- Ладно-ладно. - Длинный Джозеф махнул рукой, будто хотел сказать, что его, как всегда, не поняли. - Но если он снова полезет ночью в мою комнату или начнет заигрывать со мной, я проломлю ему череп.
- Это все новое, - сказал Джереми, кивая в сторону ограды, которая окружала дом. - Племянник Сьюзен решил улучшить систему безопасности. Парень считает, что это поможет ему продать особняк. - Презрительно поджав губы, он дал понять, что думал о новом землевладельце. - Здесь вы будете в безопасности. Это самая надежная и эффективная система защиты. Последняя модель.
Рени сомневалась, что эта последняя усовершенствованная система охраны помешала бы людям из Братства проникнуть в дом. Но она предпочитала держать свои мысли при себе - тем более что особняк был определенно надежнее их сгоревшей квартиры.
- Спасибо, Джереми. Я даже не могу сказать, как мы благодарны вам. У нас нет таких друзей и родственников, к которым мы могли бы уехать. Старшая папина сестра умерла два года назад, а вторая живет в Англии. Так что сами понимаете…
- Колючая и черствая злючка, - заворчал Длинный Джозеф. - Лично я у нее и куска хлеба не возьму. Если вам нужна палка, чтобы почесать себе спину, так она сгодится в самый раз.
Когда они выехали на полукруглую подъездную аллею, система защиты с шипением закрыла за машиной бронированные ворота. Отец Рени прильнул щекой к стеклу и с мрачным изумлением уставился на здание.
- О, всемогущий Боже! Взгляните на это! Не дом, а целый отель. Только белые могут позволить себе такое. Все хорошие места достаются лишь тем, кто вытирает ноги о спину черного человека.
Джереми резко нажал на тормоза, и машина, дернувшись, остановилась на посыпанной гравием дорожке. Он обернулся, посмотрел на Большого Джозефа, и его продолговатое лицо исказила гримаса гнева.
- Послушай, мужик! Ты говоришь как полный идиот! Ты же ничего не знаешь об этой женщине!
- Да при одном взгляде на такой особняк я могу сказать, что им владеет белый расист.
- Доктор Ван Блик всю жизнь помогала людям! И не смей говорить о ней плохо! - В глазах Джереми Дако блеснули слезы. - Короче, если будешь болтать такую чушь, тебе придется поискать себе другое место.
Застонав от смущения, Рени сердито сказала:
- Папа, он прав! Ты говоришь как идиот! Не зная Сьюзен, ты оскорбляешь нашу светлую память об этой женщине. Мы приехали в ее дом, потому что она была моим другом. И еще потому, что Джереми согласился нам помочь.
Длинный Джозеф поднял руки с видом всепрощающего великомученника.
- О, мой Бог! Что вы так кипятитесь? Я и слова не сказал про вашу знакомую леди. Я только констатировал факт, что в таких домах обычно живут белые бездельники и тунеядцы. Да бросьте, ребята! Вы же тоже черные! Не будете же вы утверждать, что белые такие же трудяги, как мы - настоящие черные?
Вздохнув и покачав головой, Джереми отвернулся и подогнал машину к портику дома.
- Я вытащу ваши чемоданы из багажника, - сказал он.
Взглянув сердито на отца, Рени поспешила на помощь.
Джереми отвел их наверх, показал пару спален и ванную. Осмотрев обои с бледным рисунком из забавных тряпичных кукол, Рени решила, что ее комната предназначалась для ребенка. Хотя, насколько она знала, у Ван Бликов не было детей. Рени никогда не задумывалась, почему их не было, но теперь поняла, какую тоску и печаль хранило сердце Сьюзен.
Она заглянула в комнату отца. Длинный Джозеф сидел на постели и с подозрением рассматривал старинную мебель.
- Ну, как ты устроился, папа? Может быть, ляжешь и немного вздремнешь? - Тон Рени достаточно ясно давал понять, что это скорее приказ, чем предложение. - Я пойду, соберу что-нибудь перекусить. Позову тебя, когда все будет готово.
- Не знаю, понравится ли мне здесь - в таком большом и пустом доме. Но думаю, я могу пожить тут немного для пробы.
- Да уж, поживи, пожалуйста.
Она закрыла дверь и сделала глубокий вдох, чтобы умерить клокотавшее в груди раздражение. Взгляд скользнул по стенам и потолку широкого коридора.
Стивену бы здесь понравилось, подумала Рени. Она представила себе брата, радостно бегущего по коридору и возбужденно рассматривающего новый дом, и у нее закружилась голова. Она пошатнулась, слезы обожгли глаза, а руки судорожно ухватились за перила. Прошло несколько минут, прежде чем Рени почувствовала себя достаточно спокойной для того, чтобы спуститься к Дако и извиниться за поведение отца.
Джереми, полировавший на кухне уже сиявшую кастрюлю, лениво отмахнулся от ее объяснений.
- Я все понимаю. Ваш старик похож на моего. Эти люди никогда не могли сказать о ком-то хорошего слова.
- Он не такой уж и плохой, - возразила Рени, в душе соглашаясь со своим собеседником. - Просто после смерти мамы он так и не оправился.
