Стенды, кабинеты, пол паркетный, воздух пыльный. Ничего особенного. А что я ожидала? Очередное «пятое измерение»? Стены, изукрашенные самоцветами? Не знаю точно. Но явно не то, что увидела.
Металлист, повертев головой по сторонам, и не обнаружив ни души, повернул направо. Пошел по узкому коридору до конца, еще раз повернул направо. Остановился перед запертой на кодовой замок дверью. Прислушался. Кивнул в такт то ли мыслям, то ли ощущениям, приложил руку к замку, тот щелкнул, дверь чуть-чуть приоткрылась.
– Тс-с, – приложил он палец к губам. – Тихо, ничего руками не трогай, и свет не включай.
Мы тихонько просочились внутрь, дверь, тихо щелкнув замком, закрылась.
– Твоя лаборатория? – спросила я, озираясь по сторонам. Благо луна в окно светила, что твой фонарь.
Это был обычный кабинет обычной кабинетной крысы. Шкаф с книгами, стол, стул, компьютер, доска на стене белая, так и тянет на ней что-нибудь написать.
– Нет, не мой, – шепотом ответил металлист. – Моего… недруга. И. Потише. Прошу тебя.
Мысли компаньона были заняты. Явно не мной.
Какое-то время я стояла молча. Потом все же не вытерпела:
– А у тебя что, заведение по ночам работает? – показала я на электронные настенные часы.
Было уже хорошо за полночь.
– Босс по ночам работает, – ответил спутник. – Сейчас мы его искать будем.
– А может, твоего отца поищем? – предложила я. – По-моему, это сейчас куда актуальнее.
– Я не смогу, – отрицательно покачал головой металлист. – У меня практически нет чутья на людей. Только на металл и все, что с ним связано. Ну, и на другие первоэлементы, но куда хуже.
Что же, это многое объясняет – и его замкнутость, и любовь к технике, и… впрочем, не будем сейчас о грустном. Металлист тем временем подошел к белеющей доске на стенке, провел над ней ладонью, замер, прислушиваясь.
– Так он же на мотоцикле приехал…
– Сутки – это слишком много. Помолчи, будь так добра… Повезло. Он недавно был здесь. Я засек след.
– Кого? И чей это кабинет, в конце концов?
– Кабинет этот – местного стукача, а был тут Всеволод Ромуальдович, – насколько мог, терпеливо, пояснил товарищ. – Я его привычки знаю. Начальство хлебом не корми – дай на доске магнитом повозить.
– И чем нам это поможет? – не поняла я. – Он что, намагнитился, что ли?
– Эх ты! Физик! – презрительно прошептал металлист.
– Сам ты… Юный химик!
– Пошли уже! Ученица бестолковая!
Мы тихо выбрались из кабинета, после чего металлист снова взял меня за руку, и, закрыв глаза, пошел по следу, как заправская ищейка. Мы вышли на лестничную клетку, спустились на три этажа вниз, замерли на миг перед низенькой оцинкованной дверкой. Мой спутник провел рукой там, где чернела замочная скважина, потом над петлями, и дверь бесшумно отворилась. Пропустив нас, она закрылась, и мы оказались в кромешной темноте.
– Руку давай, – услышала я еле различимый шепот металлиста. – Иди строго за мной.
Я вцепилась в предложенную ладонь с энтузиазмом утопающего, чем вызвала еле слышную усмешку у своего спутника. Мы начали медленно спускаться вниз, все время заворачивая по кругу направо. Судя по всему, по периметру колодца.
То, что лестница была металлическая, да еще из какого-то кровельного железа, мне было ясно с самого начала. Но то, что она не гремела под ногами, как та же крыша при попытке пресечь ее из конца в конец, было очень даже в тему. Спускались мы не очень долго – от силы минут десять, но я утомилась и преизрядно. Чем-то этот спуск напомнил мне мой первый визит в Заповедник, ночевку в лазарете в Дереве, восхитительную воду – древесный сок в умывальнике. Какое это было чудесное событие…
Я шмыгнула носом, больно ткнулась им же в широкую спину товарища, ругнулась про себя, вспоминая, что мечтать сейчас не время и не место.
Металлист остановился, и творил одному ему понятные манипуляции с боковой дверью, в результате которых мы через минуту беспрепятственно проникли внутрь. Сразу стало куда светлее, после кромешной тьмы скудный свет хиловатной лампочки под потолком коридора, в котором мы очутились, показался чуть ли не дневным. Я поспешно набросила на нас полог отвлечения внимания. Илья чуть кивнул – видимо, распознал маневр. Мы снова двинулись по коридору друг за дружкой.
Перед пятой от начала коридора дверью металлист остановился. Повернулся ко мне.
– Нам сюда, – сказал он одними губами.
– Так пошли, – кивнула я на дверь. – Чего встали?
– Придется идти невидимыми и сквозь дверь, – еле разобрала я.
– Это как?
– Ты будешь поддерживать невидимость, а я обеспечу проход, – пояснил компаньон. – Поняла?
