– Извините, – сказал он и поднял трубку. – Алло! – сказал он. – Привет, мама! Как ты поживаешь? – сказал он и умолк, слушая ее ответ. – Нет, ничего нового. Вообще тут у меня сидят два детектива. Те, что работают над этим делом. Нет, еще нет. – Он снова замолчал на несколько секунд. – По-прежнему очень холодно, – сказал он. – А у тебя там как? Ну, мама, шестьдесят восемь градусов по Фаренгейту – это не холодно, на мой взгляд. – Он закатил глаза к потолку и затем сказал: – На самом деле я не уверен. В настоящее время у меня сессия. Может быть, когда будут весенние каникулы, посмотрим. Я знаю, что давно уже не приезжал, мама, но... Ну, август был не так давно. Нет, восемь месяцев не прошло, прошло только шесть месяцев. Даже меньше шести месяцев. Ты хорошо себя чувствуешь? Как твоя рука? Вот как? Мне очень жаль, что так случилось. И ты к нему пошла? Ну, и что, он сказал, это было? Ну, вероятно, он прав. Мама, он ортопед, конечно, он должен разбираться в этом лучше меня. Что? Ну, мама, пока нет... Спасибо тебе, но я еще не стал врачом. Пока еще нет. Мое мнение почти ничего не стоит. Ну... Угу... угу... Ну, если тебе приятно думать, что я спас жизнь тому мальчику, очень хорошо. Но от этого я еще не врач. Да, любой человек мог сделать то же самое. Прием Геймлиха. Геймлиха. Мама, какая разница, как пишется это имя? – Он снова закатил вверх глаза. – Мама, но я действительно больше не могу разговаривать, у меня сидят детективы... Что? Да, я скажу им. Я уверен, что они делают все от них зависящее. Но я им скажу тем не менее. Да, мама. Я тебе скоро позвоню. До свидания, мама.Он положил трубку, вздохнул с облегчением, обернулся к детективам и пояснил без надобности:– Мать.– Она еврейка? – спросил Мейер.– Мать? Нет-нет.– А говорила, как еврейка, – сказал Мейер и пожал плечами. – Может быть, все матери – еврейки, кто знает?– Ей одиноко одной, – объяснил Мур. – После того как умер отец...– Очень сочувствую, – сказал Карелла.– Ну, уже прошло какое-то время. С июня. Говорят, нужен по меньшей мере год, чтобы оправиться после смерти или развода, и матери по-прежнему очень тяжело. Салли старалась облегчать ее страдания, но теперь... – Он покачал головой. – Просто ей так сильно не хватает его... Он был прекрасным человеком, мой отец. Он был врачом, как вы знаете. Хирургом. Я тоже хочу стать хирургом. Он заботился о нас так, словно мы были королевской семьей. Даже после того, как умер. Создал условия, чтобы мама не голодала до конца жизни. Даже мне оставил достаточно денег, чтобы я мог закончить медицинский факультет и затем открыть свою практику. Прекрасный человек. – Он снова покачал головой. – Простите, что прервал вас. Вы спрашивали...– Что это вы говорили про прием Геймлиха? – спросил Карелла.Мур улыбнулся.– Когда я приезжал домой в августе, произошла такая история. Мы были в ресторане, и я вижу – у одного парнишки лицо стало совершенно красным. Это был кубинец двенадцати лет, празднично одетый для торжественного воскресного семейного обеда. Мать решила, что я спятил, когда я обхватил парнишку сзади на уровне груди и пару раз его сильно тряхнул. Я уверен, вам знаком этот прием.– Да, – подтвердил Мейер.– Как бы то ни было, это помогло ему, – скромно сказал Мур. – Его родители были очень благодарны. Можно сказать, что я своими руками освободил Кубу. И, конечно, с тех пор я стал героем для моей матери.– Сын – врач! – сказал Мейер.– Да, – улыбнулся Мур.– Хорошо, – сказал Карелла.– Итак, о чем мы говорили?– Про воскресенье и про Салли.– Угу.– Вы виделись с ней по воскресеньям?– Иногда. Обыкновенно она бывала очень занята по воскресеньям. Воскресенье было ее выходным днем. В этот день они не давали вечерних представлений.– Была занята чем?– Ну, в основном всякими мелкими делами. Бегала туда-сюда. Случалось, мы виделись. Но очень редко. Тогда мы разглядывали витрины, иногда ходили в зоопарк или в музей, примерно так. По большей части Салли любила оставаться одна в воскресенье. Во всяком случае, в дневное время.– Мистер Мур, вам случалось отправляться с ней в район окраин? Когда вы встречались с ней в те воскресные дни, вы когда-нибудь отправлялись в сторону окраин?– Ну конечно. В сторону окраин?– На окраину, – сказал Карелла. – На угол авеню Калвер и Восемнадцатой.– Нет, – сказал Мур. – Никогда.– А вы знаете, где это находится?– Разумеется.– Но вы никогда не ходили туда с Салли?– С какой стати? Это один из самых паршивых районов у нас в городе.– А Салли ходила туда одна? В воскресенье?– Могла. Почему вы спрашиваете? Я не понимаю...– Потому что Лонни Купер сказала нам, что Салли отправлялась туда каждое воскресенье за кокаином для себя и для нескольких человек, занятых в шоу.