— Это означает, что наши маршруты контрабанды в Америку будут гарантированы, — сказал де Джонг! — Ла Серрас теперь кровно заинтересованы в том, чтобы мы не сталкивались в Америке ни с угрозами, ни с попытками вмешиваться в наши дела. Ничто уже не сможет помешать нам заработать.
Он сделал паузу, чтобы насладиться произведенным эффектом.
— Они согласны брать минимум миллион метамфетаминовых таблеток в год.
Одобрительные вздохи и шепот. Что и следовало, впрочем, ожидать. Метамфетамин, или, как его называют американцы, «быстрота», был наиболее употребительным из всех наркотиков в Японии. И огромным источником доходов для якудзы. Рабочих во время второй мировой войны принуждали принимать его для того, чтобы они смогли выдержать нечеловеческую нагрузку рабочего времени, необходимого японской военной машине. Сегодня это оставалось тщательно скрываемым «стыдом» Японии: ее «экономическое чудо», ее расцвет послевоенного благополучия в большей степени лежал на плечах тех рабочих, которые все еще принимали этот наркотик.
Де Джонг заговорил с человеком по имени Сото. Маленький и красивый Сото доходил почти до комплекса Эдипа в любви к матери и был блестящим игроком в сеансах одновременной игры в шахматы. Он без колебаний убил своего родного брата, который предал их. Сото был выбран, чтобы стать вместо Кисена правой рукой де Джонга.
— Ты займешься делами с наркотиками, — сказал де Джонг. — Это значит, что будешь работать в тесном контакте с Каннангом. Но не забывай, что он должен получать приказы от тебя. Ты якудза, а он нет.
Сото, прижав руки к бокам, поклонился всем телом. Ким Ду Каннанг был чиновником Корейского ЦРУ; он находился с де Джонгом на Гавайях в тот день, когда им так не повезло и они встретились с Алекс Уэйкросс. Каннанг долгое время работал на якудзу как перевозчик и торговец наркотиками.
Сото как преемник Кисена должен был возглавить подразделение группировки, куда входило и несколько корейцев. На самом деле корейцы составляли около десяти процентов в бандах якудзы. Из-за корейцев иногда возникали кое-какие неприятности, поэтому Сото должен был быть осторожен. Они были самым большим и самым дискриминированным меньшинством в Японии. Неотесанные, грубые люди, занимающие, как правило, нижние ступени социальной лестницы, они снискали себе славу «ирландцев Востока». Грустно признавать, но де Джонгу и всему остальному преступному миру приходилось жить с ними бок о бок. Этим вонючим пидерам некуда было больше податься.
Корейцев ввозили в Японию во время второй мировой войны как дармовую рабочую силу и никогда не позволяли им переступать через этот барьер. Не важно, как долго они или их дети жили в Японии — им всем систематически отказывалось в гражданстве и, соответственно, в связанных с этим привилегиях. Даже второму и третьему поколению детей, родившихся в Японии, не давали гражданства, и они были вынуждены регистрироваться как иностранцы. Считалось, что корейцу повезло, если он находил какую-нибудь черную работу. Далеко не многим удавалось устроиться на эстраду, проститутками, или чистильщиками обуви. Дискриминация загнала их в гетто, японские граждане в большинстве своем сторонились их, как прокаженных. У корейцев не было никаких шансов достичь чего-либо в японском обществе.
Вот почему корейская молодежь хваталась за возможность работать с якудзой, которая и сама находилась вне общества. К чести Кисена надо сказать, что он держал своих корейцев в кулаке, не давая им и японцам перегрызть друг другу глотки. Сото должен был добиться того же самого или держать ответ перед гайджином.
Оставался вопрос о маргиналах, которые противодействовали каждому слову де Джонга. За ними надо было неустанно наблюдать, потому что Урага тайно контактировал с ними, пытаясь запугать и склонить их на свою сторону. Если бы ему удалось заставить их отступиться, то он нанес бы сильнейший удар по авторитету и престижу де Джонга. До сегодняшнего дня еще ни один из маргиналов не посмел проявить своей скрытой сущности. У де Джонга было чувство, что сегодня до захода солнца они сумеют осознать порочность своего пути.
— Мы должны удвоить количество полетов игроков в Америку и на острова Карибского бассейна, — сказал де Джонг. — Излишне говорить о том, что Ла Серрас сделает все возможное, чтобы принять и устроить наших клиентов. Вряд ли стоит напоминать и о том, что все это является потенциальной прибылью компании саракин и не может нас не радовать. Я решил также увеличить ставки на наши кредиты. Уверен, что возражений здесь не будет.
Улыбки. Жадность — движущая сила цивилизации, как, впрочем, и многое другое.
