– Боюсь, что день-два вы будете себя очень плохо чувствовать, придется потерпеть. Главное, что мы вас вырвали из рук бандитов.
– Так это и вправду были бандиты? – спросила Катя. – А такой высокий, с красивым голосом среди них был?
– Да, это один из предводителей.
– Я, кажется, его помню.
– Он тебя тоже, – ответил я и, попрощавшись, ушел заниматься фортификацией. Дел у нас было невпроворот.
К восьми часам вечера, когда окончательно стемнело, работы были завершены. Погода нам благоприятствовала: небо было чистым, и вовсю светила луна. Женщины после бани, которую после нескольких моих пинков истопил Александр Егорыч, чувствовали себя, на мой взгляд, лучше, чем утром, но, сами этого не понимая, томились без наркотика.
Теперь была наша пора мыться, бриться и готовиться, как это принято на Руси в критических ситуациях, быть чистыми к возможному последнему часу. Никто, включая Похлебкина, не ныл и не томил души окружающих страхами и жалобами. В бане купец и парикмахер даже пытались шутить, рассказывая, какое впечатление произвели их оптовые покупки на местных лавочников. Те даже заподозрили, что в стране начался чугунный кризис, и попытались взвинтить цены на горшки. Однако, содружество еврейской сметки и русской предприимчивости провалило эти коварные планы.
Хотя париться и расслабляться времени не было, но вытащить соратников из горячего рая оказалось задачей невыполнимой, и я, оставив их наслаждаться парной, пошел единолично бдеть на боевом посту.
Кроме внешних мин и засад, мы оборудовали на чердаке стрелковые ячейки, чтобы не быть перестрелянными сквозь дощатую крышу. Я, не торопясь, двигался по кругу, через смотровые щели всматриваясь в подступы к хуторскому тыну. Пока никаких перемещений противника заметно не было. Луна освещала мирные картины осеннего вечера. Из каминной трубы бани поднимался вверх легкий дымок не прогоревших до конца дров. Кругом было тихо и почти благостно.
Нападение я ожидал после полуночи, когда уйдет луна. Фенька с мифической пушкой произвела на Моргуна и магистра большое впечатление, и они не решатся сунуться под заряд картечи. Однако, чем черт не шутит, не мешало помнить и старую армейскую истину: лучше перебдеть, чем недобдеть.
Очередной раз, обходя по периметру смотровые щели, я углядел-таки какое-то незначительное движение в лесу, за тыльной стороной частокола. Как всегда бывает, когда внимание сосредоточено на чем-то определенном, любое несоответствие обстановке сразу же бросилось в глаза. Возле белого ствола толстой березы появилась посторонняя тень. Я тотчас прилип к этому месту взглядом. Присмотревшись, понял, что за деревом прячется человек. Когда он менял положение, в лунном свете блеснула начищенная медная пуговица форменного жупана гайдука.
Я взял заряженный штуцер, пристроил его в смотровую щель и начал целиться в незваного гостя. Однако, по здравому размышлению, отставил ружье в сторону, Выстрел мог спровоцировать неподготовленный штурм, а все мои Аники-воины находились в бане. Случись атака прямо сейчас, сюжет будет просто античный.
Бежать в баню, чтобы извлечь их из парной, я тоже не мог, боясь потерять из вида противника. Осталось уповать на провидение и надеяться, что в ближайшие полчаса атака не начнется. Между тем, замеченный мной гайдук, перебегая от дерева к дереву, пробирался к калитке, выходившей непосредственно в лес. Было похоже, что пока он один, во всяком случае других лазутчиков я не видел. Потом и он исчез из поля зрения, скрытый тенью забора.
Ожидаемая неприятность наполовину теряет свои негативные качества. Единственное, что возмущало меня в этой ситуации – беспечность соратников. Чистота, конечно, святое дело, но не тогда, когда тебя вот-вот отправят на тот свет. Что делал в это время исчезнувший разведчик, можно было только предполагать. Он, скорее всего, уже нашел тайный вход и пытался его открыть. Меня это не очень волновало. Калитка запиралась на брус и два кованых засова, выломать ее было не легче, чем бревно частокола.
Теперь появление лазутчика следовало ожидать уже около ворот, потому я перенес наблюдение на дальние подступы к хутору и вновь пошел по кругу. Обойдя еще раз все наши смотровые щели, я вернулся к той, через которую заметил соглядатая и чуть не подскочил на месте. Тот же тип, что был за оградой, уже стоял посередине двора и озирался по сторонам.
Как он попал за ограду, было совершенно непонятно – это отдавало мистикой, которой и так хватало при общении с сатанистами.
Ругаясь последними словами не хуже матроса парусного судна, я слетел с чердака вниз по вертикально стоящей лестнице и бросился в горницу.
– Что случилось? – спросила с печи Марьяша.
– А! Мать! – только и успел крикнуть я и, схватив со стола два пистолета, выскочил наружу.
Лазутчик, вместо того, чтобы убежать или напасть, махнул мне рукой и направился в мою сторону.
