Брал кабину тут, рекомендую всем
– Иногда шампанское ударяет ей в голову.
Стюард кивнул:
– Пожалуйста, пойдемте со мной, миссис Стикли.
Стюард был представителем власти – видимо, поэтому она и сделала так, как он сказал, шатко перебралась в нос самолета, где и уснула, завернувшись в мое пальто, на плече Саймона, пропустив кино и остаток полета до Нью-Йорка.
Впрочем, на следующий вечер катастрофа все-таки произошла. Частный прием в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Даже если сама Анастасия не знала, чего ожидать, Саймон должен был предвидеть. Как Саймон, который с детского сада просчитывал до пенни каждую случайность в своей жизни, умудрился не сообразить, с чем столкнется его жена, остается только гадать. Конечно, он не мог знать всей правды; тогда ее никто еще не знал. Но Саймон видел, как его жена превращается в нелюдимую анорексичную алкоголичку. Не нужно было быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять: в ее прошлом кроется что-то очень страшное. Ее судьба не была дикой случайностью.
Они приехали в лимузине. Его заказал Фредди Вонг, заодно предусмотрев шампанское и розы. Анастасия еще не совсем отошла от полета и потому настаивала, что не открывать шампанское – неприлично, а открыть и не выпить всю бутылку – недальновидно. Муж услужливо налил ей достаточно, чтобы она достигла того поддатого состояния, которое устраивало их обоих, а сам отпивал из своего бокала, только чтобы удерживать ее в рамках пристойности.
Машина затормозила у ступеней библиотеки.
– Там камеры? – спросила Анастасия мужа, сидевшего со стороны тротуара, чтобы защитить ее в случае непредвиденных обстоятельств.
– Держи меня за руку, – сказал он, – улыбайся, но не останавливайся. Иди за мной.
– Нам обязательно выходить?
– Нас ждут, Анастасия. – Саймон снял с нее очки. Расправил складки шелкового платья. Шофер открыл дверь и отступил. – Идем.
Она шла за ним. Улыбалась, но не останавливалась. Держала его за руку. Папарацци оттеснили ее поклонников, сталкивая их с каменных ступеней и топча упавшие книги, но Анастасия ничего этого не видела, только вакханалию камер, вспышки бульварных фотографов среди софитов телевидения.
– Последняя ступенька, – прошептал Саймон на ухо подвыпившей жене, но репортеры приняли это за нежность, и кадр до бесконечности перепечатывали в бумажной прессе и показывали по всем каналам. Молодая писательница в момент близости с мужем. И не то чтобы пресса поняла неправильно: пожалуй, физически Саймон был ближе всего к ней с того вечера, когда они познакомились с Халцедони Боулзом.
Потом они вошли. Фредди встретил их вместе с директором «Шрайбера», габаритами почти в два раза превышающим стандартные показатели; теплая директорская рука увлажнила руку Анастасии липким потом. Пока он знакомился с ее мужем, она вытерла пот о широкий пояс фрачных брюк Саймона и взяла бокал шампанского с прохожего подноса.
– Мы действительно гордимся… – начал было Фредди, но тут его начальник закончил беседу с Саймоном, чье упоминание о якобы общих знакомых не заинтересовало директора ни на йоту.
– Мы действительно гордимся, – перебил он Фредди и замолчал, будто задумавшись, чем именно. – Для нас большая честь, что вы стали нашим автором, независимо от того, что может произойти завтра вечером. – Он осклабился. – «Шрайбер» был учрежден и организован, с вашего позволения, Корнелиусом Элбертом Шрайбером-старшим, чтобы публиковать отборнейшую литературу, от Эрнеста Хемингуэя до… – Он покосился на Фредди. – До Анастасии Лоуренс. – Он поднял бокал, чтобы выпить за нее.
– Я думаю… – сказала она.
– Я думаю… – перебил он, умолкнув на этот раз, чтобы пригладить вихор на лохматой голове, – мне кажется, вы еще прекраснее, чем в вашей книге. Такая стройная. – Он потер живот. – И кстати говоря, кое-кому пора с вами познакомиться. – И он беззаботно и весомо понес свою мягкую белую тушу, каждая пора коей сочилась влагой. Менее влиятельные персоны попятились, чтобы не стоять у него на пути. Он определенно привык властвовать.
