Единственный способ хоть как-то контролировать себя заключался в юморе. И мы пытались шутить. Александр специально ходил с таким видом, словно испытывал непереносимые физические мучения, и, когда я, смеясь, говорила, что он несколько переигрывает, отвечал, что чувствует себя соответственно.
Между уроками он забегал в мой кабинет, закрывал дверь, страстно целовал меня и исчезал так стремительно, что я не успевала ничего сообразить. Каждый вечер мы ходили гулять или, если шел дождь, пили кофе в комнате отдыха шестого класса. И все же, несмотря на то что нам практически не удавалось остаться наедине, мы ухитрились два раза заняться любовью.
Первый раз это произошло в сарае в двух милях от школы. Но я не жалела ни о грязных туфлях, ни о растрепавшихся волосах: я была как в лихорадке с самого утра, когда обнаружила в его наволочке записку, где он назначал мне встречу в четыре часа, когда остальные шестиклассники обычно делали уроки или слушали пластинки в комнате отдыха.
Так как многие мальчики регулярно навещали и мисс Энгрид, и меня в коттедже, частые визиты Генри и Александра не вызывали особых подозрений. И все же, несмотря на его активные протесты, я запретила Александру приходить слишком часто и одному. Правда, однажды ранним вечером он все же пришел, как раз когда я собиралась принимать ванну. Неизбежное случилось, и лишь чудом мы успели одеться на несколько секунд раньше, чем в дверь постучали и вошла мисс Энгрид.
Она подозрительно оглядела нас, и я была так напугана и взвинчена, что после ее ухода между нами с Александром произошла первая крупная ссора. Больше всего меня возмутило то, что на Александра, казалось, происшедшее не произвело никакого впечатления. Я считала мальчишеством думать, будто мисс Энгрид станет держать нашу сторону. Александр, который ненавидел, когда я ему напоминала о возрасте, не остался в долгу и заявил, что я просто стыжусь его.
– Честно говоря, гордиться тем, чем мы занимаемся, действительно не приходится, – не удержалась я.
Александр побледнел от ярости:
– Значит, ты все-таки стыдишься меня! Я для тебя всего лишь похотливый мальчишка, который удовлетворяет твои…
– Не смей со мной так разговаривать! Я бы никогда не была с тобой, если бы не любила! Но твое глупое, безответственное поведение очень быстро приведет к тому, что наши отношения станут предметом всеобщего обсуждения. Ты не должен сюда больше приходить, слышишь?
– Договорились! И не пытайся засовывать записки в мою наволочку: я буду сжигать их, не читая.
После этой ссоры мы не разговаривали два дня. Первым не выдержал Александр, и я обнаружила записку, просунутую под дверь моего кабинета. В ней он писал, что был не прав по отношению ко мне. На самом деле он так не думает. Он не хотел причинить мне неприятности, просто его любовь так велика, что хочется рассказать о ней всему миру. Хотя он понимает, с его стороны это было ребячеством. В конце он просил встретиться с ним как можно скорее. Эту записку я проигнорировала, и на следующий день обнаружила вторую, а через день – еще две. Я упорно не реагировала на них. Последнюю записку я получила в коттедже, и в ней мне советовали идти к черту.
Я очень болезненно переживала эту ситуацию, на душе было тяжело и неспокойно. Меня преследовал ужас возможного разоблачения, я не знала что делать и стала часто плакать. В слезах меня и застал Александр, зайдя однажды в мой кабинет.
Не говоря ни слова, он обнял меня и притянул к себе. Я попыталась отвернуться.
– Нет! Не надо! – По голосу чувствовалось, что Александр не на шутку рассердился. – Ради всего святого, Элизабет, почему ты заставляешь нас обоих так страдать?
– Я не знаю, что делать. Я люблю тебя, действительно люблю, но…
– Послушай! И ты, и я с самого начала знали, что нам будет нелегко. Так зачем создавать себе еще и дополнительные трудности?
И я послушно прижалась к нему. В тот момент мне было совершенно безразлично, что кто-то может зайти и обнаружить нас. Единственное, что имело значение, – это Александр и моя любовь к нему.
– Они вернулись! – воскликнул Александр. – Эти проклятые цыгане снова вернулись!
Генри оторвался от своей газеты и посмотрел на друга: Было послеобеденное время, они сидели около теннисных кортов, читая утренние газеты и периодически отпуская грубоватые замечания по поводу играющих.
– Слава Богу, что я не дома! – продолжал Александр. – Как сейчас вижу своего папашу – пунцового от злости и с этой чертовой веной, которая у него пульсирует на шее. В такой ситуации любой здравомыслящий человек постарается держаться от него подальше.
Ухмыльнувшись, Генри взял у Александра газету и протянул ее мне.
– Ты читала об этом сброде? – спросил Александр. – Мама считает, что они не оставят нас в покое, пока отец будет продолжать свои язвительные высказывания. Хотя то, что он говорит, – чистая правда. Я видел этих цыган, когда был дома на Рож дество. Грязные попрошайки. Интересно, правда ли, что они занимаются детской проституцией? В местной газете писали, что правда.
