драгоценные камни и металлы закупались совершенно официально, и за них была уплачена соответствующая таможенная пошлина.
Когда я рассказал о маске Элизабет, она поначалу просто не могла в это поверить.
– Знаешь, Кристина говорила, что навязчивая идея насчет маски появилась у Эдварда по моей вине. После того как он понял, что я никогда не смогу полюбить его так, как он этого хотел. А теперь оказывается и с маской его жестоко обманули. Бедный Эдвард! Все эти годы, Александр, я жила с ним и почти совсем его не знала. Я никак не могу до конца постичь даже его отношение ко мне. Очень многое в нем нельзя объяснить только любовью.
– Элизабет, сейчас самое важное, чтобы ты перестала казнить себя. Ты ничего не могла сделать. Ты же сама сказала, что его жестоко обманули. А к тому времени, как он обнаружил обман, это был уже ненормальный человек. Он просто сошел с ума. Сейчас тебе следует думать не о нем, а о Кристине. Элизабет, эта женщина пыталась убить тебя. И весьма вероятно, что она предпримет еще одну попытку.
Элизабет вздрогнула и побледнела, но я не дал ей перебить себя и продолжал:
– Посмотри же наконец правде в глаза! Согласно условиям завещания в случае твоей смерти все деньги переходят Кристине. По крайней мере, до тех пор пока Шарлотта и Джонатан не достигнут со вершеннолетия.
– А к тому времени, – вмешалась Каролина, – Кристина позаботится, чтобы им было нечего наследовать.
Мы разговаривали в доме у Генри, куда я заехал по дороге домой. Зная, что Кристина на свободе и в любую минуту может объявиться где угодно, я не мог допустить, чтобы Элизабет с детьми жили на Прайори-Уок, и они временно переехали к Генри. Дом звенел от детского смеха и громких голосов. Ведь у Генри и Каролины к тому времени было уже четверо своих детей, а теперь к ним еще добавились Шарлотта и Джонатан. Генри проводил меня до дверей.
– Почему ты до сих пор ей не сказал?
– Я обязательно скажу. Я заеду попозже и заберу ее на нашу квартиру. Мне кажется, будет лучше, если она узнает эту новость, когда мы останемся наедине.
Суд должен был состояться в следующий понедельник в Олд-Бейли. А не сказал я Элизабет, что прокурором назначен Майкл Сэмюэльсон. Я не раз наблюдал, как Сэмюэльсон скрещивал шпаги с адвокатами, которые были гораздо опытнее меня. Единственное, чего я не наблюдал ни разу, – это чтобы Сэмюэльсон проиграл хотя бы одно дело. Даже Фредди Ризу.
Глава 28
Секретарь суда стоял, держа в руках большой лист с обвинительным актом. Из-за него виднелись только лысина и очки. Сзади, на своем обычном месте, сидел судья Макки. Он никогда не отличался особой представительностью, а в парике и красной мантии казался совсем гномом, что, однако, нисколько не умаляло его обычной желчности и раздражительности. В зале яблоку негде было упасть. Для меня явилось ударом то, что заседание решили проводить в первом зале суда. Это было, пожалуй, самое мрачное помещение во всем Олд-Бейли. Темные деревянные панели давили на психику и вызывали клаустрофобию. Я посмотрел на Элизабет. После бессонной ночи ее лицо резко осунулось, под глазами залегли темные круги, а кожа казалась голубоватой, в тон синему платью. Кроме того, за последнее время она очень похудела и теперь напоминала скелет. Рядом со скамьей подсудимых, за спиной Элизабет, стоял полицейский. Я поспешно отвел взгляд. Сейчас ни в коем случае нельзя было позволить эмоциям захлестнуть себя. На несколько мгновений я увидел зал суда глазами Элизабет. Знакомые и незнакомые лица, черные мантии, белые парики. Жуткая декорация в каком-то безумном театре.
– Подсудимая, вы обвиняетесь по пяти пунктам. Пункт первый. Убийство. Согласно ему пятого сентября 1981 года вы убили Дэниела Реймонда Дейвисона. Признаете ли вы себя виновной?
– Не признаю. – Элизабет говорила очень тихо, но твердо, и при этом смотрела прямо на судью.
Тот делал вид, что этого не замечает.
– Пункт второй. Поджог. Согласно ему пятого сентября 1981 года вы, в нарушение закона 1971 года "О нанесении ущерба с преступным умыслом", часть первая, параграф второй, пункт… – гнусавил секретарь, дотошно перечисляя все пункты и подпункты. – Признаете ли вы себя виновной?
– Не признаю.
То же самое повторилось еще трижды по мере того, как Элизабет предъявляли обвинения в краже, подделке произведений искусства и приобретении краденого. Затем приводили к присяге присяжных. И вот наконец со своего места поднялся Майкл Сэмюэльсон. Суд начался.
В течение двух дней выступали свидетели обвинения. Основной упор делался на убийство и поджог, но именно по этим двум пунктам никаких прямых свидетельств не было. Никто не видел, как именно начался пожар. И вот наконец на третий день пришла очередь Элизабет. Пока нам было совершенно не из-за чего волноваться, потому что практически все свидетельские показания основывались только на слухах и предположениях. И тем не менее, когда Элизабет приводили к присяге, я услышал, как дрогнул ее голос. Все присяжные не сводили с нее глаз. Ведь теперь перед ними наконец оказался единственный человек, который действительно знал, что именно произошло на складе в тот день.