Атриум Публичной библиотеки в тот вечер сиял особым великолепием. У Анастасии перехватило дыхание от одного прохода по мраморному полу. Саймон взял ее за руку, чтобы не потерять. Мужчины, мимо которых они шли, смотрели на тоненькую фигуру Анастасии с откровенным вожделением, женщины – с завистью.
– Вернешь мне очки? – попросила она, совершенно потеряв ориентацию в пространстве, растянувшемся далеко за пределы ее беспомощной видимости.
– Ты не наденешь очки на такой изысканный прием.
– А Фредди надел. – Она улыбнулась Фредди, на один шаг отстававшему от их разговора. Тот улыбнулся в ответ.
– Фредди мужчина. Я же предлагал тебе купить линзы любого цвета взамен потерянных.
– Тебе не нравятся мои карие глаза. Тебе не нравится во мне ничего, к чему ты не приложил руку.
– Если бы не я…
– О чем я и говорю. Если бы не ты, я бы все еще была собой.
Но на это уже не было времени. Берт Шрайбер одновременно представил ее губернатору штата Нью-Йорк, директору Библиотеки Конгресса и ректору Колумбийского университета.
– Разрешите представить Анастасию Лоуренс, – сказал он, – молодого автора «Как пали сильные».
– Очень приятно, – ответила она, каждому пожимая руку. Она ничего не видела, только ощутила, что у губернатора самая холодная ладонь, а у ректора Колумбийского университета – самое крепкое рукопожатие.
– Надеемся, вы посетите наш университет во время своего пребывания в Нью-Йорке, – сказал последний, выпустив ее руку, – и, возможно, подумаете о месте преподавателя курса английского.
Но она не могла вернуться в мир науки, уже не могла, поэтому отвернулась к директору Библиотеки Конгресса:
– Мне бы хотелось как-нибудь посетить вашу библиотеку.
– Это ваша библиотека, – напомнил он, – я всего лишь уполномоченный.
– Вот именно так я себя и чувствую в отношении «Как пали сильные».
Все рассмеялись, хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь понимал почему, а директор пообещал устроить лично для нее экскурсию по своим владениям, когда она окажется в Вашингтоне, округ Колумбия.
– Правда? – И тут, видимо, вспомнив последнее, что случилось с ней в библиотеке, насупилась: – По-моему, с библиотеками у меня не все в порядке.
– В Лиланде вы работали в библиотеке колледжа, – заметил директор Библиотеки Конгресса, – если не ошибаюсь.
Теперь, когда мельчайшие подробности жизни Анастасии стали достоянием общественности, она перестала даже надеяться забыть свое прошлое. Ей негде было укрыться: люди обвиняли ее, совершенно ни в чем не подозревая. По ее представлениям, вся жизнь ее должна была видеться уликой.
Но, разумеется, это не входило в компетенцию директора Библиотеки, который специализировался на американской литературе и каким-то образом умудрился втянуть за руку в их «тесный круг председателя комитета Американской книжкой премии по научной литературе – до того, как Анастасия успела понять, что происходит.
– Кстати, о библиотекарях и Лиланде – уверен, вы знакомы с уважаемым профессором Тони Сьенной, – заявил он своей коллеге, и никто, от губернатора до ее собственного мужа, не смог сдержать противоестественного любопытства: как она, femme fatale , ответит человеку, которого, по слухам, соблазнила и бросила, погрузившись в Sturm und Drang создания «Как пали сильные».
– Привет, – сказала она и у всех на глазах протянула ему руку точно так же, как остальным.
– Браво! – ответил он, глядя на Фредди, Берта Шрайбера и ее мужа, каждый из которых, несомненно, услышал прохладу в его тоне, но причины не уловил. – Вы добились даже большего, чем я мог ожидать.
– Вы знакомы с моим мужем Саймоном Стикли?
– Мой старый коллега Донателло Сан Марко высоко отзывался о вас, – сказал Тони.
– Как и о вас. Ваши исследования – работа высшего класса.
– Ваша жена, очевидно, превзошла бы меня, если бы не увлеклась беллетристикой.
Все засмеялись над абсурдностью предположения, что великая американская писательница может заниматься какой-то научной работой, – все, кроме Тони и Анастасии, смотревших друг на друга не отрываясь, как в тот последний раз больше года назад, когда она рассталась с ним возле его дома.
