Ей было трудно говорить с трубкой во рту. Когда она попробовала сказать «брат Антоний», как представился священник или монах, у нее получилось «Бранни». Когда она попыталась сказать «Эмма Форбс», как представилась жирная баба, у нее получился звук, похожий на «крест». Она опять попробовала сказать «священник» – это слово они как будто понимали.Священник пришел в одиннадцать часов семь минут утра. Это был понедельник.Он немного опоздал.Джудит Квадрадо умерла за шесть минут до его прихода. * * * У полицейских и преступников есть общее чутье: они чуют чужой страх. Как только те или другие ощущают испуг, они превращаются в хищных зверей, готовых перегрызть горло и вырвать внутренности. Мигель Ролдан и Антонио Асенсио были смертельно напуганы, и Мейер тотчас почуял их страх в ту минуту, когда Ролдан добровольно рассказал, что они с Асенсио в течение трех лет живут как муж и жена. Мейеру было все равно, какого они пола. Но тот факт, что они рассказали о себе без нажима с его стороны, говорил о том, что они напуганы. Он знал, что они не боятся ареста за гомосексуализм – в этом городе это не опасно. Тогда чего они боятся? До последней минуты он обращался к ним уважительно – «мистер Ролдан» и «мистер Асенсио». Теперь он перешел на «Майк» и «Тони» – это старый прием у полицейских, при помощи которого подозреваемого ставят в невыгодное положение. Тот же самый прием используют медсестры в больницах.«Привет, Джимми! Как у нас дела сегодня утром?» – говорят медсестры председателю совета директоров крупнейшей корпорации и таким образом сразу дают ему понять, что начальник здесь тот, кто ему в задницу вставит термометр. Но у полицейских это получается еще лучше. Назвать кого-нибудь «Джонни» вместо «мистер Фуллер» – это все равно что сказать «мальчик». Этот прием сразу ставит человека на место, заставляет чувствовать себя: а) подчиненным; б) оправдывающимся; в) странным образом зависимым.– Майк, – сказал Мейер, – почему, ты думаешь, я здесь?Они сидели в гостиной особняка, который делили между собой Ролдан с Асенсио. Комната была красиво обставлена антиквариатом – такие вещицы Мейер не мог себе позволить. В камине потрескивали дрова. Искры вылетали в комнату.– Вы насчет Салли, конечно, – сказал Ролдан.– А ты тоже так думаешь, Тони?– Да, конечно, – запинаясь, проговорил Асенсио.Мейер не хотел терять время.– Вы знаете, что она употребляла кокаин, верно? – спросил он.– Ну... нет, – сказал Ролдан. – Откуда нам знать?– Ладно, довольно, Майк. – Мейер улыбнулся со знающим видом. – Вы с ней были на вечеринке неделю назад, в воскресенье, и она нюхала кокаин. Ты должен знать, что она употребляла кокаин, так?Ролдан посмотрел на Асенсио.– Ты ведь тогда употреблял тоже, Майк, так?– Ну...– Я знаю, что употреблял, – сказал Мейер.– Ну...– А ты, Тони? Нюхнул щепотку-другую в прошлое воскресенье?Асенсио поглядел на Ролдана.– От кого вы с Салли получали порошок? – спросил Манер.– Послушайте... – сказал Ролдан.– Я слушаю.– Мы не имеем отношения к убийству.– Не имеете? – спросил Мейер.– Нет, – сказал Асенсио, покачивая головой, и затем поглядел на Ролдана. «Кто из них муж и кто жена?» – подумал Мейер. Оба казались очень скромными. Однако убийства в среде гомосексуалистов бывали исключительно зверскими. Мейеру приходилось расследовать такие.– Вы знаете, кто мог убить ее? – спросил он.– Нет, не знаем, – сказал Ролдан.– Не знаем, – подтвердил Асенсио.– Так от кого вы получаете порошок? – снова спросил Мейер.– Почему это важно? – спросил Ролдан.