Когда мы вошли в кухню, завтрак был готов. Федора подала чай и тосты с медом и джемом.
– Вы так сладко спали, что у синьоры Анны не хватило духу разбудить вас, – сказала служанка, оправдывая то, что Эми не пошла в детский сад.
Моя мать, истая спартанка в вопросах режима, уже отступала ради меня от своих принципов и не тревожила мой сон, словно обращалась с важной персоной. Из ее кабинета, хорошо проветренного и свежего, как весенний дождь, доносилось стрекотанье пишущей машинки. Сама она начинала рабочий день ровно в восемь и не отрывалась от стола до самого завтрака. Вплоть до этого момента ее нельзя было беспокоить. Она писала только по утрам и за четыре часа успевала сделать страниц десять.
– Мама, поиграешь со мной сегодня утром? – попросила Эми, допивая свою чашку чая.
– Мне надо позвонить, – ответила я.
– Это не ответ, – возразила она миролюбивым тоном.
До чего же она походила на своего отца! И чуть заметная ямка посреди лба это сходство подчеркивала. «Монтальдо никогда не кусает Монтальдо», – вспомнила я слова Эмилиано, сказанные, когда я обратилась к нему по поводу моего увольнения, устроенного Лолой и Валли.
– Но это единственный ответ, который я могу тебе дать, – заявила я с такой же серьезностью. – Теперь иди одеваться, – сказала я, решив мягко настоять на своем и заставить мне подчиниться.
Эми послушалась. Я вошла в свою спальню и закрыла за спиной дверь. У меня не было, как у моей матери, своего кабинета, где я могла бы уединиться. Обычно я звонила и отвечала на звонки в гостиной, не имея никаких секретов от ушей домочадцев, а уединялась в спальне, только когда дело касалось моей личной жизни. Сейчас мне обязательно нужно было поговорить с адвокатом Овидием Декроли в Женеве, я должна была сделать это незамедлительно и нуждалась в спокойной обстановке.
– Месье Декроли нет в Женеве, – ответил мне четкий и вежливый голос секретарши, не проявившей к моей особе никакого внимания.
– Когда он будет? – спросила я, не скрывая разочарования от провала моей первой попытки.
– Боюсь, не раньше конца месяца, – сообщила она. – Повторите, пожалуйста, ваше имя.
– Арлет Аризи, – повторила я.
– Очень хорошо, синьора. До свидания, синьора, – равнодушно сказала секретарша.
Я положила трубку разочарованная. Мой дебют в качестве богатой и могущественной женщины нельзя было назвать удачным. Энтузиазм моей матери невольно внушил мне, что Декроли только меня и ждет. Вместо этого я сама должна буду ждать его бог знает сколько времени, прежде чем предстану пред светлыми очами знаменитого юриста, в руки которого Эмилиано вверил состояние.
Я вышла из комнаты. Эми сидела на полу перед дверью с умоляющим выражением на лице. Она была аккуратно одета и старалась казаться взрослой, чтобы походить на целлулоидного идола современных девчонок – Барби.
– Поиграешь со мной? – попросила она, обратив на меня полувопросительный-полуобиженный взгляд.
– Хорошо, – капитулировала я. – Дай мне лишь только одеться, а потом мы выйдем вместе, – пообещала я.
Она не давала мне времени собраться с мыслями. Это прерогатива детей и стариков. Они всегда требуют внимания полного и немедленного.
Мы уже вышли из подъезда, когда Федора, запыхавшись, догнала нас.
– Тебя к телефону, Арлет, – с трудом переводя дух, сообщила она.
– В такое время? Кто это? – спросила я.
А Эми сразу же приняла печальное выражение человека, обманувшегося в своих ожиданиях.
– Синьор Декроли, если я правильно поняла, – уточнила Федора.
Я постаралась взглядом успокоить дочь, но у нее уже был свой жизненный опыт, и она знала, что в нашем доме звонок почти всегда означает неожиданный отъезд или долгое ожидание. Ее надежды на совместную прогулку развеивались, как дым.
– Синьора Аризи, я звоню вам из Лондона, – сказал женевский адвокат.
Ого! Значится и впрямь в мгновение ока превратилась в важную персону.
– Я думаю, мы должны встретиться, – пролепетала я, словно была при последнем издыхании.
Теперь, когда слова матери облекались в реальность, я была неуверенна и смущена.
– Я тоже так думаю, синьора, – согласился он. Голос у него был ясный и сильный. – Вас устроит, если мы встретимся завтра?
– Конечно, – пробормотала я. – Завтра это прекрасно. Где?
– У вас дома, естественно. Завтра утром, как только приеду, я позвоню вам. – У него был сердечный, почти радостный тон.
Я же чувствовала себя нерешительной и взволнованной.
– Я буду ждать вашего звонка, – сказала я.
Декроли, видимо, заметил мое замешательство и почувствовал необходимость успокоить меня.
– Вам не о чем волноваться, синьора Аризи, – мягко сказал он. – Все будет хорошо.