Первым заговорил губернатор:
– На чем бы она, по-вашему, специализировалась, если бы не бросила учебу и не написала «Как пали сильные»?
– На Эрнесте Хемингуэе. – Это вызвало новый взрыв смеха: все уже знали, что она – второй Хемингуэй, и что может быть забавнее, чем ее монография, посвященная творчеству первого? – Работы ей хватило бы на всю жизнь. Но быть писателем, от которого все ждут второй книги, при том, что первая оказалась уровня «Как пали сильные»… Этой участи я совсем не завидую. – Он улыбнулся Анастасии. – Конечно, сегодня счастливый день. Мои поздравления, Стэси. Ты заслужила все, чего добилась.
Судорожно поклонившись, он извинился и отвел в сторону Библиотекаря Конгресса, за которым отошли ректор и губернатор.
– Он прав, – сказала Анастасия Фредди, – как я могу написать новый роман, когда все и каждый будут твердить, что это не «Как пали сильные»?
– Поэтому ваш новый роман будет продолжением, – ответил Берт Шрайбер.
– Что? – изумилась Анастасия.
– Ты еще не объяснил своему автору мой замысел? – спросил Берт Фредди.
– Ее муж отклонил эту идею.
– Моя жена – литератор. Она не пишет продолжений.
– Когда мы печатали Генри Миллера, он писал продолжения, не так ли?
– Мне нужно присесть, – сказала Анастасия. – Кажется, я плохо себя чувствую.
– Попробуйте закуски, – посоветовал Берт Шрайбер, прихватив полную горсть пирожков с проносимого мимо подноса. Протянул пирожок ей.
– Анастасия не ест, – ответил Саймон.
Берт пожал плечами.
– Это, несомненно, вам идет, – заметил он с полным ртом, – разве я еще не говорил, Фредерик?
Фредди кивнул боссу, но Берт уже отошел обменяться этническими шуточками с главой национальной книжной сети. Поэтому Фредди спросил у Анастасии:
– Думаете, это полезно?
– Я американская икона. Иконы не едят.
– Но вы сказали, что плохо себя чувствуете.
– Иконы не чувствуют.
– С ней все в порядке? – спросил Фредди у Саймона. – Думаю, мне лучше отвезти ее в отель. Когда с ней такое начинается…
– Фредди нравится мое общество, – заметила она. – Правда?
– Вы неважно выглядите, – ответил Фредди, – а завтра очень серьезный вечер.
– Мой муж говорил, что сегодня очень серьезный вечер. Он наслаждается встречами с такими людьми, как достопочтенный губернатор Нью-Йорка и… и уважаемый профессор Тони Сьенна… потому что так он может притворяться, будто знает их, по крайней мере перед людьми, которые притворяются, будто знают его самого. А раз никто на самом деле никого не знает, что на самом деле несложно, раз даже их собственные супруги…
– Анастасия, прекрати, – одернул Саймон. Он попытался забрать у нее шампанское, но она держала крепко, и бокал треснул, залив брюки Фредди.
– Ради бога, извините, – сказал Саймон. – Анастасия, извинись!
– Я… извините.
– А сейчас нам пора отвезти тебя в отель.
– Фредди, простите меня?
– Попрощайся с Бертом и…
– …Лоуренс, – говорил Берт Шрайбер книжному магнату, поворачиваясь к Анастасии.
– Спокойной ночи, – сказала она.
– Вы никуда не пойдете. Я еще не всем вас представил. – Он взглянул на Фредди, который пытался всеми доступными ему топорными жестами объяснить, что Анастасия не в себе и ей нужно отправиться домой и проспаться. Но, глядя на эту шараду, все решили, что не в себе сам Фредди. – Почему у тебя брюки мокрые? – спросил Берт. – Я понимаю, ты редактор, но постарайся все же выглядеть прилично. – И, отвернувшись от Фредди, увел Анастасию от Саймона и представил ее магнату. – Это Билл Уилсон, – сказал он, стиснув ее плечо – кожа да кости – пухлой рукой.
– Привет, – сказала она, протягивая руку.
