Но ваше высочество могло бы потребовать взамен от короля, чтобы он убрал своих солдат из некоторых городов, которые в этом случае полностью перешли бы под твой контроль. Я имею в виду – Ажан, Кондом и Базю.
Генрих чуть слезу не пустил от умиления. Какой мужчина захочет терять такую любовницу? Она не только греет его сердце, но и дает прекрасные советы, касающиеся военных дел.
Марго прибыла в Нерак в апреле. Как всегда, она была роскошно одета, а ее носилки были обиты золотом.
Горожане выстроились вдоль дороги, чтобы увидеть ее приезд, а у дворца собралась целая толпа, жаждущая лицезреть встречу королевы с королем.
Генрих обнял ее, поцеловал в обе щеки. За прошедшие со времени последней встречи два года они оба немного изменились. Генрих стал более серьезным и ответственным. Марго – немного, совсем немного, мягче. Казалось, испытания прибавили ей лет, внешне она постарела более, чем на два года.
Генрих взял ее за руку и провел в комнату на первом этаже. Там они встали у окна, чтоб оправдать ожидания собравшихся горожан, которые хотели увидеть их вместе.
А когда отошли от окна, Марго сказала:
– Как хорошо снова оказаться в Нераке. Генрих пожал плечами и улыбнулся, но воздержался от комментария.
Марго забеспокоилась. Поднявшись к себе, она услышала разговор между служанками, в котором прозвучало имя графини де Грамон. И то, как было произнесено это имя, заставило ее призадуматься. Она позвала к себе одну из служанок, чтобы та побольше ей рассказала об этой графине.
Смущение, в которое была повергнута служанка, сказало ей все, что она хотела узнать.
– Это нынешняя любовница моего мужа? – со свойственной ей прямотой спросила она.
– Это так, мадам. Он называет ее прекрасной Корисандой.
Марго кивнула.
Редко ей доводилось чувствовать себя такой одинокой. Ее возлюбленный был далеко, а других любовников на этот день не было. Мать писала ей, словно несмышленой девчонке: учила хорошо себя вести при дворе мужа, выказывать неодобрение, когда он будет заводить любовниц, и не показывать доброго отношения к ним, потому что в противном случае люди скажут, будто она нарочно закрывает глаза на неверность мужа, чтобы самой предаваться разврату. Якобы именно это сделало ее брак несчастливым, объясняла Екатерина. Марго вспоминала, как ее мать сама в течение нескольких лет принимала Диану де Пуатье, обожаемую отцом любовницу, только чтобы угодить королю, своему мужу. Для себя у нее одни правила, грустно думала Марго, а для других – другие.
У нее совсем не осталось сторонников. Единственным надежным другом был брат Анжу, но он находился далеко. Никогда еще судьба не была к ней столь неблагосклонной.
Марго напряженно искала выхода, но ничего не могла придумать. Генрих отказывался делить с ней ложе, прямо заявив, что не хотел ее принимать, и согласился только потому, что король Франции так стремился во что бы то ни стало от нее избавиться, что готов пойти ради этого на некоторые политические уступки.
Генрих ни на шаг не отходил от Корисанды. С Марго он почти не общался, а когда она, выведенная из себя, принималась его бранить, отвечал ей тем же.
Их брак был безнадежным. Король хотел наследника, но как он мог надеяться на его появление на свет, если не подходил к жене? Он осознавал, что ему нужен ребенок, но, кажется, совсем об этом не заботился. Вспомнив Фоссезу, Марго живо представила, каких обещаний он надавал Корисанде.
Положение для королевы, самой желанной из королев, чью красоту воспевали поэты, создалось довольно щекотливое.
В следующие несколько месяцев оно, к досаде Марго, не изменилось. Она вспоминала о Генрихе де Гизе и жалела, что не находится рядом с ним. С укреплением Лиги он приобретал все большее влияние, и глаза Марго заволакивались слезами, когда она представляла, как могла бы помочь ему, если бы в свое время вышла замуж за него, а не за этого олуха из Наварры.
Конечно, она вовсе не собиралась со всем этим долго мириться, отнюдь не будучи по натуре кроткой и смиренной.
Однажды в июне, стоя у окна, Марго увидела, что в замок Нерак прибыл гонец. Она спустилась, чтобы узнать, какую весть он принес, потому что догадалась, что он прибыл со двора ее брата.
Когда гонца впустили в замок, поняла, что он привез дурные вести.
– Я должен увидеть короля, – сказал он, когда Марго подошла поближе.
– Я королева, – ответила она. – Ты можешь все рассказать мне.
Гонец опустил глаза и промолвил:
– Мадам, герцог Анжу скончался.
Марго смотрела на него и не хотела верить ему, хотя и слышала, что ее брат болен. Шок от известия о его смерти был необычайно силен.
Она закрыла лицо руками, вспоминая брата и то, кем они были друг для друга.