– Это если мы употребляем, – быстро сказал Асенсио.– Да, – сказал Ролдан. – Если бы мы употребляли...– Вы употребляете, – сказал Мейер со всезнающей улыбкой.– Ну, если мы употребляем, тогда какое имеет значение, от кого мы получали порошок?– Получали? - тотчас спросил Мейер.– Получаем, - поправился Ролдан.– Если употребляем, – добавил Асенсио.– Что-нибудь случилось с вашим дилером? – поинтересовался Мейер.– Нет-нет, – сказал Ролдан.– В том случае, если бы нам был нужен дилер, – опять добавил Асенсио.– Был нужен? - спросил Мейер.– Был бы нужен – я имел в виду, – сказал Асенсио и поглядел на Ролдана.– Ну, Тони, – сказал Мейер, – Майк... Если вы употребляете, если у вас есть дилер или был дилер, кто тогда этот дилер? Или кто был этот дилер?– Кокаин не вырабатывает привычку, – сказал Ролдан.– Щепотка от раза к разу еще никому не повредила, – сказал Асенсио.– Я знаю, – сказал Мейер. – Просто безобразие, что это противозаконно. Но что мы можем поделать? От кого вы получаете порошок?Оба переглянулись.– Что-то случилось с вашим дилером, так? – спросил Мейер.Они промолчали.– Вы получали порошок от Салли Андерсон? – спросил Мейер наугад. К его удивлению, оба одновременно кивнули. – От Салли? - спросил он снова. Оба опять кивнули. – Салли торговала кокаином?– Ну, не торговала, – сказал Ролдан. – Ведь это не назовешь торговлей, Тони?– Нет, я бы не стал называть это торговлей, – сказал Асенсио. – Кроме того, кокаин не имел никакого отношения к ее убийству.– Откуда вы знаете? – спросил Мейер.– Ну, не такое там было большое количество.– Какое было количество?– Я хочу сказать, что она не зарабатывала на этом, если вы об этом, – пояснил Ролдан.– Что она делала? – спросил Мейер.– Просто приносила несколько граммов в неделю, вот и все.– Сколько граммов?– Ну, не знаю. Сколько граммов, Тони?– Ну, не знаю, – отозвался Асенсио.– Приносила просто...– В театр. Тем, кому было нужно.– Ну, я бы не стал: говорить «было нужно», – перебил Ролдан. – Кокаин не вырабатывает привычки.– Тем, кто хотел, правильнее говорить, – кивнул Асенсио.– Сколько людей хотели? - спросил Мейер.– Ну... Тони и я, – ответил Ролдан. – И еще несколько ребят.– Сколько ребят?– Немного, – сказал Асенсио. – Шестеро или семеро. Шестеро или семеро, Майк?– По-моему, шестеро или семеро, – сказал Ролдан. – Помимо самой Салли.– Так о чем идет речь? – сказал Мейер. – О дюжине граммов в неделю, примерно так?– Примерно так. Может быть, о двух дюжинах.– Две дюжины граммов, – кивнул Мейер. – Какую цену она называла?– Текущую уличную цену. То есть Салли не имела дохода от торговли, поверьте. Она просто брала порошок для себя и заодно для нас. Возможно, ей давали скидку за большую покупку, кто знает?– Я думаю, – сказал Ролдан, обращаясь к Асенсио, – что на самом деле мы получали порошок по цене ниже уличной.– Вполне вероятно, – согласился Асенсио.– Сколько вы платили? – спросил Мейер.– Восемьдесят долларов за грамм.Мейер кивнул. Грамм кокаина примерно соответствовал одной двадцать восьмой унции. Текущая уличная цена колебалась от ста до ста двадцати пяти долларов за грамм в зависимости от чистоты кокаина.– От кого она получала порошок? – спросил он.– Не знаю, – сказал Ролдан.– Не знаю, – сказал Асенсио.– Кто такой Пако Лопес? – спросил Мейер.– Кто это? – спросил Ролдан. Асенсио пожал плечами.– Мы должны его знать? – спросил Ролдан.– Вы не знаете его, нет?– Никогда не слыхал о таком.– А ты. Тони?– Никогда не слыхал о таком.– Он танцор? – спросил Ролдан.