По приглашению Берта к ним присоединились и остальные: наследники общеизвестных состояний, чье основное занятие – раздавать деньги, директоры культурных учреждений, чья главная работа – принимать щедрость первых, и издатели популярных журналов, чья ответственная роль заключалась в прославлении всего и вся так, чтобы богачи могли любоваться собой на страницах прессы, а те, кто рекламировал предметы роскоши, получили бы доступ к своей целевой аудитории с товарами, вызывавшими зависть таких, как Саймон. Они были тесно сплоченной группой. У Саймона не было ни шанса. Берт Шрайбер по-хозяйски разместил руку на обнаженной спине Анастасии. Саймон кружил рядом, на цыпочках заглядывая через плечи, протискиваясь между стоявшими. Его замечали не больше, чем нанятую обслугу. Один пожилой человек передал ему пустой бокал из-под шампанского и взял полный, который Саймон держал в руках весь вечер. А Анастасия? Она вежливо улыбалась своим могущественным и богатым обожателям, как учил муж, по счастью не видя его отсутствия.
Он отвернулся и обнаружил профессора Сьенну: тот стоял с Фредди и наблюдал за Саймоном.
– Легко пришло – легко ушло, – заметил Тони.
– Простите?
– Рано или поздно все сложится. – Тони похлопал его по спине. – Она получит признание, которого заслуживает. Как и все остальные.
И он отошел вместе с Фредди, оставив Саймона одного.
– А что мне было делать?
– Что-нибудь.
– Что?
– Ну не стоять же просто так.
– Я старалась…
– Чушь.
– Я старалась…
– …вести себя так, словно это в порядке вещей.
– Все равно бы так получилось.
– Получилось?
– Когда вокруг люди.
– Нет, если бы ты научилась себя вести.
– Кто бы говорил.
– Что?
– Все, что ты говоришь, можно сказать и о тебе.
– Когда?
– Да когда угодно.
– Например?
– Сегодня вечером.
– А что мне было делать?
XVII
Что было делать всем? Я видел ее по телевизору. На церемонии вручения Американской книжной премии на ней было другое шелковое платье, черное, без бретелек. Я не помнил такого в ее гардеробе, хотя пальто, в которое она куталась в вестибюле Столетнего клуба, не скрывая враждебности к собственному мужу, было мне знакомо, как моя собственная кожа. Лакей взял также пальто у Саймона и – профессионально избегая камер, проводов и техников с софитами – проводил их в главный зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Стюард кивнул:
– Пожалуйста, пойдемте со мной, миссис Стикли.
Стюард был представителем власти – видимо, поэтому она и сделала так, как он сказал, шатко перебралась в нос самолета, где и уснула, завернувшись в мое пальто, на плече Саймона, пропустив кино и остаток полета до Нью-Йорка.
Впрочем, на следующий вечер катастрофа все-таки произошла. Частный прием в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Даже если сама Анастасия не знала, чего ожидать, Саймон должен был предвидеть. Как Саймон, который с детского сада просчитывал до пенни каждую случайность в своей жизни, умудрился не сообразить, с чем столкнется его жена, остается только гадать. Конечно, он не мог знать всей правды; тогда ее никто еще не знал. Но Саймон видел, как его жена превращается в нелюдимую анорексичную алкоголичку. Не нужно было быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять: в ее прошлом кроется что-то очень страшное. Ее судьба не была дикой случайностью.
Они приехали в лимузине. Его заказал Фредди Вонг, заодно предусмотрев шампанское и розы. Анастасия еще не совсем отошла от полета и потому настаивала, что не открывать шампанское – неприлично, а открыть и не выпить всю бутылку – недальновидно. Муж услужливо налил ей достаточно, чтобы она достигла того поддатого состояния, которое устраивало их обоих, а сам отпивал из своего бокала, только чтобы удерживать ее в рамках пристойности.
Машина затормозила у ступеней библиотеки.
– Там камеры? – спросила Анастасия мужа, сидевшего со стороны тротуара, чтобы защитить ее в случае непредвиденных обстоятельств.
– Держи меня за руку, – сказал он, – улыбайся, но не останавливайся. Иди за мной.
– Нам обязательно выходить?
– Нас ждут, Анастасия. – Саймон снял с нее очки. Расправил складки шелкового платья. Шофер открыл дверь и отступил. – Идем.
Она шла за ним. Улыбалась, но не останавливалась. Держала его за руку. Папарацци оттеснили ее поклонников, сталкивая их с каменных ступеней и топча упавшие книги, но Анастасия ничего этого не видела, только вакханалию камер, вспышки бульварных фотографов среди софитов телевидения.