Де Джонг раскрывал им все более широкие горизонты. Вместе с Ла Серрас они займутся сбытом краденых в Америке автомобилей и переброской их на Дальний Восток. Если Ла Серрас смогут добиться разрешения на строительство казино в Атлантик-Сити, японцы получают там долевое участие. В свою очередь, Ла Серрас становятся их младшими компаньонами в строительстве и эксплуатации богатого отеля, который сейчас возводится в Гонолулу под контролем группировки де Джонга. Это даст наконец возможность американцам получить точку опоры на Гавайях.
Деньги якудзы, отмытые через легальные компании и иностранные банки, заработают благодаря определенным инвестициям Ла Серрас начиная со строительства домов совместного владения в Атлантик-Сити, Нью-Йорке и Флориде.
— Самое главное, — сказал де Джонг, — что мы получаем неограниченный доступ к банкам, контролируемым американцами, в трех штатах. Это позволит нам перебрасывать деньги отсюда в Америку без всякого контроля со стороны властей. Я думаю, что вы понимаете, о чем я говорю. В частности, это значительно упростит наш бизнес с гонконгцами.
Де Джонг не посвящал Ла Серрас во все свои операции. Зачем? Умение хранить секреты позволяет тебе править остальными; раскрытие секрета может кончиться тем, что уже он будет управлять тобой. Поэтому он ничего не сказал американцам о том, что он называл своим «гонконгским секретом». Его группировка якудзы собиралась перебросить огромное количество наличных денег из этой колонии Британской короны на Гавайи и в Америку. Астрономические суммы, по сути дела, и главное — что они не принадлежали де Джонгу.
Его организация просто выступала в качестве курьера, чемодана для денег, размещенных в Гонконге; 1997 год приближался, и уже считалось небезопасным хранить такие деньги в Гонконге. 1997 год будет годом, когда Китай вправе объявить Гонконг своей территорией после стопятидесятилетней британской аренды. И прощай договор девятнадцатого века, навязанный китайцам под дулами орудий клевретами королевы Виктории.
Тем временем курс акций в Гонконге стремительно понесся к земле, подобно подстреленной птице. Цены на недвижимость падали с неменьшей скоростью. Деньги, о которых китайцы говорят, что они добавляют человеку достоинства на тридцать лет вперед, в кризисе повели себя совершенно недостойным образом. Одна мысль о надвигающемся коммунистическом перевороте заставляла гонконгских деловых людей ложиться спать в испарине.
Появился гайджин. Он уже давно занимался тем, что заставлял деньги двигаться по свету, свои и чужие. Итак, деловые люди Гонконга связались с ним, чтобы решить свои проблемы? Он может перебросить их накопления в более безопасный климат. Хотя, конечно, это будет задача не из легких.
— Кое-что вы сочтете забавным, — сказал де Джонг своим командирам. — У меня сложилось впечатление, что Ла Серрас сделают жизнь для Ураги в Америке далеко не легкой.
Пауза.
— Как, впрочем, и для его сторонников.
Он улыбнулся и посмотрел на маргиналов. Никто из них не смог выдержать его взгляда.
— И наконец, — сказал он, — Раймонд Маноа собирается баллотироваться в государственное учреждение. Конечно, с моего согласия. Думаю, что он победит легко. Он будет баллотироваться в Гавайский государственный сенат. Его победа будет нашей победой.
Раймонд Маноа был тем гавайским полицейским лейтенантом, с которым должен был встретиться де Джонг, если бы Алекс Уэйкросс не поставила им палки в колеса. Странный человек. Офицер полиции, имеет много наград за проявленное мужество. Коренной гаваец, он с благоговейной почтительностью относился к островам и их традициям, что сделало его очень популярным среди коренного населения Гавайев, которое не могло спокойно смотреть, как красота их острова безжалостно разрушается пришельцами.
Но под внешним налетом цивилизованности скрывалась звериная сущность мистера Маноа. Де Джонг именно его обязал найти и уничтожить Алекс Уэйкросс.
Ответив на вопросы, англичанин поднялся со скамеечки, тем самым показывая, что встреча окончена. Он повел их с корта для стрельбы из лука через дом в сад позади его особняка. Некоторые из командиров вытащили солнцезащитные очки из карманов, другие затеняли свои глаза руками: горячее ярко-белое солнце было невыносимо. Ничего. Де Джонг скоро сумеет отвлечь их от этой жары и света.