– Он «голубой»? – спросил Асенсио.– Он в морге, – ответил Мейер. * * * Ребекке Эдельман было около пятидесяти. Она сияла чудесным загаром и была решительно подавлена горем. Детективы позвонили ей рано утром: хотели поговорить с ней после того, как она прилетела с островов Антигуа накануне вечером. Однако ее падчерица сказала, что похороны Марвина Эдельмана состоятся в одиннадцать утра. Еврейский обычай требует хоронить в течение двадцати четырех часов после смерти. Все равно похороны пришлось перенести: когда смерть наступает от травмы, обязательно делают вскрытие.Ни Клинг, ни Браун никогда не видели прежде, как принято выражать скорбь в еврейском доме. Окна в гостиной Эдельмана выходили на реку Харб. Небо все еще было ярко-голубым и ясным. Браун отчетливо видел дома-башни, возвышающиеся на другом берегу на холмах, в соседнем штате. Ему видны были благородные очертания моста Гамильтон-бридж. В гостиной родные и близкие Марвина Эдельмана сидели на полу и разговаривали друг с другом приглушенными голосами.Ребекка проводила детективов в маленькую комнатку, которую, по всей видимости, использовала как мастерскую для шитья. В углу стояла швейная машина, слева от педали – корзина с обрезками ярких тканей. Она села на стул перед машиной. Детективы сели на небольшой диван. Ее карие глаза были влажными. То и дело она сжимала руки. Лицо и руки ее были морщинистые, а губы – потрескавшиеся. Говоря, она обращалась к Клингу, хотя вопросы задавал в основном Браун. Браун привык к этому: иногда даже черные обращались к белому полицейскому, словно сам он был невидимым.– Я просила его поехать со мной, – сказала миссис Эдельман. – Я говорила ему, пусть возьмет отпуск, устроит себе праздник, будет только польза. Но нет, он отвечал, как раз сейчас слишком много работы, в следующем месяце он планирует поездку в Европу. Он сказал, что устроит себе отдых, когда вернется, – в апреле. Кому нужен отдых в апреле? В апреле появляются цветы даже здесь, в городе. В общем, он отказался ехать со мной. А другого отпуска у него никогда теперь не будет, – сказала она и отвернулась. Слезы опять наполнили ее глаза.– В чем состояла его работа, мадам? – спросил Браун. – Он торговал ювелирными изделиями?– Ну, он был не совсем обычным ювелиром, – сказала миссис Эдельман, извлекла платок из кармана и приложила к глазам.– Поскольку он носил этот жилет... – начал Браун.– Да, – сказала миссис Эдельман. – Он покупал и продавал драгоценные камни. Этим он зарабатывал на жизнь.– Бриллианты?– Не только бриллианты. Он занимался любыми драгоценными камнями. Изумрудами, рубинами, сапфирами и, конечно, алмазами. Драгоценными камнями. Но он пренебрег самым драгоценным – жизнью. Если бы он поехал со мной... – Она покачала головой. – Упрямец, – сказала она. – Да простит меня Бог, но он был упрямец.– Была ли какая особая причина, почему он хотел остаться в городе, – спросил Браун, – вместо того, чтобы ехать с вами на Антигуа?– Самая обычная причина. Ничего такого, что бы он не мог отложить на неделю. И вот результат, – сказала она и снова приложила платок к глазам.– Но обычная... – сказал Браун.– Его обычная работа. Покупка и продажа. – Она по-прежнему говорила, обращаясь к Клингу. Браун кашлянул, чтобы напомнить о себе. Но кашель не возымел действия.– Он часто ездил в Европу? – спросил Клинг.