.
Генрих опустился на колени у кровати, поцеловал холодную руку.
– Я – твой добрый друг, – сказал король. – Если бы я следовал советам моих близких и приближенных, тебя бы уже не было на свете. Но я всегда хорошо к тебе относился, Наваррский. А теперь хочу тебя предупредить…
Генрих затаил дыхание, потому что Карл сделал паузу и в глазах его появился страх.
– Подойди поближе, брат. Екатерина сделала шаг к кровати.
– Брат, я тебя предостерегаю. Будь осторожен. Не доверяй…
– Король очень утомлен, – перебила его королева-мать. Она встала рядом с Генрихом, положила руку на лоб Карла. – Мой дорогой сын, не говори того, о чем тебе потом придется пожалеть.
– Уже поздно о чем-то жалеть. Я хочу сказать правду. Я хочу помочь Наваррскому, потому что он мой брат и всегда мне нравился. Брат, думаю, ты меня понимаешь. Прощай, Наваррский. Я рад, что у меня нет сына, который мог бы надеть корону. Жизнь короля полна опасностей… а если бы он был молод и неискушен… и вокруг него были бы все эти люди… – Его лицо внезапно скривилось от боли. – Реки крови… повсюду на улицах Парижа… – забормотал он.
Екатерина обошла кровать и слегка коснулась плеча Генриха.
– Он отходит, – сказала она.
Генрих поднялся. Екатерина была права. Губы Карла продолжали шевелиться, но маска смерти медленно наползала на его лицо.
В течение часа новость разлетелась по дворцу и его окрестностям.
– Король Карл IX умер. Да здравствует король Генрих III!
«Только новый король и Алансон между мной и троном, – подумал Генрих. – Карл был прав. Мне угрожает опасность. Мудрый человек, любящий жизнь, всегда предпочитает наблюдать за ходом развития событий с безопасного расстояния, – размышлял он далее. – А если этот человек король, или королек, как меня называют, то ему лучше наблюдать за ними из своего королевства, которому в любом случае не стоит так долго оставаться без своего правителя». Но как бежать в Беарн? Это больше всего занимало Генриха. Королева-мать словно читала его мысли. В ее глазах он был корольком без амбиций. Но дружен с Алансоном, возможно, был связан с Ла Молем и Коконнасом, не исключено, что плетет интриги с Марго. Недаром полубезумный Карл почувствовал в этом человеке какую-то силу, несмотря на всю его внешнюю беззаботность. Екатерина и сама в молодости была совсем другой. Кто бы мог разглядеть тогда в скромной улыбчивой женщине, всегда со всеми согласной, ядовитую змею, угадать, что в ее груди горит самолюбивое пламя, что она жаждет власти и обладает талантом убирать со своего пути всех ей неугодных? Нет, с этим беарнцем надо быть настороже.
Королева-мать решила не спускать глаз с короля Наварры. И пока Генрих думал о том, как бы ему вернуться в Беарн, она размышляла о том, как этому воспрепятствовать.
Глава 6
БЕГСТВО
Новый король парижанам пришелся не по душе. Даже Карл с его приступами сумасшествия нравился им больше, чем Генрих III, который больше походил на итальянца, чем на француза. А с тех пор, как в Париже появилась итальянка, Екатерина Медичи, парижане научились не доверять людям этой национальности.
«Что он за человек?» – спрашивали себя французы. Скачет по парижским улицам или по окрестностям города, окруженный смазливыми молодыми людьми, которые соперничают друг с другом за его благосклонность. Его одежды усыпаны драгоценностями, что, может, и пристало королю, но он разрисовывает свое лицо так, как это обычно делают женщины. А окружающие его молодые люди похожи на болонок. Их прозвали его любимчиками.
Анжу действительно питал слабость к симпатичным молодым людям, хотя у него была и другая маленькая страсть: он любил играть в прятки с придворными дамами и, когда «находил» одну из них, занимался с нею любовью, хотя говорят, что после нескольких минут такой любви потом вынужден был три дня отдыхать и набираться сил. Вряд ли французы могли ожидать, что король окажется таким слабым.
