Изображение прекрасного принца уже некоторое время стояло застывшим. Кристабель коснулась наушника и запустила сказку дальше. Принц пробирался через лес, заросший колючими кустами. Хотя Кристабель смотрела эту сказку не первый раз, она и сейчас волновалась за принца: а вдруг зацепится за куст и сильно поранится?
«Он прокладывал себе путь через колючие кусты, гадая, что скрывается за этой преградой», - произнес голос в наушнике. Кристабель надела только один, чтобы слышать разговор папы и его друга, поэтому голос звучал тихо. «А дальше тебе придется читать», - сообщил голос. Кристабель прищурилась, когда между колючками, словно написанные на облачке тумана, появились строчки текста.
- Нес… несколько раз он царапался о колючие кусты, - прочитала она, - а однажды сильно за… застрял и испугался, что уже не сумеет выбраться. Но все же он осторожно высвободил куртку и плащ. Одежда его была порвана, но он не поранился.
- Кристабель, детка, ты не можешь читать немножко потише? - попросил папа. - Рон пока не знает, чем кончится матч, и ты ему все удовольствие испортишь.
- Смешно. Очень смешно, - буркнул капитан Паркинс.
- Извини, папа.
И она стала читать дальше, но уже шепотом, о том, как принц разрубил заслон из паутины и оказался перед воротами замка Спящей Красавицы.
- Да, кстати, хочешь историю про нашего старого приятеля? - спросил капитан Паркинс. - Я его вчера застукал, когда он обращался в отдел снабжения. Если вспомнить, сколько он ест, то можно было подумать, что он попросит удвоить его продовольственную квоту, но он желал увеличить свою норму по некоему ключевому продукту.
- Погоди, попробую сам угадать. Удобрения для растений?
- Нет, еще более странный продукт. А если учесть, что он тридцать лет не выходил из дома, то и вовсе поразительный…
Тут Кристабель перестала слушать, потому что на нижнем краю картинки в очках стали появляться новые слова. Они были крупнее прежних, и одним из них было ее имя.
«ПОМОГИ МНЕ КРИСТАБЕЛЬ, - прочитала она. - СЕКРЕТ НИКОМУ НЕ ГОВОРИ».
Добравшись до слова «секрет», Кристабель сообразила, что читает вслух. Она тут же смолкла, встревожившись, но капитан Паркинс все еще говорил с отцом, и они ее не расслышали.
-… Я, разумеется, велел ему отказать, пока он не представит приемлемое объяснение, а заодно попросил пересылать мне все его необычные заказы. Как считаешь, что он задумал? Сделать бомбу? Или просто весеннюю уборку?
- Ты сам сказал, что он десятилетиями не выходил из дома. Нет, думаю, у него просто старческое слабоумие. Может, стоит заехать к нему и самому все проверить… когда избавлюсь от простуды. Готов поспорить, что у него там вирусы так и плодятся.
Кристабель продолжала читать слова, появляющиеся в очках, но теперь бормотала их про себя и затаив дыхание, потому что секрет был такой странный, а она сидела совсем рядом с папой.
«… И ПРИНЕСИ ЕГО МНЕ ПОЖАЛУЙСТА БЫСТРЕЕ НИКОМУ НЕ ГОВОРИ СЕКРЕТ».
Потом снова появились обычные слова, однако Кристабель уже не хотелось читать про Спящую Красавицу. Она сняла очки, но не успела встать, как в комнату вошла мама.
- Вы тут здорово устроились, - заметила она. - А я думала, ты болен, Майк.
- Ничто так не прочищает мозги и не прогоняет простуду, как немного футбола и пара стопок неразбавленного.
Кристабель встала и выключила очки - на тот случай, если они заговорят и выдадут секрет.
- Мам, можно мне уйти? На минутку.
- Нет, детка. Обед уже на столе. Сперва поешь, потом можешь идти. Рон, ты не составишь нам компанию?
Капитан Паркинс пошевелился и поставил на кофейный столик пустой стакан.
- С удовольствием, мэм.
- Если ты еще раз назовешь меня «мэм», - улыбнулась мама Кристабель, - мне придется отравить твою еду.
- И все равно она будет лучше того, чем меня кормят дома.
Мама улыбнулась и повела всех на кухню. Кристабель тревожилась, ведь ее просили прийти срочно. Но раз обед на столе, никто никуда не уходит. Это было правилом, а Кристабель всегда соблюдала правила. Ну, почти всегда.
Кристабель встала, прихватив корешок сельдерея.
- Можно мне теперь уйти?
- Да, если папа не против.
Отец оглядел дочь с ног до головы с притворным подозрением. На мгновение девочка испугалась, но потом поняла, что папа хочет пошутить.
- А куда это ты несешь сельдерей, юная леди?
- Мне нравится есть его на ходу, - пояснила Кристабель и в подтверждение своих слов откусила кусочек. - Когда его жуешь, то во рту хрустит, а мне кажется, будто это такое-то чудище наступает на дома: хруп, хруп, хруп.
Взрослые рассмеялись.
- Дети, - сказал капитан Паркинс.
- Ладно, иди. Но возвращайся засветло.