Дако кивнул и как-то странно взглянул на нее.
- Вечером я заеду за вашим другом, а потом, если хотите, приготовлю вам ужин.
- Спасибо, Джереми, но вам не стоит утруждать себя. - Она замолчала, заметив на его лице тень тоскливого разочарования. Очевидно, он тоже страдал от одиночества. Насколько знала Рени, в его жизни не было более близких людей, чем мать и Сьюзен Ван Блик. И вот теперь Сьюзен не стало. - Вы и так сделали для нас очень много. Это я должна готовить для вас ужин.
- Но вы перевернете здесь все вверх дном! - воскликнул он с притворным ужасом. - Я не потерплю беспорядка на кухне!
Несмотря на шутливый тон, в его голосе по-прежнему чувствовалась печаль.
- А если с вашего разрешения? - ласково спросила Рени. - Обещаю, что все ваши советы будут с радостью приняты.
- Хм-м! Тогда посмотрим.
Между кухней и гостиной тянулся длинный коридор, а Рени не знала, где находился выключатель. Кроме узких краев большого блюда, ей приходилось придерживать тяжелую керамическую крышку, которая все время норовила упасть, и поэтому она медленно продвигалась вперед сквозь полумрак, разбавленный слабым оранжевым светом. Последние краски заката, проникая через высокие узкие окна, оставляли на потолке бесформенные алые пятна. Темнота казалась почти осязаемой - эдакое мощное и древнее существо, украшенное огоньками охранной системы, которые помигивали в ответ на приближение человека.
Она выругалась, ударившись коленом о почти невидимый стол, но ее успокоили близкие голоса друзей, которые доносились из гостиной. Как хорошо, подумала Рени, что можно найти кого-то на другом конце темноты.
Джереми и ее отец вели немногословную беседу о богатом имении Клоофа, которое граничило с участком Ван Бликов. Ксаббу, приехавший час назад с одним маленьким дешевым чемоданчиком, рассматривал рисунки и фотографии над рабочим столом погибшей хозяйки.
- Рени, я слышал, вы ударились обо что-то. Не очень ушиблись?
Она с улыбкой покачала головой.
- Просто врезалась в стол. Ну как? У тебя уже разыгрался аппетит?
- Надеюсь, вы нашли на кухне все, что вам требовалось? - спросил Джереми, высокомерно изогнув красивые брови. - Вы ничего там не разбили?
- Ничего, кроме своей гордости, - со смехом ответила Рени. - Я никогда еще не видела так много кухонных принадлежностей. Нет, это все не для меня. Стыдно сказать, но я использовала только одно блюдо и пару кастрюль.
- Не наговаривай на себя, девочка, - строго сказал отец. - Ты прекрасная стряпуха.
- Я тоже так думала, пока не увидела кухню Джереми. Готовить там курицу в подливе так же нелепо, как идти в центр Калахари для того, чтобы высушить постиранное белье.
Ксаббу заливисто засмеялся, чем вызвал снисходительную усмешку Джереми.
- Ладно, - сказала она, - давайте сюда свои тарелки.
Джереми и Рени допивали бутылку вина. Ее отец и Ксаббу принесли из холодильника ящик с бутылками пива, и Длинный Джозеф поделил его с бушменом пропорционально их росту. Джереми развел огонь в широком камине и выключил верхний свет. Желтые и красные сполохи затанцевали по стенам и потолку, навеяв на собравшихся задумчивое и мечтательное молчание.
Рени вздохнула.
- Прекрасный вечер. Так легко забыть все то, что случилось с нами, расслабиться… отпустить свою боль…
- Ах, девочка, когда же ты успокоишься? - заворчал отец. - Расслабься. Это именно то, что тебе надо сделать. Ты всегда встревожена. Очень встревожена. - Он повернулся к Джереми, словно искал у него поддержки: - Разве можно так себя изводить?
- А как мне не тревожиться, папа? Мы ведь здесь не потому, что нам этого захотелось. Кто-то сжег наш дом. Кто-то напал на Сьюзен. Да что там темнить. Они убили ее! Убили! - Она бросила быстрый взгляд на Джереми. Тот мрачно смотрел на огонь. - Нам мало что известно о тех, кто совершает эти преступления. Они богаты и сильны, и мы не можем добраться до них - ни в реальной жизни, ни в виртуальной реальности. Даже если мистер Сингх - это, папа, тот старый программист - узнает, как пробраться в сеть, нам придется исследовать огромные просторы. И я чувствую себя проигравшей. У меня нет снаряжения, чтобы оставаться в сети достаточно долгое время. А ведь нам предстоит пройти через несколько рубежей уникальной защиты, за которыми они спрятали свое Иноземье. - Рени обреченно пожала плечами. - И еще я тревожусь о том, куда мы денемся, когда нам придется оставить этот дом.
- Неужели они уничтожили все оборудование доктора? - спросил Джереми. - Может быть, что-то уцелело… Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, но доктор Ван Блик велела мне оказывать вам любую помощь.
Рени печально улыбнулась.
- Я видела, во что они превратили ее лабораторию. Эти изверги позаботились, чтобы никто не мог воспользоваться оборудованием Сьюзен.