– Последняя ступенька, – прошептал Саймон на ухо подвыпившей жене, но репортеры приняли это за нежность, и кадр до бесконечности перепечатывали в бумажной прессе и показывали по всем каналам. Молодая писательница в момент близости с мужем. И не то чтобы пресса поняла неправильно: пожалуй, физически Саймон был ближе всего к ней с того вечера, когда они познакомились с Халцедони Боулзом.
Потом они вошли. Фредди встретил их вместе с директором «Шрайбера», габаритами почти в два раза превышающим стандартные показатели; теплая директорская рука увлажнила руку Анастасии липким потом. Пока он знакомился с ее мужем, она вытерла пот о широкий пояс фрачных брюк Саймона и взяла бокал шампанского с прохожего подноса.
– Мы действительно гордимся… – начал было Фредди, но тут его начальник закончил беседу с Саймоном, чье упоминание о якобы общих знакомых не заинтересовало директора ни на йоту.
– Мы действительно гордимся, – перебил он Фредди и замолчал, будто задумавшись, чем именно. – Для нас большая честь, что вы стали нашим автором, независимо от того, что может произойти завтра вечером. – Он осклабился. – «Шрайбер» был учрежден и организован, с вашего позволения, Корнелиусом Элбертом Шрайбером-старшим, чтобы публиковать отборнейшую литературу, от Эрнеста Хемингуэя до… – Он покосился на Фредди. – До Анастасии Лоуренс. – Он поднял бокал, чтобы выпить за нее.
– Я думаю… – сказала она.
– Я думаю… – перебил он, умолкнув на этот раз, чтобы пригладить вихор на лохматой голове, – мне кажется, вы еще прекраснее, чем в вашей книге. Такая стройная. – Он потер живот. – И кстати говоря, кое-кому пора с вами познакомиться. – И он беззаботно и весомо понес свою мягкую белую тушу, каждая пора коей сочилась влагой. Менее влиятельные персоны попятились, чтобы не стоять у него на пути. Он определенно привык властвовать.
Атриум Публичной библиотеки в тот вечер сиял особым великолепием. У Анастасии перехватило дыхание от одного прохода по мраморному полу. Саймон взял ее за руку, чтобы не потерять. Мужчины, мимо которых они шли, смотрели на тоненькую фигуру Анастасии с откровенным вожделением, женщины – с завистью.
– Вернешь мне очки? – попросила она, совершенно потеряв ориентацию в пространстве, растянувшемся далеко за пределы ее беспомощной видимости.
– Ты не наденешь очки на такой изысканный прием.
– А Фредди надел. – Она улыбнулась Фредди, на один шаг отстававшему от их разговора. Тот улыбнулся в ответ.
– Фредди мужчина. Я же предлагал тебе купить линзы любого цвета взамен потерянных.
– Тебе не нравятся мои карие глаза. Тебе не нравится во мне ничего, к чему ты не приложил руку.
– Если бы не я…
– О чем я и говорю. Если бы не ты, я бы все еще была собой.
Но на это уже не было времени. Берт Шрайбер одновременно представил ее губернатору штата Нью-Йорк, директору Библиотеки Конгресса и ректору Колумбийского университета.
– Разрешите представить Анастасию Лоуренс, – сказал он, – молодого автора «Как пали сильные».
– Очень приятно, – ответила она, каждому пожимая руку. Она ничего не видела, только ощутила, что у губернатора самая холодная ладонь, а у ректора Колумбийского университета – самое крепкое рукопожатие.
– Надеемся, вы посетите наш университет во время своего пребывания в Нью-Йорке, – сказал последний, выпустив ее руку, – и, возможно, подумаете о месте преподавателя курса английского.
Но она не могла вернуться в мир науки, уже не могла, поэтому отвернулась к директору Библиотеки Конгресса:
– Мне бы хотелось как-нибудь посетить вашу библиотеку.
– Это ваша библиотека, – напомнил он, – я всего лишь уполномоченный.
– Вот именно так я себя и чувствую в отношении «Как пали сильные».
Все рассмеялись, хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь понимал почему, а директор пообещал устроить лично для нее экскурсию по своим владениям, когда она окажется в Вашингтоне, округ Колумбия.