Инстинктивно я поднесла руку к золотой булавке Эмилиано, найденной в «Гранд-Отеле», которую приколола к вырезу моего платья.
– Надеюсь, раз вы так говорите, – пробормотала я, прежде чем положить трубку.
Вместо того чтобы ждать меня на площадке, Эми снова вошла в дом и стояла на пороге с нахмуренным видом, глядя на меня, словно богиня-мстительница.
– Что за важную вещь ты хочешь мне сообщить? – спросила я с невинным видом.
Она закусила нижнюю губу.
– Ты же мне обещала…
– Что обещала? – улыбнулась я.
– Что мы пойдем с тобой гулять.
– А ты, значит, передумала. Что ж, очень жаль. – Я изобразила разочарование.
– Почему это я передумала? – закричала Эми. – Ничего я не передумала. Я хочу гулять с тобой! – Она побежала мне навстречу и обняла меня, наполнив дом своим серебристым смехом.
Недовольное выражение исчезло, и ее личико светилось радостью.
Я поговорила с адвокатом Декроли, продумала свои честолюбивые планы и могла теперь полностью посвятить себя своей дочери, этому солнечному утру, которое ожидало нас, бесконечной болтовне с ней о легкомысленных и незначительных вещах, но исключительно приятных.
Через несколько минут, держась за руки, мы вышли из дома.
– Мамочка, куда мы пойдем? – спросила дочь.
– Куда ты захочешь, – снисходительно ответила я.
– Пешком или на Камилле? – продолжала расспрашивать она.
Эми тоже называла мой автомобиль Камиллой. Многие вещи у нас имели имена; стиральная машина звалась Гвендалина, холодильник – Бернардо, а миксер – Джиг-Робот.
Камилла стояла все там же, у тротуара, где я поставила ее накануне вечером, когда вернулась из Римини. Я прошла рядом с машиной и дружески похлопала ее по капоту.
– Пойдем пешком, – решила я. – Это приятно, удобно, экологично и, главное, полезно для здоровья.
– Привет, Камилла, – поздоровалась с ней Эми. – Сегодня у тебя выходной, – добавила она, подражая Федоре, – можешь делать что хочешь.
– Начнем с новостей, – предложила я. – Пойдем купим газеты. – Я показала на газетный киоск на углу, на другой стороне улицы.
– Можно мне тоже выбрать для себя газету? – спросила Эми.
– Ну, конечно. – Если бы сегодня она попросила у меня луну с неба, я бы нашла способ ее достать.
Мы направились через дорогу. В нескольких шагах от тротуара я услышала крик: «Берегитесь!»
Я увидела, как Эми вспрыгнула на тротуар, на который я инстинктивно ее вытолкнула, душераздирающий крик разорвал мой слух, и ревущее железное чудовище бросило меня в пустоту. И наступила тишина…
Глава 3
Я не знала, где нахожусь и что со мной, но я двигалась. Или, вернее, что-то двигалось подо мной. Единственное, в чем я была уверена, – это рука Эми, которую я сжимала в своей. Я слышала какие-то далекие шумы, таинственные отголоски. Я словно бы стояла на эскалаторе, который двигался в темноте. Скрежет зубчатых колес, по которым бежала лента транспортера, болезненно отдавался у меня в голове.
Я издала стон, который лишь усилил мои страдания.
– Кажется, она приходит в себя, – радостно сказал голос, который доносился откуда-то из темноты.
Боль неизмеримо усилилась.
– Слух начинает восстанавливаться, – сказал тот же голос. – Завтра мы сделаем еще одну пункцию. Все остальные анализы хорошие.
Маленькая ручка дочери в моей руке была для меня сейчас единственным утешением.
– Арлет, – позвал женский голос. – Арлет, ты меня слышишь?
Кто такая Арлет? Боль была не такая ужасная теперь, но все еще очень сильная.
– Мне плохо, – пожаловалась я неизвестному.
– Она говорит, – сказал прежний голос.
Я утонула в пустоте, в то время как чернота перед глазами постепенно рассеивалась, превращаясь в молочно-серую пелену. Я находилась в тумане или в облаке? Боль была терпимой. Сквозь серую дымку проступил большой освещенный диск. Это были часы, показывавшие четыре. Они выплыли из тумана и вернули меня к действительности. Меня везли на каталке.
Когда мы с Эмилиано вышли из аэропорта Линате, такие же круглые часы показывали четыре. Мы возвращались тогда из нашего первого путешествия в Париж.
В самолете, летящем в Милан, мы сидели один напротив другого, разделенные столиком, подобным тем, что в вагоне-ресторане Восточного экспресса. Эмилиано положил на его блестящую поверхность кипу бумаг, которые внимательно изучал. Он оторвался от них, чтобы сказать мне, что я изменяю его жизнь и его восприятие мира. Я сказала ему в ответ, чтобы он не смеялся надо мной, и спросила, продиктовано ли это его поведение стандартной техникой обольщения, которую он использует со всеми женщинами, или это какой-то запасной вариант.