Мария Клевская, его любовница, которой он писал из Польши собственной кровью, неожиданно скончалась. Ей был только двадцать один год, поэтому поговаривали, что ее отравили. Но кто это сделал – неизвестно. Ревнивый муж? Соперница, положившая глаз на Генриха III? Некто, кому не нравилось ее влияние на короля? Это было покрыто тайной, но тем не менее Мария умерла.
Эта новость дошла до Генриха III в Лионе, когда он возвращался в Париж из Польши. Анжу упал в обморок и так занемог, что несколько недель оставался в постели.
Но его мать была рядом с ним и заботилась о сыне, постоянно напоминала ему о его великой миссии. Генрих III поднялся с постели, чтобы короноваться в Реймсе и жениться на Луизе де Водемон, которой объявил, что она ему нравится и поможет оправиться от понесенной утраты.
Таким образом, в Париж он въехал коронованным и женатым.
При дворе между тем возобновилось старое соперничество между Алансоном и Генрихом Наваррским. Шарлотта де Сов продолжала, следуя наставлениям Екатерины, стравливать их друг с другом, и Генрих с головой погрузился в эту игру.
Наваррский прекрасно сознавал, что ему надлежит быть предельно острожным, и теперь особенно важно внушить всем, что он – приверженец легкомысленного образа жизни.
Алансон, который стал называться Анжуйским после того, как его брат получил титул короля, досадовал сам на себя, что не восстал против него, когда тот был еще в Польше, и теперь использовал любую возможность, чтобы ему досадить. Он жаждал его смерти и ужасно боялся, что королева родит ребенка, который окажется мальчиком, хотя открыто говорил, что сомневается в способности короля произвести на свет наследника.
Генрих III, доведенный до последнего предела придирками брата, стремился во что бы то ни стало от него избавиться. Зная о его соперничестве с Генрихом Наваррским, он пригласил последнего к себе.
Это были удивительно разные люди – элегантный, с раскрашенным лицом король Франции, в надушенных одеждах, увешанный драгоценностями, и король Наварры, в простой одежде, не пользующийся никакими духами, с волосами, откинутыми назад с высокого лба, с немного ленивым выражением лица, хотя и внимательными глазами. Генрих Французский был апатичен, Генрих Наваррский – полон энергии.
Король Франции предложил:
– Садись, брат. О, теперь мы наедине и можем с удовольствием побеседовать.
– Ваше величество оказывает мне честь.
– И завидует тебе, брат.
– Король Франции завидует корольку, чье королевство, как говорят, меньше его носа?
– Это все пустые слова. Ты многим нравишься. Я имею в виду мадам де Сов. Она очаровательна.
– Как обычно, не могу не согласиться с вашим величеством.
– До моих ушей дошло, что у тебя есть соперник за ее благосклонность.
– Да, сир, но соперников у меня несколько.
– Наверное, при этом еще слаще оказаться первым.
– Сир, вашими устами, как всегда, глаголет сама мудрость.
Король Франции вытянул руки и стал рассматривать изумруды и бриллианты на своих пальцах.
– Я слышал, твой главный соперник – Анжу. Он мой брат и, кажется, мешает тебе так же, как и мне.
Генрих встревожился, он понял, что стоит за словами короля.
– Небольшое соперничество только раззадоривает нас, сир. Откровенно говоря, небольшие стычки мне нравятся.
Король поерзал в кресле.
– Брат, давай говорить откровенно. Я только недавно поднялся с постели…
– Все во дворе сожалели о недомогании вашего величества.
– Я знаю одного человека, который не испытывал в связи с этим никакой горечи. Потому что от меня корона перешла бы к нему. А заболевание моего уха, что ты думаешь по этому поводу? Откуда оно взялось?
– Этот вопрос следует адресовать врачу, сир.
– Врачи ничего не могут сказать. А я могу. Я знаю, почему у меня внезапно заболело ухо. Ты помнишь, как умер мой брат Франциск II?
– У вашего величества впереди еще много лет.
– Если мне позволят ими наслаждаться. Неужели ты думаешь, что я проживу долго, если мне на пятки наступает мой брат? Откуда это заболевание уха? Что могло его вызвать?
– Возможно, небольшая ранка? Король пожал плечами:
– Я думаю иначе.
– Ваше величество, как всегда, может оказаться правым.
– Ну а если так, то что дальше? Я оправился от одной болезни, и что же – теперь ждать следующей? А ты, брат, что с тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52