– Стой, стрелять буду! – приказал я, направив на него оба ствола.
Мужик в красном жупане гайдамака с ружьем за плечами остановился, даже не пытаясь защититься.
– Не стреляй, я к Ивану! – закричал он, снимая шапку.
– К какому Ивану? – спросил я уже скорее для порядка.
– Ахлобину, ну, рыжему!
– А как ты сюда попал?
– Так там же калитка, – ответил он.
– Она, что открыта?
– Ага.
– Ладно, пойдем к Ивану! – с непонятной для гостья злостью сказал я.
Мы вдвоем направились к бане. Я широко распахнул дверь и закричал:
– Все на выход!
Орава голых мужиков высыпала во двор. Вид гайдука с ружьем произвел на них сильное впечатление.
– Видите, дурачье, что вы наделали? – заорал я. – Какая б... оставила незапертой калитку?!
Наступила мертвая тишина, так что стало слышно, как переступают босые ноги.
– Кто последний выходил за ограду?! – продолжил я.
Желающих сознаться не оказалось. Только Иван охнул и признал гостя:
– Ты, что ли, Кондрат?
– Я, – тихонько отозвался инициатор переполоха.
Я с пристрастием оглядел соратников. Независимей всех держались двое, купец и парикмахер.
– Так, значит, это вы, когда вернулись из города, не закрыли за собой калитку? – с угрозой спросил я.
– Так это Мишка виноват, – первым нашелся Родион. – Он должен был затворить...
– При чем здесь Мишка! – взвился тот. – Ты мне сам сказал, веди коней, а я по нужде задержусь!
– А я говорил, что буду калитку закрывать? Ну, скажи, говорил?
– Так как же получается, коли ты последним шел, то и закрыть должен!
– Откуда я шел? Ну, скажи, откуда? С кустов? Так почему ты не запер, раз последним был? А теперь с больной головы на здоровую! Это все ваша порода змеиная, как ужи извиваетесь...
– Это какая такая моя порода! – закричал в голос парикмахер. – Ты чего мою породу трогаешь, ты еще мне Христа вспомни!
– И вспомню, вы зачем нашего Иисуса Христа распяли?
– С каких это пор он стал вашим? Ты еще скажи, что он русский!
– И скажу! А чей же он тогда, как не русский?! Да я тебе за нашего Иисуса Христа!..
– А ну, заткнитесь оба! Молите бога, что гайдуки не явились, сейчас бы на том свете отношения выясняли. Оба хороши, и если я еще хоть слово про национальности услышу, пристрелю, как собак. Марш всем одеваться, и чтобы через пять минут стояли в строю!
– Позвольте, Алексей Григорьевич, почему это вы командуете? – вышел вперед голый штабс-капитан и встал во фронт. – Кажется, я здесь старший по званию!
Единственное желание, которое появилось у меня в тот момент, было заняться самым вульгарным рукоприкладством, однако, я сумел взять себя в руки:
– Почему это вы старший? – успокоил я нашего сумасшедшего. – Я, как-никак, статский советник!
– Правда-с? – вытаращил на меня глаза Истомин. – Тогда виноват-с, позвольте выполнять?
– Выполняйте, – разрешил я и добавил, обращаясь к гостю, – а ты пойдешь со мной.
Голая команда, толкаясь, бросилась назад в баню, а мы с гайдуком пошли в сторону калитки. Странный прием, который ему оказали, порядком смутил Кондрата и, как мне показалось, он уже жалел, что явился под наши знамена.
– Расскажи, что делается в имении, – спросил я, запирая калитку.
– Так никак не могу того знать, ваше благородие, – ответил он, видимо, не зная, как ко мне обращаться.
– Барин и магистр живы?
– А чего им сделается? Живей живехоньких.
– Вчера у вас, говорят, что-то случилось? – продолжил я допрос.
– Так ничего такого и не было. Как есть ничего.
– Взрывы были?
– Знамо были, как же без взрывов? Что было, то было.
– И с барином, и с магистром все в порядке?
– Какой там, в порядке, когда все рожи им попалило. А так, чтобы чего другого, ничего не случилось.
– При взрывах никто не погиб.
– Никак нет, никто. Только что из гостей некоторые, да пару-тройка из наших, а так ничего такого, будьте благонадежны.
Я понял, что начинается обычный разговор начальника с подчиненным, когда последний отвечает только то, что тот хочет услышать, и больше вопросов не задавал. Запер калитку и вернулся в избу. Кондрат шел следом, соблюдая почтительную дистанцию. В горнице меня ждали встревоженные дамы. Они так и не встали с теплой печи и теперь, свесив вниз головы, ожидали объяснений.
– Все в порядке, – успокоил я их. – Ложная тревога.
Один за другим стали собираться наши ополченцы. Оба виновника переполоха косились друг на друга и сели на разные лавки. Когда вошел Иван, я подозвал его и попросил расспросить товарища, что делается в имении.