Я попросила его отпустить мою руку, которой он уверенно завладел и от которой, казалось, не имел намерения отказаться. Он сжимал мою руку и бросал на меня страстные взгляды, шепча какие-то любовные слова.
– Я больше не отпущу тебя, – сказал он с юношеской пылкостью, словно это было с ним в первый раз.
– А с чего ты взял, что я согласна? – с вызовом спросила я.
– Я это знаю, и довольно, – решительно заявил он.
И он был прав. Я чувствовала, что готова идти за ним на край света, что сделала бы все, что он захотел. Он нравился мне, я любила его. Меня все увлекало в нем: как он говорил, как двигался. Даже в этой его угловатой юношеской дерзости было что-то, что околдовывало меня.
Эмилиано отодвинул в сторону бумаги и взял мою вторую руку, как бы держа меня в своем плену.
– Я спрашиваю себя, как я мог жить без тебя все эти годы, – сказал он, нежно глядя в мои глаза.
– Но ты ведь даже не знал моего имени, – отшутилась я.
Стюардесса принесла нам бутылку шампанского в серебристом ведерке со льдом. Это был единственный момент, когда я почувствовала неудобство при мысли, что эта девушка, должно быть, видела подобные сцены много раз.
Ее отстраненная улыбка и та изящная ловкость, с которой она управлялась с сервировкой, свидетельствовали о высокой профессиональной выучке.
– Я все знаю о тебе, – сказал Эмилиано, когда стюардесса ушла.
– Послушаем, – подстегнула я.
– Диплом с отличием филологического факультета. Принята в издательство корректором. Краткая стажировка в отделе документации. Через шесть месяцев редактор в «Универсо Донна». Через год перешла в «Оридзонти» с повышением. После курсов повышения квалификации специальный корреспондент. Продолжать? – спросил он.
– Давай, – с вызовом сказала я.
– Ты была специальным корреспондентом вплоть до дня твоего увольнения. В прошлом, – продолжал он, – у тебя был роман, довольно серьезный, но не очень пылкий, с архитектором Джованни Полетти, консультантом одной нашей книжной серии. Ты бросала его и снова сходилась с ним пару раз. Потом связалась, но тоже не слишком прочно, с Арриго Бьонди, фотографом из «Оридзонти». Потом, примерно год, не встречалась ни с кем. Некоторые ухаживали за тобой, но не добивались успеха.
Я вспыхнула от унижения и злости.
– Досье собрано по всем правилам. – Я вырвала свои руки из его рук с энергией и силой, на которые не считала себя способной. – Значит, твои информаторы следили за мной даже в спальне, – рассердилась я.
– Эмилиано примирительно улыбнулся.
– В твоем случае они ограничились поверхностным наблюдением. Не верится, что я разговариваю с журналисткой, которой должны быть известны некоторые механизмы добывания информации.
– Гнусные, подлые! – вспылила я. – И коварные, – добавила я, пока он молча наливал мне выпить.
– Ты и вправду не знала, что многие фирмы заводят досье на своих служащих? – удивился он.
– Я считала это полицейским методом, давно вышедшим из употребления, – сказала я.
Эмилиано разразился смехом.
– Тогда они правильно сделали, что уволили тебя, – шутливым тоном сказал он. – В мире, построенном на вымогательстве и шантаже, определенная информация является необходимой. Я лично приказал убрать подслушивающие устройства из моего кабинета, но не уверен, что они не установлены в других помещениях нашего издательства. Таков мир, в котором мы живем, таковы правила игры, в которую мы играем.
– Постыдные правила, – обрушилась я на него.
– Не стану спорить, – согласился он. – Это, однако, не меняет существа дела.
– Уверена, что именно твои сестры заправляют этим деликатным отделом, – с презрением заявила я. – Если это вообще не их изобретение.
– На этот раз должен тебя разочаровать, – сказал он. – Идея принадлежала отцу. Он считал, что его издательство – это одна большая семья, где не должно быть секретов.
– Свои, тем не менее, он крепко держал при себе, – ядовито заметила я.
– Полагаю, что да, – согласился Эмилиано.
Самолет пошел на посадку и через десять минут приземлился. В стороне от летного поля нас ожидал роскошный лимузин. Было четыре часа пополудни.
– Думаю, мы больше никогда не увидимся, – сказала я, направляясь к стоянке такси.
Я чувствовала себя уязвленной, разъяренной этим грубым вмешательством в мою личную жизнь.
– Мы еще увидимся с тобой, Арлет. И намного раньше, чем ты воображаешь, – пообещал Эмилиано.
Он повернул меня к себе и крепко поцеловал, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей, поцеловал так нежно и настойчиво, что у меня захватило дух.
– Отвези синьору домой, – приказал он шоферу.
Улыбнулся мне и добавил:
– А я возьму такси и поеду в издательство. Отдыхай. В восемь я за тобой заеду. Поужинаем вместе.
– Меня не будет дома, – солгала я в попытке вернуть хоть часть своего достоинства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46