– Я понимаю ваши сомнения и сочувствую вам. Однако это еще не значит, что нужно заходить в них так далеко. Увы! Я понимаю – ваше сердце разрывается, но, как бы это ни было мучительно для вас и тягостно для меня, я вынуждена настоять на своем. Речь идет о вашем спасении. Итак, я говорю: вам не следует упорствовать и видеть в короле отца. Отца не существует. Остается лишь враг, и только его вы должны видеть, только с ним вы должны сражаться. Это может показаться вам чудовищным, ненормальным. Внушите себе, что вы здесь ни при чем: вся вина – на вашем враге, это он всему причиной, именно он; вы же в конечном счете – защитник священного права, права на жизнь, которым обладает любое существо: ведь оно не просило, чтобы его произвели на свет.
Секунду Тореро сидел задумавшись, затем, подняв голову, с болью в голосе произнес:
– Я чувствую, что все сказанное вами справедливо. Однако мне трудно принять это.
Взгляд Фаусты сделался ледяным.
– Вы хотите сказать, что отказываетесь защищаться и что согласны добровольно взойти на эшафот и подставить шею под топор палача?
Тореро долго молчал, погруженный в думы, и все это время Фауста пристально смотрела на него, не в силах побороть свою тревогу. Наконец он решился.
– Вы тысячу раз правы, сударыня, – глухо сказал он. – Я имею право на жизнь, как и любой другой человек. Поэтому я буду защищаться, чего бы мне это ни стоило. Тем более, что, как вы сказали, речь идет не о том, чтобы нанести удар королю, а о том, чтобы защитить себя. Благоволите же объяснить мне, как я смогу использовать этот ужас короля, о котором вы говорили.
Фауста увидела, что на сей раз он настроен весьма решительно, и потому поспешила продолжить:
– Надо опередить короля. Филипп боится, что досадная случайность откроет тайну вашего рождения. Объявите же ее сами, во всеуслышанье. Я передам вам неопровержимые доказательства, которые вы и предъявите. Пусть никто не усомнится в ваших словах. Надо, чтобы через несколько дней все королевство знало: вы – законный наследник короны. Надо, чтобы стало известно о гнусном поведении короля по отношению к вашей матери, этой святой женщине, и по отношению к вам. Когда все это выйдет на свет Божий, когда каждый, от мала до велика, будет достаточно убежден предоставленными вами доказательствами, против вашего палача поднимется такая волна единодушного осуждения, что он содрогнется, а трон под ним зашатается.
Вот какой удар вы можете нанести ему, и это будет жестокий удар, поверьте мне. Вы видите – речь идет вовсе не об убийстве, как вы изначально полагали. Я прощаю вам то, что вы сочли меня способной на такой отвратительный совет, ибо, как я уже сказала, я понимаю ваши терзания. Все, что я советую вам сделать, вполне справедливо и законно. Самый строгий моралист не нашел бы, что возразить.
– Это верно, сударыня. Поэтому я поступлю так, как вы говорите. Но позвольте мне сказать вам: вы заблуждаетесь, заявляя, будто я счел вас способной подтолкнуть меня к убийству. Надо быть слепцом, чтобы не увидеть: такой чистый ум, как ваш, может вынашивать лишь благородные и чистые мысли. Надо быть глухим, чтобы не слышать: такой нежный голос, как ваш, может произносить только слова великодушия.
Фауста удостоила его улыбкой.
– Хорошо, – сказала она безразлично. – Не будем больше говорить об этом.
– Так вы считаете, сударыня, что я избавлюсь от смертельной ненависти короля, сам заявив о своем происхождении?
– Конечно. Король уже больше не посмеет отдать приказ о вашем убийстве. Поскольку правда будет известна всем, все незамедлительно укажут на убийцу. Король, несмотря на свое могущество и свою самоуверенность, не решится бросить подобный вызов разъяренному народу Испании. Ему останется другой выход: предать вас суду. И там вы бесстрашно потребуете публичного признания всех ваших прав. Будьте спокойны – представленные вами доказательства будут таковы, что король вынужден будет сдаться. Вас объявят – таковы ваши права – наследником престола. Вам останется лишь ждать, когда Богу будет угодно призвать на высший суд убийцу вашей матери, и тогда настанет ваш черед править страной.
– Возможно ли такое? – прошептал восхищенный Тореро.
– Конечно! – с поразительной убежденностью отчеканила Фауста. – Так будет, и гораздо раньше, чем вы думаете. Король стар, болен, немощен. Его дни сочтены. Пройдет совсем немного времени, и он уступит вам место без всякого преступного вмешательства.
– Ну что ж, сударыня, – сказал Тореро, – каким бы странным это ни показалось, я желаю королю, чтобы мне пришлось еще долго ждать.