- Обещаю. - Кристабель выскользнула из столовой и сняла с крючка плащик, но направилась не к входной двери, а прокралась по коридору к ванной и открыла шкафчик под раковиной. Набив карманы, она как можно тише вернулась к двери. - Я пошла! - крикнула она.
- Будь осторожнее, маленькое чудище! - отозвалась мать.
Лужайка перед домом была устлана красными и бурыми листьями. Кристабель торопливо свернула за угол. Потом украдкой выглянула, убедилась, что за ней никто не следит, и пошла к дому мистера Селларса.
На ее стук никто не ответил. Подождав немного, она вошла, хотя и чувствовала себя странно, словно она какой-нибудь грабитель. Ее окружил влажный горячий воздух, такой густой, что казался живым.
Мистер Селларс сидел в кресле, голова его была чуть откинута назад, а глаза закрыты. На секунду Кристабель показалось, что он умер, и она приготовилась испугаться по-настоящему, но тут один его глаз медленно, как у черепахи, приоткрылся и посмотрел на нее. Потом показался кончик языка, облизнул пересохшие губы, и мистер Селларс попытался заговорить, но не смог произнести и звука. Он протянул к ней руку. Рука дрожала. Сперва Кристабель решила, что он хочет, чтобы она ее взяла, но потом поняла, что рука указывает на ее распухшие карманы.
- Да, я принесла, - сказала Кристабель. - Вы не заболели?
Старик снова шевельнул рукой, на сей раз чуть сердито. Кристабель извлекла из карманов куски маминого туалетного мыла и положила их ему на колени. Он принялся царапать кусок мыла пальцами, но никак не мог снять бумажную обертку.
- Дайте я сниму. - Она взяла кусок мыла и развернула его. Когда тот, белый и блестящий, оказался у нее на ладони, мистер Селларс указал на тарелку, стоящую на столике рядом с ним. Там лежали кусок очень старого сыра - сухого и потрескавшегося - и нож.
- Вы хотите есть? - спросила Кристабель.
Мистер Селларс покачал головой и взял нож. Руки у него так тряслись, что он его едва не уронил, но все же протянул нож Кристабель. Ясно, он хочет, чтобы она порезала мыло.
Некоторое время девочка пилила ножом скользкую плитку. Ей уже доводилось строгать мыло в классе, но пилить его оказалось куда труднее. Она сосредоточилась и в конце концов сумела отрезать кусок шириной в два ее пальца. Мистер Селларс протянул руку, похожую на расплавленную птичью лапу, взял кусочек мыла, отправил в рот и принялся медленно жевать.
- Ой! - удивилась Кристабель. - Это же вредно!
Мистер Селларс впервые за все время улыбнулся. В уголках его рта появились мелкие белые пузырьки.
Он взял у нее мыло и нож и стал резать сам. Проглотив первый кусок и собираясь отправить в рот второй, он снова улыбнулся и сказал:
- Иди переоденься. - Голос его был слаб, но наконец-то старик заговорил как привычный Кристабель мистер Селларс.
Когда она вернулась в купальном халатике, он уже доел один кусок мыла и принялся за второй.
- Спасибо, Кристабель, - сказал он. - Перекись цинка - как раз то, что доктор прописал. Я был очень занят и забыл принять витамины и минеральные соли.
- Но люди не едят мыло, там нет витаминов! - оскорбленно заявила девочка. Но все же она не была до конца уверена в своей правоте, потому что в школе ей приклеивали к коже витаминный пластырь, а старикам, может быть, вообще нужны какие-нибудь другие витамины.
- А я ем, - сказал старик. - И был очень болен, пока ты не пришла.
- Но сейчас вам лучше?
- Намного лучше. Но тебе мыло есть не надо - оно годится только для особых стариков. - Он вытер пену с нижней губы. - Я очень много работал, малышка Кристабель. Встречался с разными людьми, делал всякие дела. - Она поняла, что это какая-то глупая шутка, потому что он никогда никуда не ходил и виделся только с ней и человеком, который привозил ему еду, - мистер Селларс сам ей это говорил. Улыбка старика постепенно угасла, глаза начали закрываться. Через секунду они снова распахнулись, но вид у него был очень усталый. - А теперь, когда ты меня спасла, тебе, наверное, лучше вернуться домой. Ты наверняка сумеешь придумать какую-нибудь историю о том, куда ходила. Мне и так стыдно, что приходится просить тебя лгать родителям, так что лучше не задерживать тебя надолго.
- А как вы со мной говорили через очки?
- О, этому маленькому фокусу я научился еще когда был юным кадетом. - Его голова чуть свесилась набок. - А теперь, друг мой, мне надо немного поспать. Ты сможешь выйти сама?
Кристабель выпрямилась на стуле.
- Я всегда выхожу сама.
- Да, сама. Сама. - Мистер Селларс поднял руку, словно подавая ей знак уйти. Глаза его снова закрылись.