– Когда была необходимость. Это центр алмазов всего мира, сами знаете: Амстердам. А если взять изумруды, то это Южная Америка. Объездить весь мир ради дела – это он мог, – произнесла она. – Но когда речь шла о том, чтобы перенестись на четыре-пять часов лету и провести недельку на солнышке, – этого он не мог. Ему надо было остаться, чтобы кто-то смог его застрелить!– У вас есть какие-нибудь догадки, кто мог...– Нет, – сказала миссис Эдельман.– Никаких врагов? – спросил Браун.– Никого.– Никаких сотрудников, которых он...– Он работал один, мой муж. Вот почему он никогда не мог взять отпуск. Он только хотел зарабатывать деньги. Он сказал мне, что не будет счастлив, пока не станет мультимиллионером.– А существовала такая возможность в его деле? – спросил Браун. – Заработать миллионы долларов?– Кто знает! Вероятно. Мы жили комфортно. Он всегда был хорошим добытчиком, мой муж.– Но когда вы говорите про миллионы долларов...– Да, было возможно заработать такие деньги, – сказала миссис Эдельман. – У него был очень острый глаз на качественные камни. Он получал хорошую прибыль на всем, что покупал. Он знал, что покупает, и всегда много запрашивал. Если бы он только поехал со мной, как я уговаривала...Она в который раз принялась плакать.– Миссис Эдельман, – сказал Клинг, – где располагалось рабочее место вашего мужа?– В деловой части города. На Норт-Гринфилд, рядом с авеню Хэлл. Там проходит улица, которую называют Даймонд-Март.– И он работал там один, вы сказали?– Совсем один.– На цокольном этаже?– Нет, на втором этаже.– На него нападали грабители когда-нибудь?Она изумленно посмотрела на него.– Да, – сказала она. – Откуда вы знаете?– Ну, торговать алмазами...– Да, в прошлом году, – сказала она.– Когда именно в прошлом году? – спросил Браун.– В августе. Кажется, так. В конце июля или в начале августа. Примерно так.– Был ли преступник арестован? – спросил Браун.– Да.– В самом деле?– Да. Два дня спустя. Он пытался заложить камни в магазине через три дома от нас, представляете?– Не помните, как звали преступника?– Нет, не помню. Он был черным, – сказала она и впервые за все время бросила взгляд на Брауна, но только мимолетный. И тотчас снова обернулась к Клингу.– Вы могли бы точнее назвать дату кражи? – спросил Клинг. Он вынул записную книжку и начал писать.– Зачем вам? Вы думаете, что это тот же человек? Мне сказали, что ничего не украдено. У него были алмазы в жилете, никто их не тронул. Значит, это не мог быть грабитель, верно?– Ну, мы не знаем, как было на самом деле, – сказал Клинг. – Но мы постараемся узнать побольше о том ограблении, если вы расскажете нам какие-нибудь подробности.– Я только знаю, что он работал в тот вечер допоздна, и вдруг явился этот черный с пистолетом и забрал все с рабочего стола. Он не стал требовать ничего из сейфа. Он просто сказал мужу, чтобы он с рабочего стола все смел в мешок. А самое ценное осталось в сейфе, и муж смеялся до коликов...Она осеклась. Снова полились слезы. Она начала искать другой платок. Детективы ждали.– Вы сказали, это было ближе к концу июля – началу августа? – наконец проговорил Клинг.– Да.– Последняя неделя июля – может быть, так? первая неделя августа?– Не могу сказать наверняка. Я так думаю.– Мы можем разыскать информацию об этом преступлении по адресу, – предложил Браун Клингу. – В компьютере.– Вы можете назвать нам адрес? – спросил Клинг.– Норт-Гринфилд, шестьсот двадцать один, – сказала миссис Эдельман. – Комната двести семь.– Преступника осудили, не знаете? – спросил Браун.– По-моему, да. Не помню. Муж ходил в суд опознавать его. Но я не знаю, посадили его в тюрьму или нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38