– И не только в местной, – вставил Генри. – Здесь тоже кое-что об этом пишут.
– Генри, мальчик мой, а тебе-то зачем об этом читать?
Я рассмеялась:
– Вы такой сноб, Александр Белмэйн!
– Полностью с этим согласна, – раздался голос подошедшей к нам мисс Энгрид.
Александр состроил забавную гримасу и повернулся к Генри:
– Ну и что именно там пишут?
– Все то же. О детской проституции. Да, и еще цитируют твоего отца. Якобы он собирается обратиться в Рентокил.
Александр расхохотался, я же озадаченно спросила:
– Ренте… что?
– Рентокил. Общество по борьбе с бродяжничеством, – просветила меня мисс Энгрид.
– Это вполне в духе моего отца. Он, наверное, уже из штанов выпрыгивает от нетерпения в предвкушении скорой битвы.
– Александр!
– Прошу прощения, мисс Энгрид, я немного забылся.
Он послал ей воздушный поцелуй, и я с трудом удержалась от смеха.
– Кстати, – сменила я тему, когда мисс Энгрид ушла, – что вы двое здесь делаете? Я полагала, сегодня днем вы собирались в театр.
– Мистер Лир заболел, – ответил Генри, допивая смесь имбирного пива с лимонадом.
Александр протянул мне свою банку.
– Какое счастье, что я сейчас не дома. Близость этой компании действовала бы мне на нервы.
Встав, он обнял меня сзади и слегка поцеловал в шею. Я испуганно отпрянула в сторону.
– Александр, опомнись! Нас могут увидеть!
Он весело рассмеялся, не обращая внимания на мой сердитый взгляд, и уже через полминуты я слышала собственный голос, приглашающий его заглянуть после ужина ко мне в кабинет.
– А знаешь, Элизабет, о чем я думал? – Генри потянулся и зевнул. – Как бы так устроить, чтобы ты смогла поехать в Оксфорд вместе с нами.
Глядя на Александра, который снова сел и взял газету, я с трудом заставила себя улыбнуться. Генри коснулся больной темы. Мысли о разлуке я усиленно гнала прочь, хотя и понимала, что скоро наступит день, когда Александр покинет Фокстон навсегда.
– Надеюсь, что студентки Оксфорда несколько более соблазнительны, чем девицы из школы Святой Винифред, – продолжал размышлять вслух Генри. – Представляю, какие оргии мы будем там закатывать! Наверное, имеет смысл слегка попрактиковаться. Не могу же я допустить, чтобы все женщины доставались только тебе.
Уходя, я слышала, как Александр сердито произнес:
– Генри, друг мой, что случилось с твоей головой?
Последовала пауза, после которой снова заговорил Генри:
– Извини! Не знаю, что на меня нашло. Просто говорил, не подумав.
Несколько минут спустя, сидя в кабинете, я услышала звук открывающейся двери.
– Не надо ничего говорить! – опередила я его. – Нам следует примириться с неизбежным. И когда наступит время уезжать, то…
– Это будет еще нескоро. Кроме того, мой отъезд в Оксфорд ничего не изменит в наших с тобой отношениях. Мы будем видеться все время.
Он поцеловал меня, и в который раз я почувствовала, что моя воля как бы распадается на части. Я потеряю его, очень скоро я его потеряю! Отпустив меня, Александр широко улыбнулся.
– Не понимаю, что тебя так развеселило, – сказала я. – Ты. – Я? Почему?
– Сам не знаю. – Александр беззаботно пожал плечами и снял с меня шапочку. Он стал вытаскивать шпильки, и мои волосы рассыпались по плечам. – Волосы и глаза цвета черного дерева. Подними юбку, я хочу видеть твои ноги.
– Можешь прийти ко мне в коттедж сегодня вечером попозже, где-то после десяти? – спросила я, когда он запустил пальцы под мои чулки. – Я хочу заняться с тобой любовью.
Александр перестал улыбаться и очень серьезно ответил:
– Я буду у тебя после десяти.
Я купила немного вина, достала арахис с хрустящим картофелем, но пришел Александр, и все это было забыто. Позднее, когда мы сидели у камина, среди разбросанной повсюду одежды, Александр начал говорить о том, что произошло между нами. В тот вечер мы впервые попробовали оральный секс. И вдруг, сама не знаю почему – может быть, потому, что целый день меня не оставляло какое-то смутное беспокойство, – я расплакалась.
Александр осекся на полуслове и подсел поближе ко мне.
– Что с тобой? Мне казалось, что тебе понравилось. Извини, мы больше не будем этим заниматься.
– Конечно, понравилось! – рассмеялась я сквозь слезы. – Поэтому и плачу.
Вздохнув, я склонила голову ему на плечо. Александр поднес бокал к моим губам, потом сам сделал глоток.
– О чем ты думаешь? – спросил он, придвигая стул и облокачиваясь на него.