Оба бывших гайдука удалились во двор. Всем нам было неловко, и общий разговор не клеился. Так до возвращения перебежчиков все и просидели в молчании.
– Барин с магистром живы, – сказал, войдя в избу, Иван. – Только обожглись. Погибло трое гостей и пятеро наших. Ну, то есть не ваших, а наших. Про то, кто напал, и вообще, что случилось, никто не знает. Думают, что это какие-то враги. Кондрат говорит, что гости передрались между собой, и часть уехала, а часть осталась.
– А когда собираются нападать на нас? – подал голос хозяин.
– Когда? – Иван переадресовал вопрос вновь прибывшему.
– Того нам не говорено, – вразумительно ответил он, – велели все время быть наготове и никуда не отлучаться.
– Сколько их там человек? – спросил штабс-капитан.
Кондрат надолго задумался, подсчитывая в уме и загибая пальцы, потом все-таки ответил:
– Много.
– Давайте ужинать и будем расходиться по местам, – взял я командование в свои руки. – Ночью никому не спать, буду проверять. Понятно?
– Чего же непонятного, – охотно откликнулся Александр Егорыч. – Мы тоже сочувствие имеем. Жить-то каждому хочется.
Никто никак не прокомментировал такое глубокомысленное утверждение. Все немного мандражировали, но старались выглядеть спокойными и уверенными в себе.
– Все будет в порядке, – заговорил я. – У нас такая подготовка, что мышь не проскочит. Главное – не прозевать начала атаки. А теперь расходимся.

Глава 19

С чердака выстрелил штуцер. За первым раздалось еще три выстрела. Ровно по числу стрелков, занявших там позиции. Я сидел в траншее во дворе и не знал, по кому штабс-капитан со своей стрелковой командой открыли огонь. Мне оставалось наблюдать, как будут развиваться события, чтобы вовремя включиться в бой. Действуя по принципу «хочешь, чтобы сделали хорошо, сделай сам», я выбрал для себя самый ответственный участок обороны. Из траншеи, в которой я сидел, пороховые дорожки шли к нашим самодельным минам и одному из осветительных костров. Политые керосином, они должны были загореться, как только начнется штурм стен.
– Лезут! – закричал со стороны ворот Ефим.
Тут же с крыши ударил новый залп. С дороги ответили одиночными выстрелами. Кто-то закричал. Потом в ворота начали бить чем-то тяжелым, вероятно, пытались их протаранить. Опять выстрелили с чердака. Там сидели штабс-капитан, Похлебкин и оба перебежчика. Ефим сторожил ворота, купец и парикмахер – каждый свой фланг, а Александр Егорович – заднюю стену в районе калитки.
Я опасался мощной атаки всеми силами противника, только тогда мы могли не устоять. Пока гайдуки штурмовали нас самым простым способом, пытаясь выбить ворота.
Между тем перестрелка усиливалась и делалась, что называется, регулярной.
Стреляли с обеих сторон примерно в одном темпе Снаружи – из десятка ружей. Я всматривался в свой участок стены, чтобы не прозевать начала штурма. Однако, здесь пока было спокойно.
Внезапно стрельба прекратилась. Стало понятно, что нападающие сгрудились у входа и стали невидимы для наших снайперов.
– Ефим, – закричал я.
– Понял! – ответил он, и спустя несколько секунд за воротами почти одновременно раздалось два мощных взрыва. Черные клубы дыма, подсвеченные багровым пламенем, взметнулись выше забора, после чего раздалось несколько душераздирающих криков, и наступила тишина.
Больше никто не пытался выломать ворота. Я выскочил из своей траншеи и побежал к избе. Влетел в горницу и вскарабкался на чердак. Там стрелки через свои щели высматривали противника в клубах дыма, заполнивших всю дорогу. Я припал к свободной дыре в кровле.
– Пятерых уложили! – восторженно сообщил штабс-капитан, вероятно, имея в виду не результаты взрыва, а предшествующую ему перестрелку.
Из того немногого, что мне удалось увидеть, стало понятно, что первую атаку мы отбили с большим уроном для противника.
– Как жахнет! – довольно сказал губернский секретарь. – Это что, чугунки взорвались?
– Чугунки, – ответил я и спешно спустился вниз.
Там у ворот уже собрались остальные участники обороны.
– Нужно сделать вылазку, – решил я. – Выходим разом!
Александр Егорович сбросил запорный брус со створок ворот, и мы выскочили наружу. Дым здесь уже рассеивался, и были видны результаты нашей самозащиты. Прямо возле ворот лежало несколько тел, то ли убитых, то ли оглушенных людей. Дальше в темноте ничего нельзя было разобрать, но мы и не рвались в глубокую контратаку, удовлетворившись и этим жутковатым зрелищем.
– Думаю, на сегодня с них хватит, – сказал я.
Однако, оказалось, что это не так. Теперь ружейный залп ударил со стороны леса и, вскрикнув, к воротам торопливо заковылял Александр Егорович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38