– Правда? – И тут, видимо, вспомнив последнее, что случилось с ней в библиотеке, насупилась: – По-моему, с библиотеками у меня не все в порядке.
– В Лиланде вы работали в библиотеке колледжа, – заметил директор Библиотеки Конгресса, – если не ошибаюсь.
Теперь, когда мельчайшие подробности жизни Анастасии стали достоянием общественности, она перестала даже надеяться забыть свое прошлое. Ей негде было укрыться: люди обвиняли ее, совершенно ни в чем не подозревая. По ее представлениям, вся жизнь ее должна была видеться уликой.
Но, разумеется, это не входило в компетенцию директора Библиотеки, который специализировался на американской литературе и каким-то образом умудрился втянуть за руку в их «тесный круг председателя комитета Американской книжкой премии по научной литературе – до того, как Анастасия успела понять, что происходит.
– Кстати, о библиотекарях и Лиланде – уверен, вы знакомы с уважаемым профессором Тони Сьенной, – заявил он своей коллеге, и никто, от губернатора до ее собственного мужа, не смог сдержать противоестественного любопытства: как она, femme fatale , ответит человеку, которого, по слухам, соблазнила и бросила, погрузившись в Sturm und Drang создания «Как пали сильные».
– Привет, – сказала она и у всех на глазах протянула ему руку точно так же, как остальным.
– Браво! – ответил он, глядя на Фредди, Берта Шрайбера и ее мужа, каждый из которых, несомненно, услышал прохладу в его тоне, но причины не уловил. – Вы добились даже большего, чем я мог ожидать.
– Вы знакомы с моим мужем Саймоном Стикли?
– Мой старый коллега Донателло Сан Марко высоко отзывался о вас, – сказал Тони.
– Как и о вас. Ваши исследования – работа высшего класса.
– Ваша жена, очевидно, превзошла бы меня, если бы не увлеклась беллетристикой.
Все засмеялись над абсурдностью предположения, что великая американская писательница может заниматься какой-то научной работой, – все, кроме Тони и Анастасии, смотревших друг на друга не отрываясь, как в тот последний раз больше года назад, когда она рассталась с ним возле его дома.
Первым заговорил губернатор:
– На чем бы она, по-вашему, специализировалась, если бы не бросила учебу и не написала «Как пали сильные»?
– На Эрнесте Хемингуэе. – Это вызвало новый взрыв смеха: все уже знали, что она – второй Хемингуэй, и что может быть забавнее, чем ее монография, посвященная творчеству первого? – Работы ей хватило бы на всю жизнь. Но быть писателем, от которого все ждут второй книги, при том, что первая оказалась уровня «Как пали сильные»… Этой участи я совсем не завидую. – Он улыбнулся Анастасии. – Конечно, сегодня счастливый день. Мои поздравления, Стэси. Ты заслужила все, чего добилась.
Судорожно поклонившись, он извинился и отвел в сторону Библиотекаря Конгресса, за которым отошли ректор и губернатор.
– Он прав, – сказала Анастасия Фредди, – как я могу написать новый роман, когда все и каждый будут твердить, что это не «Как пали сильные»?
– Поэтому ваш новый роман будет продолжением, – ответил Берт Шрайбер.
– Что? – изумилась Анастасия.
– Ты еще не объяснил своему автору мой замысел? – спросил Берт Фредди.
– Ее муж отклонил эту идею.
– Моя жена – литератор. Она не пишет продолжений.
– Когда мы печатали Генри Миллера, он писал продолжения, не так ли?
– Мне нужно присесть, – сказала Анастасия. – Кажется, я плохо себя чувствую.
– Попробуйте закуски, – посоветовал Берт Шрайбер, прихватив полную горсть пирожков с проносимого мимо подноса. Протянул пирожок ей.
– Анастасия не ест, – ответил Саймон.
Берт пожал плечами.
– Это, несомненно, вам идет, – заметил он с полным ртом, – разве я еще не говорил, Фредерик?
Фредди кивнул боссу, но Берт уже отошел обменяться этническими шуточками с главой национальной книжной сети. Поэтому Фредди спросил у Анастасии:
– Думаете, это полезно?
– Я американская икона. Иконы не едят.
– Но вы сказали, что плохо себя чувствуете.
– Иконы не чувствуют.