На губах Фаусты появилась тонкая улыбка. Итак, в конце концов она потихоньку подвела его к тому, что он воспринял ее идеи. Теперь оставалось лишь добиться, чтобы он бросил Жиральду. Сама не зная почему, Фауста чувствовала, что это станет самой трудной ее задачей. Однако ей удавалось успешно завершать и не такие рискованные интриги. Она добилась того, что мысль взойти на трон стала казаться дону Сезару вполне естественной, и это уже было великолепно. Что до остального, то есть до скорой смерти Филиппа II, то этим она займется сама. Хочет того Тореро или нет, но, встав на этот путь, он уже будет вынужден пройти по нему до конца. Оставалась еще эта цыганочка. Впрочем, даже если он окажется несговорчивым, избавиться от нее все равно будет несложно.
И потому на восклицание дона Сезара принцесса ответила строго, указывая на небо:
– Все мы в руке Божьей!
– Итак, если я вас верно понял, – сказал Тореро, казалось, погруженный в ослепительные мечтания, – я буду обязан вам короной! Чем же я смогу отплатить вам?
– Об этом мы еще поговорим, – ответила Фауста с равнодушным видом. – А пока следует уладить все, что нужно для осуществления этого замысла, ибо трудностей здесь будет предостаточно.
– Да уж, могу себе представить, – произнес Тореро с понимающей улыбкой.
– Я предложила вам свои дружбу и помощь. Прежде чем принять их, послушайте, что я могу сделать, дабы сбылась эта заманчивая мечта.
– Сударыня…
– Я знаю, – живо прервала его Фауста, – вы заранее согласны со мной, хотя и не знаете, о чем идет речь. И все же, полагаю, вам необходимо это знать. Итак, слушайте.
Тореро, поднявшись, почтительно поклонился, а затем вновь сел со словами:
– Слушаю вас, сударыня.
– Сначала – о завтрашнем дне. Я уже говорила вам: городу будет угрожать целая армия. Должны начаться стычки, бунт – таков план короля, последовавшего совету господина Эспинозы. В схватке вы будете убиты – якобы несчастный случай. Однако у вас нет повода беспокоиться, ибо я уже приняла все необходимые меры предосторожности. Армии короля я противопоставлю свою собственную армию, снаряженную на мои собственные средства.
– И вы сделаете это? – восторженно вскричал дон Сезар.
– Да, сделаю.
– Но зачем?
– Скоро я вам все скажу, – холодно ответила Фауста. – Итак, к этой армии дворян, закаленных бойцов, которая принадлежит мне и которая имеет единственное предназначение – охранять вашу жизнь, присоединится простонародье, ведь оно восхищается вами, оно любит вас. Моими стараниями золото раздавалось целыми пригоршнями с целью сделать это обожание еще более неистовым. Слух о том, что Тореро угрожает опасность, распространится с быстротой молнии. Тотчас же у вас везде и повсюду появятся защитники. Но и это еще не все. Одновременно распространится слух, что Тореро – это не кто иной, как инфант Карлос (под этим именем вы и будете царствовать), таинственно исчезнувший сразу же после своего рождения и скрывающийся всю свою жизнь. Все станут приветствовать инфанта Карлоса. Король, разумеется, услышит эти приветственные крики. Вы можете вообразить себе его ярость, тем более что его войска потерпят поражение…
Короче говоря, вы выйдете из этой схватки живым и невредимым. Я так решила, я обо всем позаботилась, и так все и будет. С этим вопросом покончено.
– Я восхищаюсь вами, сударыня, – искренне сказал дон Сезар.
Никак не отзываясь на эти слова, Фауста продолжала:
– Итак, вы спасены. Вы окружены армией, которая предана вам; при таких обстоятельствах я ручаюсь, что король не сможет схватить вас. Завтра вы еще будете Тореро, но послезавтра вы станете инфантом Карлосом. Весь город принадлежит вам. Двадцать тысяч вооруженных людей, верных вам, заставят королевские войска относиться к себе с уважением. Вся Андалузия встанет на вашу сторону. Мои посланники разъезжают по всей стране. Огромные суммы – миллионы – раздаются направо и налево. И если вы того пожелаете, еще до конца недели король будет схвачен, низложен, заточен в монастырь, а вы взойдете на трон вместо него.
Тореро намеревался протестовать, и потому принцесса поспешно добавила:
– Но вы великодушны и, конечно же, не станете злоупотреблять своей победой. Вы отправитесь к королю и вступите с ним в переговоры на равных. И он, видя, сколь стремительно растут ряды ваших сторонников, еще будет счастлив, если сможет публично признать вас престолонаследником. А вы, как и подобает покорному и почтительному сыну, оставляете ему жизнь и власть. Вы будете ждать своего часа – и он вскоре пробьет.
– Я, наверное, грежу!.. – пробормотал, заикаясь, Тореро.
– Но вот наступает ваш час. Теперь вы король всей Испании, король Португалии, верховный правитель Нидерландов, император Индии. Помимо тех земель, что вы получите в наследство, я отдам вам свои итальянские владения – таким образом вы получаете половину Италии. Остальное вы возьмете сами.