Длинный Джозеф сердито фыркнул.
- Так оно и есть. Так всегда было и будет. Мы год за годом выгоняем этих белых расистов из правительства, но черный человек по-прежнему не может надеяться на справедливость. И никто не поможет моему мальчишке! Моему сыночку… Стивену!
Его голос надломился, и он, прикрыв лицо мозолистой ладонью, поспешно отвернулся от огня.
- Если кто-то и может помочь ему, то только ваша дочь, - сказал Ксаббу. - У нее большое сердце и сильная воля, мистер Сулавейо.
Рени удивилась его уверенности. Но маленький человек сидел в тени, и она не видела лица бушмена. Отец ничего не ответил.
Джереми открыл вторую бутылку вина и перевел разговор на другую тему. Чуть позже Длинный Джозеф начал тихо напевать. Поначалу Рени осознавала его голос как низкий тон на границе ее внимания, но постепенно песня становилась все громче и громче.
«Имитхи гоба кахл, итхи, итхи куньяказу ма хламву канье, канье. Канье, канье».
Эта старая зулусская колыбельная досталась ему в дар от бабушки - напевная и нежная мелодия, похожая на тот ветерок, о котором в ней говорилось. Рени слышала ее много раз, но это было давно - в далеком-далеком детстве.
«Все деревья склоняются то так, то эдак. И все листья колышатся и так, и вот так. И так, и вот так».
На нее нахлынули воспоминания о детстве - о том времени, когда Стивен еще не родился. Однажды мать с отцом повезли ее в гости к тетке, которая жила в Ледисмите. Автобус трясло; Рени подташнивало, и она прижималась к матери. А отец напевал ей эту старую колыбельную с монотонным «канье, канье». Она вспомнила, что притворялась тогда больной даже после того, как ей стало лучше, - лишь бы он пел эту песню снова и снова.
Напевая, Длинный Джозеф покачивался из стороны в сторону. Его пальцы, лежавшие на бедрах, словно два больших паука, отбивали какой-то ритм.
«Зифумула каньяни на изиньоне сидле кени».
«Смотри, как они отдыхают в этот солнечный день, - прекрасные птицы неба, живущие в счастливых гнездах…»
Рени уловила какое-то движение. Повернув голову, она увидела Ксаббу, который танцевал перед огнем под мелодию Длинного Джозефа. Он склонялся и выпрямлялся. Его руки простирались вперед, а затем, покачиваясь, опускались к бедрам. Любопытный ритм был странным и плавным - он манил и завораживал, как взгляд змеи.
«Имитхи гоба кахле, итхи, итхи куньяказу ма хламву канье, канье. Канье, канье».
«Дети, дети, дети, возвращайтесь домой. Дети, дети, дети, возвращайтесь домой…»
Песня продолжалась довольно долго. Наконец Длинный Джозеф оборвал последнюю фразу, осмотрел освещенную камином комнату и покачал головой, словно только что выплыл из глубин чудесной мечты.
- Это было прекрасно, папа. - От вина и плотного ужина у Рени немного заплетался язык, но ей хотелось говорить отцу хорошие и ласковые слова. - Мне всегда нравилось, как ты поешь. И я давно уже не слышала этой песни.
Он смущенно пожал плечами и засмеялся.
- А что! Этот парень привез нас в большой дом. Моя дочь приготовила ужин. Вот я и подумал, что надо как-то отплатить за гостеприимство и заботу.
Джереми, который, слушая песню, отвернулся от огня, степенным кивком одобрил такую сделку.
- Твоя песня напомнила мне нашу поездку к тете Теме, - продолжала Рени. - Мы ехали в автобусе, и ты напевал мне колыбельную.
- У твоей тети лицо походило на плохую дорогу, - проворчал отец. - Немудрено, что наша мама привлекала к себе внимание всех мужчин этой странной семьи. - Он поднялся на ноги. - Пойду возьму еще пивка.
Рени повернулась к Ксаббу:
- Твой танец был потрясающим.
Ей хотелось задать вопрос, но она боялась, что может показаться снисходительной.
«О Боже, - подумала она. - Неужели надо быть антропологом, чтобы говорить с отцом и моим другом? Нет, тут что-то не так… Ксаббу на меня не обидится».
- Что это было? - наконец спросила она. - У твоего танца есть какое-то название? Или ты танцевал, как мог - от души?
Он улыбнулся, и его глаза почти скрылись в морщинках.
- Я использовал элементы танца Великого голода.
Длинный Джозеф вернулся с двумя бутылками и предложил одну бушмену. Тот покачал головой. Удовлетворенный тем, что его хорошие манеры вознаграждены, отец Рени сел в кресло и отхлебнул сначала из одной бутылки, а затем из другой. Ксаббу встал, подошел к картине над рабочим столом и задумчиво обвел пальцем какую-то фигуру.
- У нас есть два танца для чувства голода, - сказал он, повернувшись к Рени. - Первый мы называем танцем Малого голода и танцуем его, когда голодает тело. Он выражает нашу просьбу о терпении и ослабляет боль в пустых желудках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118