Когда Кристабель переоделась в свою одежду - она оказалась настолько влажной, что ей придется прогуляться немного перед возвращением домой, - мистер Селларс уже заснул в кресле. Она внимательно к нему пригляделась, убеждаясь, что он не заболел снова, но щеки его теперь были гораздо розовее, чем когда она пришла. Кристабель отрезала еще пару кусочков мыла на тот случай, если он окажется слишком слаб, когда проснется, и подтянула плед повыше к тощей шее старика.
- Это так трудно, - неожиданно произнес он. Кристабель отпрыгнула, испугавшись, что разбудила его, но глаза мистера Селларса остались закрытыми, а голос был тих как шепот и с трудом различим. - Все приходится прятать на виду. Но иногда я впадаю в отчаяние - я могу говорить с ними лишь шепотом, полуправдой, отрывками искаженных стихов. Теперь я знаю, что испытывает оракул…
Он пробормотал еще что-то, но девочка не разобрала слов. Когда старик затих, она похлопала его по руке и вышла. Из двери вслед за ней вырвалось облачко тумана. Ветер пронизал тело сквозь влажную одежду - Кристабель вздрогнула.
Оракул - это какая-то птица, верно? Значит, мистеру Селларсу приснился сон о том времени, когда он был летчиком?
Когда она шла по дорожке, вокруг кружились листья, кувыркаясь, словно цирковые акробаты.
* * *
Руки его были связаны. Его, подталкивая, вели по темной тропе между крутыми скалистыми склонами. Он знал, что его уводят прочь, во мрак и неизвестность. А позади остается нечто важное, то, что он не имеет права потерять, но его крепко держали, и чьи-то темные силуэты с каждой секундой уводили его все дальше и дальше.
Он попытался обернуться и ощутил резкую боль в руке, словно ее коснулись игольно-острым кинжалом. Все более сгущающийся на горной тропе мрак постепенно окутывал его плотнее. Он стал бороться, превозмогая боль в руках, и наконец сумел обернуться.
В долине позади, тоже зажатой между горными склонами, но на расстоянии несколько миль, виднелось пятно сверкающего золотого света. Он смотрел на него из темноты, и с такого расстояния оно выглядело как пламя степного пожара.
Город. Место, где он найдет то, о чем давно истосковался.
Его снова схватили, стиснули, развернули, поволокли дальше. Он и сейчас не мог разглядеть тех, кто его держит, но знал, что они увлекают его во мрак, в пустоту, туда, где даже воспоминание о золотом городе со временем померкнет. Он опять стал вырываться, но его держали крепко.
Его мечта, его единственная надежда все больше отдалялась. А его, беспомощного, увлекали все дальше и ниже, в черную бездну.
* * *
- Орландо! Орландо! Тебе привиделся плохой сон. Проснись.
Он стал пробиваться наверх, к голосу. Руки болели - его держат! Надо сражаться! Надо…
Он открыл глаза и увидел вблизи лицо матери, тускло освещенное пробивающимся сквозь окно сиянием почти полной луны.
- Посмотри, что ты натворил. - Тревога в ее голосе боролась с раздражением; тревога победила, но ненадолго. - Ты все опрокинул и разбросал.
- Я… Мне приснился кошмарный сон.
- Будто я сама не поняла. Это все сеть, целыми днями одна сеть. Неудивительно, что тебе снятся кошмары. - Вздохнув, она присела и начала собирать разбросанные вещи.
- Думаешь, мне только из-за сети снятся кошмары? - спросил Орландо, подавляя нотку гнева в голосе.
Мать замерла, держа пачку листков с пластырями, похожую на опавшие листья.
- Нет, - ответила она напряженным голосом. - Конечно, я так не считаю. - Она положила пластыри на столик возле кровати и стала подбирать остальные вещи. - Но все же, как мне кажется, тебе вредно проводить так много времени подключенным к этой… машине.
Орландо рассмеялся. Смех был горьким и сердитым, и он не желал этого скрывать.
- Что ж, каждому нужно хобби, Вивьен.
Мать поджала губы, хотя именно родители захотели, чтобы сын называл их по именам.
- Не надо злиться, Орландо.
- Я не злюсь. - Он понял, что по-настоящему это и в самом деле так. Иногда, конечно, бывает. Но сейчас он был разгневан и напуган, только сам не понимал почему. Наверное, из-за сна, подробности которого уже начали испаряться… из-за ощущения, что кроме сна от него ускользает и нечто иное. Орландо глубоко вздохнул. - Извини. Мне просто… приснился страшный сон.
Мать подняла стойку капельницы - ворочаясь в постели, он опрокинул ее к стене - и убедилась, что игла на месте и надежно закреплена.
- Доктор Ван сказал, что к концу недели она уже не потребуется. Приятно, правда? - То был ее способ извиняться, и Орландо попробовал принять ее извинение вежливо.
- Да, приятно. - Он зевнул. - Попробую уснуть. Извини, что шумел и разбудил тебя.
Мать накрыла ему грудь одеялом и на мгновение прижала к его щеке прохладную ладонь.
- Мы… я просто встревожилась. И больше никаких дурных снов. Обещаешь?
Орландо соскользнул пониже, нащупал пульт и придал верхней части кровати более удобное положение.
- Хорошо, Вивьен. Спокойной ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118