Немного я не поняла, если честно. Только то, что от меня требуется надо сосредоточиться на фирменном трюке домовых. Как только я донесла свою мысль до металлиста, он шепотом велел мне устанавливать невидимость, а сам, негодник эдакий, ухватил меня своими лапищами. Развернул, словно тряпочную, поставил на свои кроссовки, спиной к себе. Обнял (необыкновенно нежно, черт возьми!). И так мы вместе с ним и пошли вперед – сквозь железную дверь, аки терминаторы какие.
Глава 15.
Нет, мы не распадались на атомы, чего я, дщерь физического факультета, воспитанная в терминах туннельных эффектов, признаться, опасалась. Но и такой близости душ, которую я испытала в процессе прохода сквозь железную дверь, со мной еще никогда доселе не случалось. Я была. Абсолютно самодостаточная. И я чувствовала металлиста рядом с собой, абсолютно свободного. И светились мы рядом на пару аки два солнышка, и было нам бесконечно, невыразимо вместе хорошо. И тянулось это долго – одну, две, три – аж целых четыре долгих секунды. А потом эта идиллия внезапно закончилась, мы вышли из металлической двери, и пред нами предстал стол, стул, и человек.
Потом я увидела большую буханку хлеба, от которой была косо отрезаны, как для рекламы какой, пара крошащихся ломтей. Довершали сей натюрморт прозрачный графин, на две трети наполненный водой, и стоящий тут же граненый стакан. У этого великолепия был и восседающий за столом свидетель, но был он ни разу не изысканно-художественный, не уже изготовившийся писать мировой шедевр маслом на грунтованную холстину. А какой-то необыкновенно, концентрированно злой – такой, что мне захотелось крикнуть «мама!», и рвануть что есть мочи куда-нибудь подальше. Слава моему начальству, рефлексы оно в меня вбило настолько крепко, что я, пожелав свалить отсюда, полог невидимости все же не утратила. Да и металлист, на ногах которого я все еще продолжала стоять, прижал меня к себе, как маленькую испуганную девчонку, успокоил теплом своих рук. И только тогда я вспомнила, что однажды уже видела это лицо, но лишенное каких бы то ни было признаков злобы. В замке покойного некроманта Ромуальда.
Человек за столом вздрогнул, уставился прямо на нас. Я замерла, не дыша. Но он не был магом (слава всем языческим богам!), и не смог увидеть нас, надежно укрытых пологом невидимости. А потому спустя пяток невероятно долгих секунд он, так и не узрев ничего крамольного, отвернулся обратно. Только тогда я выдохнула, и осторожно потянулась к нему. Магически. И, не дотянувшись полметра, отступила – он увешан был амулетами с макушки до пяток.
Вернувшись в реальный мир, я огляделась еще раз. И только теперь заметила в темном конце камеры высокий стул, на котором сидел прикованный цепями седой человек, чем-то отдаленно напоминающий Шона Коннери в старости. Издалека, по крайней мере. Ноги его не доставали до каменного пола каких-нибудь пару-тройку сантиметров, глаза слипались, голова клонилась на грудь. Но, как только человек заснул, немедленно раздался противный, режущий уши, голос Ромуальдовича:
– Вы, кажется, уснуть изволили, батенька!
Металлист до боли сжал мою руку. Я едва удержалась от крика.
Прикованный человек медленно открыл глаза, поводил бессмысленным взором по камере, потом сосредоточился на тюремщике. И улыбнулся – иронично так, понимающе. После чего отвернулся в сторону. Видимо, злому Всеволоду Ромуальдовичу тяжело далась ирония во взгляде пленника, лицо его побагровело, пошло вздутыми жилами, покрылось мелкими бисеринками пота.
– Улыбаетесь? – приторно-слащавым голосом спросил он. Таким, что у меня, невольной слушательницы, аж скулы свело. – А зря, – чуть более нормальным тоном произнес бывший босс металлиста. – Да вы повернитесь, посмотрите на своего благодетеля-то, и скажите правду, наконец.
Человек в цепях повернул голову, пристально взглянул на злого дяденьку.
– Я не знаю, где мой сын, – молвил он с достоинством. – А если бы и знал, то все равно не сказал бы.
При этих словах металлист одеревенел (впрочем, его и до этого было нельзя назвать расслабленным).
– Как знаете, батенька, как знаете, – снова послышался слащавый голос. – У меня времени-то много. А если устану, меня сменят… А вот у вас, поди, ножки-то затекли, и возраст у вас не юношеский. Схлопочите тромбик, от него кусочек оторвется, до сердца дойдет, и все… Каюк.
Металлист окаменел. Мне происходящее тоже не шибко нравилось, хотелось прекратить безобразие немедленно. Но как? Я, извернув шею под немыслимым углом, взглянула на своего компаньона. В его глазах была боль. Ничего, кроме боли.
Чтобы привлечь к себе внимание, я осторожно сошла с ноги товарища. Тот вздрогнул, посмотрел на меня. Я, (проверив «скакун» на руке и мгновенно воспряв духом по поводу его наличия), повела глазами в направлении пленника.