Это был еще один удар.
Известие о смерти Анжу Генрих воспринял со смешанными чувствами. Он относился к нему с симпатией, а их соперничество из-за мадам де Сов его забавляло, и, хотя попытки Анжу отбить у него Фоссезу разозлили Генриха, все же он никогда не испытывал к нему неприязненных чувств. Дни, когда он был пленником в Париже, сильно их сблизили.
А теперь этот маленький человечек мертв. Ему было только двадцать восемь лет, но он прожил полную тревог жизнь, поэтому казалось, что ему гораздо больше лет. Жизнь его была полна неудач, похожа на фарс, потому что он то перекрашивался из гугенота в католика, то пытался ухаживать за королевой Англии и при этом становился мишенью для насмешек.
Д'Обинье пришел к своему господину. Он был задумчив, его глаза поблескивали.
– Ваше величество задумывается над сложившейся ситуацией?
– Думаю, да, – ответил Генрих.
– Кажется, королева не способна подарить Франции наследника. Я слышал, что она денно и нощно молит о сыне и часто совершает с этой целью паломничества. Но не похоже, чтобы Господь внял ее молитвам.
– Да, жена у короля бесплодна, – согласился Генрих. – Хотя, возможно, вина за это лежит на нем. Едва ли он достойный мужчина.
– Сир, вы думали, как изменилось ваше положение?
– Да. А как по-твоему, д'Обинье?
– Принцам Валуа не свойственно долго наслаждаться радостями бытия; король Франции не имеет наследника. В линии престолонаследия следующим является…
Генрих положил руку на плечо старика.
– Ты хочешь сказать, дружище, что незначительный король в один прекрасный день может стать правителем королевства, которое немного больше его носа?
Страна застыла в оцепенении. Католики говорили, что не будут спокойно смотреть, как на трон восходит гугенот, и Гизы поняли, что для них настало время действовать. Был человек, которого они хотели видеть коронованным, когда король умрет: их собственного лидера и кумира парижан – герцога де Гиза, хотя они и не решались открыто это заявлять.
Законным наследником трона был Генрих Наваррский, и королева-мать стремилась доставить его ко двору. Будь он здесь пленником, было бы легче решать, предоставить ли ему возможность взойти на трон. Следовательно, Наваррский должен прибыть в Париж.
Екатерина настоятельно посоветовала сыну временно расстаться со своим любимчиком, герцогом д'Эперноном, и послать его в Нерак, чтобы он убедил Генриха приехать в Париж.
Узнав о предстоящем прибытии д'Эпернона, Марго поклялась, что не примет его, но мать в письмах напомнила ей о ее долге, а муж сказал, что д'Эпернона следует принять не как врага, а как друга.
Марго театрально заявила, что наберется терпения и, скрывая свои истинные чувства, будет лицемерно улыбаться гостю. Она нарядилась в сверкающее блестками бархатное платье и, подобно актрисе, изображала гостеприимство при приеме д'Эпернона.
Генрих встретил посланника без особых церемоний и внимательно его выслушал.
– Ваше величество, теперь вы наследник трона, – сказал д'Эпернон, когда они впервые остались вдвоем. – И поэтому вам было бы к лицу жить в Париже.
Генрих обещал подумать, но сам никак не собирался отправляться в Париж. Он уже бывал там раньше и никогда об этом не забывал.
Кроме того, в это время его мало что интересовало, если это не имело отношения к его горячо любимой Корисанде.
Лига забеспокоилась. Было заявлено, что Генрих Наваррский никогда не будет признан как король Франции. Надо найти другого кандидата на престол, в жилах которого текло бы не меньше королевской крови и который в то же время не представлял бы опасности для католической веры по всей стране. Выбор пал на Шарля, кардинала де Бурбона, дядю Наваррского, и ему сразу предложили поклясться, что если он взойдет на трон, то сразу же запретит еретические богослужения по всей Франции. Кардинал дал клятву. Генриха де Гиза все это не слишком огорчило, потому что кардиналу было уже шестьдесят пять лет, и Гиз, еще совсем молодой, вполне мог подождать несколько лет. Гизы поведали о своих планах Филиппу II, и он их одобрил, пообещал поддержку.
Единственной радостью для Марго было собирать клочки слухов и сплетен о происходящем в Париже. Генрих де Гиз был в центре событий. Как она жалела, что ей не дали выйти за него замуж! Она проклинала судьбу за то, что ей было суждено выйти замуж не за любимого человека, а за того, который настолько же мало заботился о ней, насколько и она о нем. Как ей хотелось заняться делами Лиги, потому что она была католичкой и никто не мог бы заставить ее изменить своим убеждениям. Ее симпатии были всецело на стороне Лиги. Какой хорошей помощницей она была бы Генриху де Гизу!
Так почему бы не помочь ему теперь? Шпион во вражеском лагере всегда полезен.