– О том, что однажды ты оглянешься назад и вспомнишь, как все это было у нас. Как сильно мы любили друг друга, как многому друг друга научили…
– Мне не нравится, как ты это говоришь. Мы будем оглядываться назад вместе, разве не так?
– Я только хотела сказать, что если по какой-то причине мы все-таки не сможем быть вместе, то все равно всегда будем помнить друг друга. По крайней мере, я на это надеюсь.
– Перестань, Элизабет. Не смей говорить таких вещей. Тебя расстроили слова Генри, там, у кортов, да? Ну что ж, тогда послушай, что я тебе скажу: я не поеду в Оксфорд! Я решил, что так для нас будет лучше.
Я улыбнулась:
– Конечно же, ты поедешь в Оксфорд. Если ты этого не сделаешь, мне действительно придется оставить тебя. И вообще не обращай на меня внимания: я просто хандрю. Где наше вино?
Александр поднялся и принес бутылку. Я наблюдала, как он разливает вино по бокалам.
– Улыбнись, пожалуйста. Хочу еще раз увидеть твой искривленный зуб.
Он рассмеялся и поцеловал меня. И сразу тревога, не оставлявшая меня весь день, куда-то ушла, потому что каждый раз, когда мы были вместе, мы становились одним целым.
Утром, несколько дней спустя, мы с мисс Энгрид паковали аптечки первой помощи и лениво обсуждали недавнее посещение Фокстона девочками из школы Святой Винифред. Высказав категоричное мнение о том, что во время подготовки к выпускным экзаменам мальчикам нужно думать об учебе, а не о девочках, мисс Энгрид вышла, чтобы заварить себе чаю. Вернувшись с полной чашкой, она не стала сразу пить, а села: на стул й посмотрела ни меня долгим, тяжелым взглядом.
Я почувствовала себя неловко и попыталась рассмеяться:
– Мисс Энгрид, это я, Элизабет. Вы смотрите на меня так, словно видите впервые.
Мисс Энгрид, однако, была серьезна.
– О нет, моя дорогая. Я видела вас множество раз.
– Боюсь, что я вас не совсем понимаю, мисс Энгрид.
В ответ она тяжело вздохнула и принялась за чай. Похолодев от страха, я ждала продолжения.
– Понимаете, Элизабет, вся эта болтовня насчет девочек из Святой Винифред… – снова начала мисс Энгрид. – А впрочем, давайте не будем ходить вокруг да около! Вы же прекрасно знаете, о чем я хотела поговорить с вами. – Мисс Энгрид немного подождала, но, поняв, что я не собираюсь отвечать, без всяких обиняков спросила: – Вы знаете, что вы делаете, Элизабет?
– Собираю аптечки первой помощи, – попыталась отшутиться я.
– Элизабет!
Я покраснела и отвела взгляд.
– Прошлой ночью я видела, как он выходил из коттеджа.
Решившись наконец поднять глаза, я прочитала па лице мисс Энгрид молчаливую просьбу не лгать и не изворачиваться. И хотя мне очень хотелось сказать, что это неправда, что ей показалось, я почувствовала, что не могу этого сделать. Поднявшись со стула, я прошла в другой конец комнаты и встала у окна, спиной к мисс Энгрид.
– Я не знаю, что сказать.
– А говорить ничего и не надо. Сейчас надо подумать о том, что вам делать.
Я сглотнула застрявший в горле ком. Мне хотелось плакать, кричать, что она, сующая нос не в свои дела старая дева, не имеет права вмешиваться в мою жизнь. Но в глубине души я понимала: она права.
– За последнее время он очень сильно отстал в учебе. Он даже провалился на последнем экзамене по латыни. Вам известно об этом? Наверняка нет. А сегодня, кажется, он сдает английский? – Я кивнула. – Мистер Лир уверен, что его постигнет та же участь.
– Мистер Лир знает? – испуганно выдохнула я.
– Нет. Но у него, как и у всех, начинают возникать вопросы. Ведь Александр всегда учился лучше других. Значительно лучше. А теперь… Вы знаете, что его вызывал к себе мистер Лоример? Мальчик одержим вами, Элизабет. Он утратил способность мыслить и трезво оценивать происходящее. И не мне говорить вам, что произойдет, если в следующем году он тоже завалит экзамены.
Конечно, я ее прекрасно понимала. Как можно более тактично мисс Энгрид сообщала мне, что я разрушаю жизнь Александра.
– Вы думаете, я должна уехать из Фокстона?
– Нет. – Мисс Энгрид была категорична. Она считала, что, если я уеду, это еще хуже подействует на Александра и он вообще забросит учебу. Мне нужно было просто поговорить с ним и попытаться заставить его здраво: оценить сложившуюся ситуацию.
– Вы собираетесь рассказать о нас всем? – спросила я.
Мисс Энгрид улыбнулась, и я впервые увидела, что эта сдержанная, пожилая женщина готова вот-вот расплакаться.
– Нет, – сказала она. – Думаю, Элизабет, я понимаю ваши чувства к Александру. Остальные будут считать, что вы сознательно завлекли его, играли с ним, как кошка с мышью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49