Он провел их по выложенной камнями и часто петляющей тропинке сада. Сад он спланировал сам, расположив его вокруг лаково-красного чайного дома, когда-то принадлежавшего великому Хайдейоши. Теплый воздух был напоен сладким ароматом вечнозеленых растений, цветущих орхидей, азалий, ирисов, хризантем и цветов сливовых деревьев редких сортов — все это поил влагой маленький ручеек, бежавший из-под угла его дома. Де Джонг также посадил лимонные и карликовые бамбуковые деревья, обрезав ветки, укоротив корни и привив их друг к другу, пока их причудливые искривленные формы не стали воплощением японского внутреннего видения и понимания природы.
Он не остановился в саду, а направился в окружении своих командиров к двери в дальней стене сада, открыв которую, он отступил в сторону и пропустил командиров вперед. Подождав несколько секунд, он присоединился к ним.
Они столпились в маленьком дворике, почти что пустом, если не считать обнаженного Виктора Паскаля. Он был растянут на десятифутовом квадратном куске оцинкованного железа, прислоненного к стене дворика. Его лицо распухло и кровоточило, а почерневший и набухший язык уже не помещался во рту. При виде де Джонга и японцев он медленно приподнял свою голову и попросил воды.
За запястья и лодыжки он был привязан к оцинкованному железу колючей проволокой, не дававшей ему пошевельнуться. Но самые тяжелые мучения он испытывал от жары, которая превращала этот железный лист в гигантскую сковородку. От любой попытки пошевелиться, предпринимаемой Паскалем, на его теле появлялись рваные раны. Де Джонг знал, что могут металл и железо. Это была пытка, которую он наблюдал в японском гестапо; ее применяли к взятым в плен английским и американским летчикам во время второй мировой войны.
Во дворик вошел кобун с ведром свежей холодной воды, он поставил его у ног Паскаля. Затем кобун сделал шаг назад от раскаленного на солнце железного листа, поклонился де Джонгу и встал рядом с ним, скрестив руки на груди. При виде воды Паскаль рванулся из силков колючей проволоки — и захрипел. Сквозь свое полубредовое состояние он увидел собственную скомканную фотографию, плавающую по поверхности воды. Смокинг, золотые украшения на руках. Улыбка для дам.
Де Джонг склонил голову набок и изучающе посмотрел на небритого окровавленного Паскаля.
— Фотографию нашли в ванной комнате, где погиб Кисен. Ее привез, по всей видимости, тот американский армейский офицер.
Он повернулся спиной к мулату.
— Я предоставил возможность американской женщине, мисс Барт, остаться в живых. Пока. Когда же она сыграет свою роль в поисках «армейского офицера»...
Необходимости продолжать не было.
Из дворика де Джонг вышел первым, за ним остальные. Около бассейна он остановился и погрузил ладони в прохладную воду, чтобы немного остудить себя. Сегодня он не предложит своим людям ни напитков, ни еды. Пусть у них останется сильное впечатление от того, что они видели в доме гайджина.
Когда де Джонг встал и повернулся, три человека в нетерпении ждали, чтобы поговорить с ним. Очень нервничали. Не могли поднять на него глаза. Маргиналы.
Взяв себя в руки, они поклонились, но не смели вновь поднять головы. Заговорил только старший.
— Оябун, разрешите поговорить с вами.
— О чем?
Тишина. Потом:
— Об Ураге.
— А, об Ураге. Хэй, ну что же поговорим об Ураге.
Глава 5
Оксфорд, Англия
1937
Мягким октябрьским вечером восемнадцатилетний Руперт де Джонг осторожно взбирался по ступеням старенького дома с меблированными комнатами на Голивелл-стрит, боясь уронить портативный граммофон, который он нес в руках. Только бы не уронить эту чертовщину, а то уже не придется послушать его новые пластинки Арт Татума и Дюка Эллингтона. Де Джонг, студент второго курса Оксфордского университета, приобрел восхитительную коллекцию композиций американских негров, музыку, которую средний англичанин называл бы дикой и декадентской и отказался бы «допускать» ее в свой дом. Типично дубоголовая британская аргументация.
Он заказал новый граммофон много месяцев назад, но до сих пор не получил и был вынужден пользоваться граммофоном одного коммуниста, своего приятеля из комнаты напротив. К сожалению, это означало необходимость выслушивать разглагольствования комми о диалектическом материализме, терпеть его обращение «товарищ» и делать вид, что тебе нравятся его комплименты по поводу того, как де Джонг потрясающе выглядит в своем шерстяном фланелевом костюме.
Вчера комми уехал в Соединенные Штаты для совместной работы с Американским студенческим союзом, который присоединился к резолюции Оксфорда «не поддерживать любую войну, объявленную правительством». Гитлер, Муссолини и японские лидеры вели переговоры о возможности создания оси Рим-Берлин-Токио. Другие государства, опасаясь происходящего, начали срочно перевооружаться. Война, сосредоточение всех человеческих преступлений, подошла совсем близко и казалась неизбежной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63