– Ну вот, мы снова вернулись к кокаину. Я уже сказал: насколько мне известно, Салли не была связана ни с кокаином, ни с другими наркотиками.– За исключением марихуаны.– Которую я не считаю наркотиком, – сказал Мур.– Но определенно не кокаин. Который, по вашему мнению, не создает привыкания.– Это не просто мое мнение, мистер Карелла. Это некоторым образом... Почему вы обо всем этом спрашиваете?– Вы знали, что Салли снабжала кокаином труппу?– Не знал.– Она скрывала это от вас, так?– Я не думал, что между нами могли быть секреты. Но если она занималась противозаконной торговлей или... я не знаю, как правильно назвать...– Да, вы правильно назвали, – сказал Карелла.– То она скрывала это от меня. Я не догадывался.– В какой степени она тратила деньги, мистер Мур?– Простите?– У вас не возникало, скажем, ощущения, что она живет не по средствам?– Не по своим средствам?– Ну, учитывая то, что она зарабатывала в театре.– Никаких ощущений не возникало. Одевалась она хорошо. И мне кажется, она редко в чем себе отказывала... Мистер Карелла, если вы объясните, что вас интересует...– Один человек, с которым мы говорили, намекнул, что у Салли был дополнительный заработок. Мы знаем наверняка, что она доставляла кокаин, пусть и в ограниченных количествах. Нам бы хотелось знать, не была ли ее деятельность в области торговли наркотиками шире. – Мне очень жаль. Я рад вам помочь, но до последней минуты я не ведал, что она хоть как-то была связана с наркотиками.– За исключением марихуаны, – снова сказал Карелла.– Ну да.– Вы можете предположить, какой она могла иметь еще приработок?– К сожалению, нет.– Она не подрабатывала как проститутка? – спросил Мейер.– Конечно, нет!– Вы уверены?– Абсолютно. Мы были очень близки. Практически мы проводили каждый день вместе. Я бы наверняка знал...– Но вы не знали насчет кокаина.– Нет, не знал.– Она когда-нибудь говорила с вами о любой посторонней деятельности? О любом занятии, которое могло давать приработок?– Я пытаюсь вспомнить, – сказал Мур.– Постарайтесь вспомнить, – сказал Карелла.Мур умолк и, казалось, хранил молчание очень долго. Вдруг, словно его осенило, он вскинул склоненную голову и посмотрел на детективов.– Конечно, – сказал он. – Я не понимал, когда она говорила об этом. Но, вероятно, это оно и было.– Что именно?– Ну, как она получала свой приработок.– Как она получала? – спросил Мейер.– Чем она занималась? – насторожился Карелла.– "Льдом", – сказал Мур. Глава 11 Семнадцатого февраля было ясное небо, и погода стояла на удивление мягкая. Им не удалось встретиться с Аланом Картером накануне. Когда они позвонили ему утром домой, оказалось, что он уже уехал в контору. Эту задержку они решили считать удачной. Она предоставляла возможность проделать «домашнюю работу» по предмету, который они намеревались затронуть в разговоре с продюсером.Контора Картера располагалась в здании, что находилось в одном квартале на север от Стем, на территории участка Мидтаун-Ист. С одной стороны здания находился испанский ресторан, с другой – еврейский магазинчик деликатесов. В витрине ресторана была надпись: «Здесь говорят по-английски». В витрине магазина деликатесов можно было прочесть: «Здесь говорят по-испански». "Наверное, в испанском ресторане не подают блинчиков", - подумал Мейер.«Наверное, в еврейском заведении не подают плоских маисовых лепешек тортиллас», – подумал Карелла.Здание было старым, с массивными медными дверями у единственного лифта в вестибюле. Указатель напротив лифта уведомлял, что компания с ограниченной ответственностью «Картер Продакшен, Лимитед» находится в комнате 407. Они поднялись на лифте на четвертый этаж, принялись искать комнату 407 и нашли ее в середине коридора слева от лифта.Девушка со светлыми кудряшками сидела за столом сразу за входной дверью. На ней был коричневый спортивный костюм. Она жевала резинку и печатала на машинке.– Чем могу помочь? – спросила она и взяла ластик.– Мы хотим повидаться с мистером Картером, – сказал Карелла.– Мы до двух часов не проводим прослушивания, – сказала девушка.– Мы не актеры, – сказал Мейер.– Не важно, – отрезала девушка и стерла слово на листке, который отпечатала, и подула на бумагу.– Вы бы лучше употребляли белую замазку, – посоветовал Мейер. – От ластика машинка заедает.– Замазка слишком долго сохнет, – возразила девушка.– Мы из полиции. – Карелла показал ей свой значок. – Вы передадите мистеру Картеру, что детективы Мейер и Карелла хотели бы с ним повидаться?– Почему же вы сразу не сказали? – воскликнула девушка и тотчас сняла трубку. Ожидая соединения, она наклонилась над столом, чтобы повнимательнее рассмотреть значок. – Мистер Картер, – сказала она, – тут пришли детективы Мейер и Каналья. - Она помолчала. – Да, сэр, – сказала она. Она положила трубку. – Можете пройти, – пригласила она.