Марго, как и всегда, немедленно приступила к действиям. Она послала за одним из своих секретарей, человеком по имени Ферран, которого знала как ревностного католика, и спросила, нет ли у него каких-то каналов связи с Генрихом де Гизом. Ферран был только рад помочь и своей госпоже, и человеку, которого почитал больше всех других – королю Парижа, возможно, в будущем королю Франции.
Так Марго вступила в переписку со своим старым любовником.
Корисанда забеспокоилась. Она искренне любила Генриха, и ее сокровенным желанием было стать королевой – не только по причине ее честолюбия, но и потому, что она сочувствовала ему из-за сложившихся между ним и его женой отношений и понимала, как важно королю иметь наследника.
Не будь Марго, она вышла бы замуж за Генриха. И отнюдь не потому, что сама жадно к этому стремилась. Наоборот, он сам постоянно сетовал, что не может на ней жениться.
Марго все это понимала и была опасной. Корисанда слышала о прежних любовницах короля, о том, как Марго предлагала беременной Фоссезе увезти ее и присматривать за ней. Она знала, как Фобсеза, рыдая, прибежала к королю. Словом, Марго – не та женщина, которая станет спокойно стоять в стороне и смотреть, как ее разводят с мужем.
Корисанда завела шпионов, чтобы они приглядывали за королевой Наваррской, и вскоре открылось, что Ферран вовлечен в интригу против нее. Он часто оставался наедине с королевой, но никаких свидетельств, что он ее любовник, не было.
Они что-то замышляли против Корисанды, и влюбленная Корисанда в первую очередь подумала об опасности для дорогого ей человека.
Когда однажды ночью Генрих пожаловался на боль в желудке, Корисанда обрела решимость. Рисковать нельзя.
– Я хочу, чтобы Феррана арестовали, – заявила она, – по обвинению в попытке тебя отравить.
Генрих изумился, но доверился мудрости Корисанды, зная, что она ему предана. Он полагал, что любящие матери и любовницы наделены особым чутьем видеть угрожающую их детям и любимым опасность.
И он отдал приказ: «Арестовать Феррана!»
Марго встревожилась. «Что теперь будет? – думала она. – А если Ферран окажется слабаком? Обвинение в отравлении короля? Абсурд. Но доказывая свою невиновность в этом, не признается ли он в другом проступке?»
Д'Обинье и герцог де Буйон пришли к королю с докладом о Ферране, и Генрих принял их без свидетелей.
– Ну? – спросил он. – Что с этим отравлением? Не могу представить, зачем секретарю королевы понадобилось меня травить.
– Ваше величество, – сказал де Буйон, – мы пришли к выводу, что попытки отравления не было.
Генрих рассмеялся:
– У меня просто было легкое расстройство желудка. Я знаю это. – Его улыбка сделалась очень нежной. – Моя дорогая заботливая Корисанда!
– Но, – продолжил д'Обинье, – этот человек не является невиновным. Он помогал королеве держать связь с Гизом.
Генрих продолжал улыбаться.
– Помню, она всегда испытывала к нему добрые чувства, – сказал он. – Все женщины Франции неравнодушны к Гизу. Ну и что из этого?
– Ваше величество допустит, чтобы эта переписка продолжалась?
– Нет, думаю, что нет. Оставьте Феррана в тюрьме. Королева будет этим очень расстроена. Она из всего делает драму, даже когда для этого нет никаких причин. То, что она писала Гизу, меня особенно не расстраивает.
– Ситуация нешуточная, сир, – предупредил его д'Обинье.
– Ну, дружище, многие ситуации были бы не такими сложными, если бы мы относились к ним шутя. Ты принимаешь все слишком серьезно. Я не вижу здесь никакой опасности.
Д'Обинье нахмурился:
– Ваше величество не осознает, что Франция находится на грани войны?
– Франция всегда на грани войны. Гугеноты против католиков, католики против гугенотов. Потом ненадолго устанавливается мир, и все начинается сначала. Таковы обстоятельства нашей жизни.
– Обстоятельства меняются, сир. Недавно вы были просто королем Наварры, а теперь – наследник французского трона. Большое королевство может стать вашим. Разве вы позволите шуткам преградить вам дорогу к престолу?
Генрих улыбнулся Агриппе, потом де Буйону:
– Нет, моя друзья, никогда.
Этот ответ им понравился. Они начали обсуждать государственные дела, и в это время прибыл гонец от короля Франции.
Арестованный Ферран являлся французским подданным, и теперь Генрих III настаивал на его освобождении, отправке в Париж.
Генрих поднял брови, посмотрел на д'Обинье.
– Надо его отпустить, – сказал д'Обинье. – Сейчас нам незачем портить отношения с Францией.
– Ты прав, – согласился Генрих. – Пусть его немедленно отправят. Вся эта суета возникла на ровном месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52