– С ней все в порядке? – спросил Фредди у Саймона. – Думаю, мне лучше отвезти ее в отель. Когда с ней такое начинается…
– Фредди нравится мое общество, – заметила она. – Правда?
– Вы неважно выглядите, – ответил Фредди, – а завтра очень серьезный вечер.
– Мой муж говорил, что сегодня очень серьезный вечер. Он наслаждается встречами с такими людьми, как достопочтенный губернатор Нью-Йорка и… и уважаемый профессор Тони Сьенна… потому что так он может притворяться, будто знает их, по крайней мере перед людьми, которые притворяются, будто знают его самого. А раз никто на самом деле никого не знает, что на самом деле несложно, раз даже их собственные супруги…
– Анастасия, прекрати, – одернул Саймон. Он попытался забрать у нее шампанское, но она держала крепко, и бокал треснул, залив брюки Фредди.
– Ради бога, извините, – сказал Саймон. – Анастасия, извинись!
– Я… извините.
– А сейчас нам пора отвезти тебя в отель.
– Фредди, простите меня?
– Попрощайся с Бертом и…
– …Лоуренс, – говорил Берт Шрайбер книжному магнату, поворачиваясь к Анастасии.
– Спокойной ночи, – сказала она.
– Вы никуда не пойдете. Я еще не всем вас представил. – Он взглянул на Фредди, который пытался всеми доступными ему топорными жестами объяснить, что Анастасия не в себе и ей нужно отправиться домой и проспаться. Но, глядя на эту шараду, все решили, что не в себе сам Фредди. – Почему у тебя брюки мокрые? – спросил Берт. – Я понимаю, ты редактор, но постарайся все же выглядеть прилично. – И, отвернувшись от Фредди, увел Анастасию от Саймона и представил ее магнату. – Это Билл Уилсон, – сказал он, стиснув ее плечо – кожа да кости – пухлой рукой.
– Привет, – сказала она, протягивая руку.
По приглашению Берта к ним присоединились и остальные: наследники общеизвестных состояний, чье основное занятие – раздавать деньги, директоры культурных учреждений, чья главная работа – принимать щедрость первых, и издатели популярных журналов, чья ответственная роль заключалась в прославлении всего и вся так, чтобы богачи могли любоваться собой на страницах прессы, а те, кто рекламировал предметы роскоши, получили бы доступ к своей целевой аудитории с товарами, вызывавшими зависть таких, как Саймон. Они были тесно сплоченной группой. У Саймона не было ни шанса. Берт Шрайбер по-хозяйски разместил руку на обнаженной спине Анастасии. Саймон кружил рядом, на цыпочках заглядывая через плечи, протискиваясь между стоявшими. Его замечали не больше, чем нанятую обслугу. Один пожилой человек передал ему пустой бокал из-под шампанского и взял полный, который Саймон держал в руках весь вечер. А Анастасия? Она вежливо улыбалась своим могущественным и богатым обожателям, как учил муж, по счастью не видя его отсутствия.
Он отвернулся и обнаружил профессора Сьенну: тот стоял с Фредди и наблюдал за Саймоном.
– Легко пришло – легко ушло, – заметил Тони.
– Простите?
– Рано или поздно все сложится. – Тони похлопал его по спине. – Она получит признание, которого заслуживает. Как и все остальные.
И он отошел вместе с Фредди, оставив Саймона одного.
– А что мне было делать?
– Что-нибудь.
– Что?
– Ну не стоять же просто так.
– Я старалась…
– Чушь.
– Я старалась…
– …вести себя так, словно это в порядке вещей.
– Все равно бы так получилось.
– Получилось?
– Когда вокруг люди.
– Нет, если бы ты научилась себя вести.
– Кто бы говорил.
– Что?
– Все, что ты говоришь, можно сказать и о тебе.
– Когда?
– Да когда угодно.
– Например?
– Сегодня вечером.
– А что мне было делать?
XVII
Что было делать всем? Я видел ее по телевизору. На церемонии вручения Американской книжной премии на ней было другое шелковое платье, черное, без бретелек. Я не помнил такого в ее гардеробе, хотя пальто, в которое она куталась в вестибюле Столетнего клуба, не скрывая враждебности к собственному мужу, было мне знакомо, как моя собственная кожа. Лакей взял также пальто у Саймона и – профессионально избегая камер, проводов и техников с софитами – проводил их в главный зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42