– Моя фамилия – Карелла, – сказал Карелла.– А я как сказала? – спросила девушка.– Каналья.Девушка пожала плечами.Они открыли дверь в контору Картера. Он сидел за огромным столом, замусоренным тем, что – по мнению Кареллы – было сценариями. Три стены конторы были заклеены плакатами, которые рекламировали представления, предшествовавшие «Жирной заднице», – Карелла не узнал ни одного. Четвертая стена представляла из себя широкое окно, сквозь которое струился утренний солнечный свет. Когда они вошли, Картер встал, указал им на диван перед письменным столом и сказал:– Садитесь, пожалуйста!Детективы сели. Карелла тотчас перешел к главному.– Мистер Картер, – спросил он, – что такое «лед»?– Лед?– Да, сэр.Картер улыбнулся.– Когда вода замерзает, она превращается в лед, – сказал он. – Это ребус?– Нет, это не ребус, – сказал Карелла. – Итак, вы не знаете, что такое «лед»?– Ах, вы говорите про «лед»? – сказал Картер.– Да.– Театральный «лед», вы это имеете в виду?– Театральный «лед», – кивнул Карелла.– Ну конечно, я знаю, что такое «лед».– И мы тоже знаем, – сказал Карелла. – Давайте убедимся, что мы правильно поняли другу друга.– Мне очень жаль, но...– Доверьтесь нам, мистер Картер, – сказал Карелла.– Но у меня назначена встреча на десять.– Осталось еще десять минут. – Мейер взглянул на стенные часы.– Мы постараемся побыстрее, – сказал Карелла. – Вначале будем говорить мы, а потом – вы, хорошо?– Ну, я не знаю на самом деле, о чем...– О том, как мы понимаем этот вопрос, – сказал Карелла. – Мы знаем, что «лед», или навар на билетах, – обычная практика в театре...– Только не в моем театре, – сказал Картер.– Как бы то ни было, – сказал Карелла и продолжал, словно бы его никто не прерывал: – Обыкновенная практика, дающая примерно двадцать миллионов долларов в год наличными, которые не облагаются налогами и не подотчетны инвесторам шоу.– Ну, это завышенная цифра, – развел руками Картер.– Я говорю в масштабах города, – сказал Карелла.– Все равно это слишком высокая цифра. «Лед» не возникает, если только шоу не стало особенной удачей.– Как «Жирная задница», – уточнил Карелла.– Я полагаю, вы не хотите намекнуть, что кто-нибудь в «Жирной заднице»...– Пожалуйста, выслушайте меня и скажите, правильно ли я понял, – сказал Карелла.– Я уверен, что вы правильно поняли, – сказал Картер. – Вы не похожи на того, кто может явиться без подготовки.– Я просто хочу убедиться, что я все правильно понял.– Угу, – кивнул Картер со скептическим видом.– Итак, мне удалось составить впечатление, – Карелла сложил ладони перед грудью, – что очень многим в шоу-бизнесе удалось разбогатеть на «льду».– Конечно, говорят всякое на эту тему.– А также и о том, как работает этот механизм. Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь. Итак, кто-то в кассе откладывает билетик и потом продает его брокеру по значительно более высокой цене. Верно я говорю?– Да, примерно так и получается навар. Или, как у нас говорят, «лед».– Текущая цена билета на хорошее место в «Жирной заднице» – сорок долларов, – продолжил Карелла. – Это за место в середине шестого ряда. За каждое из тех самых двух мест, что вы так великодушно предложили мне.– Да, – кивнул Картер с кислым видом.– Сколько мест в партере бронируется на каждый спектакль? – спросил Карелла.– Мы сейчас говорим про «Жирную задницу»?– Или про любой другой мюзикл. Можно взять «Жирную задницу» в качестве примера, если угодно.– У нас около ста мест в партере, которые мы бронируем на каждый спектакль, – сказал Картер.– Кому достаются билеты на эти места?– Некоторые получаю я как продюсер. Владелец театра получает некоторое количество. Получают билеты творческие работники, ведущие актеры, кое-кто из крупных инвесторов и так далее. Мне кажется, мы однажды обсуждали это, разве нет?– Я просто хотел прояснить, – сказал Карелла. – Что происходит с теми билетами, если люди, для которых они забронированы, не являются за ними?– Их отдают на распродажу в кассу.– Когда?– В нашем городе за сорок восемь часов до начала каждого спектакля.– На распродажу кому?– Кому угодно.– Любому, кто придет с улицы?– Ну, обыкновенно нет. Ведь это отборные места.– Так кто их получает?– Их обычно продают брокерам.– По цене, напечатанной на билетике?– Разумеется.– Не разумеется, – сказал Карелла. – Вот тут-то и возникает навар под названием «лед», верно?– Если кто-нибудь, связанный с шоу, занимается наваром на билетах, то – да. Здесь возникает «лед».– Короче говоря, человек, который заведует кассой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38