– Пойдем, заберем, – сказала одними губами.
Металлист кивнул. Медленно, миллиметр в секунду, поползли мы в направлении Илюхиного отца. Не успели мы преодолеть и половины пути, поминутно вздрагивая от гнусного голоса Ромуальдовича, предвещавшего беды от голода (так вот к чему на столе этот аппетитный хлебушек!), от жажды, от недосыпа, и еще от чего-то там, как послышался стук отпираемой двери, и в комнату быстрыми шагами вошел человек. Пользуясь тем, что внимание доморощенного гестаповца переключилось на вновьприбывшего, мы в четыре огромных шага преодолели остаток расстояния. Металлист, протянув руку, поколдовал над замком (мне даже показалось, что я слышала еле различимый щелчок). Пленник, занятый рассматриванием нового персонажа, нас не заметил. По крайней мере, он даже не вздрогнул. Я тоже прислушалась.
– В Сибири мятеж подавлен, на Руси тоже. Тимофея схватили, – быстро докладывал человек в черном.
– Это все? – холодно осведомился потомок некроманта Ромуальда. – Да вся ваша служба к чертям собачьим не годится! То с тройкой сопляков справиться не можете, то… – он взглянул на пленника и осекся. – Что-нибудь еще? – уже спокойно спросил он.
– Ваш бывший работник объявился в городе, – быстро сказал агент. – Его около дома видели. И потом, на лестничной площадке. А потом…
Пленный подался вперед. Насколько позволяла цепь.
Злой, но, судя по всему, не лишенный ума Ромуальдович жестом остановил своего подчиненного.
– Вот видите, батенька, – слащаво произнес он, – и без вас разобрались. – Нашли вашего сыночка. И что теперь с вами прикажете делать? Отпустить? Или голодных вами накормить?
«Это он про некромантов, что ли?» – тихо ужаснулась я.
«Шон Коннери» пожал плечами – мол, делайте, что хотите.
Это было последней каплей в мелкую (как оказалось) чашечку терпения злобного существа. Потомок некроманта вытянул из-за ворота какой-то амулет, направил его в нашу сторону. Ничего не вышло – я выскочила вперед, на ходу ставя антинекромантскую защиту, заслоняя собой Илюхиного отца. Полог невидимости растаял.
Металлист позади меня, не скрываясь, вынимал родителя из цепей.
– Это что за явление? – опешил потомок некроманта. – Ты, что ли, та самая деточка, спутавшая мне все карты? Откуда ты, прелестное создание, взялось? – вылез он из-за стола и осторожно двинулся ко мне.
Человек в черном, стоявший до этого столбом, очнулся, пошел в обход.
В моей руке появился огромный ком огня – с испугу я немного переборщила. В следующий момент агент уже пылал.
«Где он там?» – думала я. – «Скорее!»
От меня до жадно протянутой вперед загребущей руки Ромуальдовича оставалось не более метра, когда наконец меня сзади схватил металлист, и я поспешно нажала кнопку на «скакуне».
***
– Да-а-а, – глубокомысленно изрек металлист, проворно прыгая в укрытие. – Любишь ты это засушливое место, – издевательски произнес он. – Интересно, тут когда-нибудь по-другому бывает?
– По крайней мере, здесь по ночам в апреле не случается собачьего холода, – нашлась я. – И потом… Смотри, он уснул!
– Так он, поди, трое суток не спал, – с грустью глядя на родителя, сказал сын. – И неизвестно еще, чем до этого киднепинга занимался.
Металлист снял с себя куртку, приподнял осевшего на бетон предка, постелил, опустил отца обратно. Мы устроились рядышком, на моей куртке. Я безо всякой задней мысли прислонилась к товарищу – так было теплее. Тот замер прямо, не шелохнувшись.
Дождь внезапно прекратился, темнота потеряла свою густоту, и через минут пятнадцать рассвело окончательно. Вскоре показались первые монахи, жители расположенного неподалеку буддийского монастыря Нань Путо. В руках они несли теннисные ракетки.
– Нихао, Лиса.
– Нинхао, – помахала я им в ответ.
Вопреки убеждению европейцев, далеко не все монахи сейчас усердно практиковали ушу.
– Единственное, чего тут нет, – грустно сказала я, глядя на то, как буддисты ловко стучат по мячику, – так это сумерек. Ну, или почти нет, – поправилась я. Эти скудные пятнадцать минут – не в счет.
– Любишь сумерки? – с интересом посмотрел на меня металлист.
– Очень, – ответила я. – Вот как-то… – начала было я рассказывать историю о том, как провела конец июля в Хибинах, и какие там были долгие и красивые закаты длиной в ночь, но потом вспомнила, что закончилась эта история совсем неромантично. – Впрочем, не будем об этом.
– Что так? – внимательно посмотрел на меня спутник. – Дай догадаюсь, история твоя связана с… молодым человеком? И она плохо закончилась?
– Проехали. Поверь мне, это не самые приятные воспоминания из моей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47