– О!
– Затем вы обращаете свои взоры к Франции. Ведь это мечта вашего отца. Вы захватываете ее, перейдя через Пиренеи и Альпы. Одновременно ваши армии выходят к Фландрии. Быстро проведенная кампания отдает в ваши руки Францию, которая никогда не примет короля-гугенота. Тогда вы двинетесь на север и на восток, захватите Германию, как до этого захватили Францию, и создадите империю более могущественную, нежели та, что была у Карла Великого. Вы – повелитель мира! Вот что вы сможете сделать, если примете мою руку, которую я протягиваю вам. Ну что, вы согласны?
Излагая свои грандиозные планы, Фауста мало-помалу воодушевилась. Ее горячая, страстная речь, ее пылающий взор заставили Тореро забыть обо всем и так увлечься, что он, не зная, происходит это во сне или наяву, воскликнул:
– Только человек, охваченный безумием, может отказаться от такого! Но вы, сударыня, вы?! Вы с такой поразительной небрежностью выбрасываете целые миллионы во имя осуществления этого замысла, вы намереваетесь отдать мне свои владения, вы, наконец, раскрываете передо мной блистательные картины чудесного могущества – чего же вы требуете от меня? Какая будет ваша цена?
Фауста помолчала. Затем, пристально глядя прямо в глаза дона Сезара, она произнесла – медленно, едва ли не по слогам:
– Я разделю вашу славу, ваше состояние, ваше могущество.
Без колебаний, без малейшего сожаления, он вскричал в порыве восторга:
– Да-да, конечно же!
Фауста отметила про себя, с какой готовностью он принял ее условия.
«Слишком уж бескорыстен, – подумала она. – Впрочем, если поразмыслить, я предпочитаю видеть его именно таким».
А вслух сказала, по-прежнему пронзительно глядя на дона Сезара:
– Остается решить, как именно все это будет поделено.
Тореро с изумительной беззаботностью махнул рукой, и Фауста легонько усмехнулась.
– Однако вам необходимо это знать, – мягко произнесла она.
Он ответил чрезвычайно любезно:
– Все, что бы вы ни сделали, будет одобрено мною.
И все же принцесса продолжала:
– Я предлагаю вам следующее…
На какой-то крохотный миг она умолкла, что заставило Тореро встрепенуться и с любопытством податься к ней, а затем холодно произнесла:
– Я стану вашей женой!
Тореро вскочил. Он ожидал чего угодно, но только не подобных притязаний, да еще выраженных в столь цинической форме; надо признать, он почувствовал себя оскорбленным.
Чудесный сон улетучился, и дон Сезар оказался лицом к лицу с грубой действительностью.
То неестественное воодушевление, которое овладело им в присутствии Фаусты, внезапно рассеялось. Ошеломленный, он смотрел на принцессу и не узнавал ее. Ему казалось, что перед ним стоит другая женщина. В какой-то момент в пылу восторга эта красавица вызвала в нем желание. Теперь же он смотрел на Фаусту совершенно иными глазами. Да, она была по-прежнему прекрасна, но ее красота не только не привлекала его, а напротив, отталкивала, ибо он внезапно увидел в ней что-то мрачное, роковое. Короче говоря, Фауста пугала его.
Потрясенный, он смог лишь пролепетать:
– Вы станете моей женой? Вы, сударыня?! Вы?!
Принцесса поняла, что настал решающий миг. Она выпрямилась во весь рост, приняла тот вид властительницы, который обычно делал ее неотразимой, и, смягчив блеск своих черных глаз, сказала:
– Посмотрите на меня. Разве я недостаточно молода и хороша собой? И разве не буду я правительницей, во всем достойной того всемогущественного монарха, каким вы совсем скоро станете?
– Я вижу, – отвечал дон Сезар, к которому вернулась вся трезвость мысли, – я вижу, что вы и вправду – олицетворение молодости, а что до вашей красоты, то – поверьте, я говорю искренне! И никогда ни одна красавица не сравнится с вами. Вы, сударыня, уже являетесь совершенным образцом монаршего величия, и самые великие королевы покажутся рядом с вами простыми камеристками. Но…
– Но?.. Выскажитесь до конца, – холодно предложила принцесса.
– Да, я выскажусь до конца. Вы не обычная женщина, и только полная откровенность может быть достойна такой благородной и гордой натуры, как ваша. И потому я скажу совершенно откровенно, не изображая ложного смирения: я вовсе не считаю себя достойным величайшей чести, которую вы хотите мне оказать. Вы слишком властительница и недостаточно… женщина.
Фауста чуть презрительно улыбнулась.
– Если я, как вы говорите, слишком властительница, то вы как раз совсем не властитель. Пришла пора отрешиться от того, чем вы были раньше, и проникнуться мыслью о том, что отныне вы – первое лицо в королевстве после короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54