Мы начали с условий завещания Эдварда. Мне бы, конечно, очень не хотелось их затрагивать. Но я прекрасно понимал, что если первым не подниму этот вопрос, чуть позже это сделает Сэмюэльсон, и тогда все будет гораздо хуже.
Лишь предоставив возможность присяжным убедиться в том, что у Кристины были все основания желать смерти Элизабет, я перешел к событиям, происшедшим в день пожара.
Ободряюще улыбнувшись Элизабет, я попросил ее рассказать, когда именно она вернулась в Вестмур в день пожара и что произошло после того, как она обнаружила записку Кристины. Элизабет спокойно и подробно рассказала и о самой записке, и о телефонном разговоре с Кристиной. Подтвердив показания Канарейки о том, что она якобы поехала по магазинам, Элизабет упомянула и встречу с мисс Барсби, и то, как она возвращалась обратно в Вестмур, испугавшись, что записка Кристины может попасться кому-то на глаза.
– Вы можете предъявить суду эту записку? – спросил судья Макки.
– Боюсь, что нет, ваша честь, – ответил я.
Мы действительно так и не смогли найти записку, хотя поиски были более чем тщательными. В результате мы пришли к выводу, что она просто сгорела во время пожара.
– Понятно.
Голос Макки не выражал никаких эмоций, но и одного слова было достаточно, чтобы поставить под сомнение факт существования записки. Кроме того, ее отсутствие косвенно подтверждало показания мисс Барсби: она, мол, показывала офицерам таможенной службы дорогу в Вестмур, а Элизабет, увидев их, резко развернула машину с явным намерением укрыться от правосудия. Я снова повернулся к Элизабет:
– Что вы сделали после того, как забрали записку?
– Поехала прямо к складу. Когда я туда приехала, Дэн – смотритель – стоял у дверей. Но я не стала с ним разговаривать, а сразу побежала на второй этаж, где у моего мужа было довольно большое складское помещение. Я искала Кристину, но ее нигде не было. До этого дня я была на складе только один раз, но помнила, что в конце коридора должно быть еще одно складское помещение, чуть поменьше размером. Эдвард также использовал его в качестве кабинета. По дороге туда я заглядывала во все комнаты в надежде все-таки найти Кристину. А открыв дверь маленького склада, закричала и стала звать Дэна.
– Пожалуйста, объясните суду, почему вы стали звать Дэна.
– Потому что комната была полностью разгромлена. Сначала я даже не могла поверить собственным глазам. Хотя даже эти обломки, насколько мне известно, стоили целое состояние.
Краем глаза я заметил, что Сэмюэльсон поспешно делает какие-то пометки в блокноте.
– И что же случилось потом? – спросил я.
– Я услышала какой-то шум за спиной, резко обернулась, но даже не успела ничего сообразить. Меня тотчас же затолкали в комнату.
– Сможете ли вы опознать человека, который на вас напал?
– Нет. Могу лишь утверждать, что это был мужчина.
– Мужчина. Но ведь приехать вас попросила сестра вашего покойного мужа, разве не так?
– Так.
– Скажите, а вы вообще видели вашу золовку в субботу после обеда?
– Нет.
Я кивнул.
– И что же произошло после того, как вас затолкали в ту комнату?
– Я упала на какие-то осколки и в ту же минуту почувствовала резкий запах бензина. А потом кто-то бросил на пол зажженную газету, и дверь захлопнулась.
– Рассказывайте, пожалуйста, дальше.
– Внезапно все вокруг вспыхнуло. Я попыталась добраться до двери, но она была заперта. Я стала искать что-нибудь, чтобы вышибить ее, но поскользнулась и упала. На мне загорелась одежда. Я хотела крикнуть, но не смогла. Вся комната была заполнена едким дымом, и мне с трудом удавалось даже дышать.
Тогда я всем телом навалилась на дверь, но какая-то сила отбросила меня обратно в огонь. Сначала я даже не сообразила, что кто-то одновременно со мной старается открыть дверь снаружи, а потому отчаянно сопротивлялась. Все, что я помню после этого, – чей-то громкий голос и то, что меня вытащили из комнаты. Потом я увидела, что это Дэн. Он снял, с себя комбинезон и стал им сбивать с меня пламя. Еще помню, что он все время спрашивал, что произошло, но я ничего не могла сказать, только повторяла имя Кристины. Наверное, он подумал, что она осталась там, в комнате, потому что прикрыл руки и лицо комбинезоном и бросился туда. Прошло буквально несколько секунд, и я увидела, как пылающий шкаф рухнул прямо на него. Дэн закричал, и я попыталась дотянуться до него, чтобы помочь выбраться. Все это время он продолжал кричать, пока не рухнуло что-то еще, а потом… потом он больше не кричал.
Элизабет рыдала, и судья велел кому-то из служителей подать ей стул. Я ждал, пока в зале снова не установится тишина. Наконец Элизабет дала мне знак, что она снова может говорить.
– Как вы думаете, миссис Уолтерс, к тому времени Дэн был уже мертв?
Элизабет провела рукой по лбу, как бы пытаясь снять усталость..
– Честно говоря, я не помню, о чем именно думала в тот момент. Но полагаю, что да… Да, я действительно подумала, что Дэн погиб.
– А что делали в это время вы?
– Я по-прежнему лежала на полу. Огонь распространялся очень быстро, и я чувствовала, что обязательно должна позвать на помощь. Через некоторое время мне удалось встать на ноги, но я сразу начала задыхаться. Я поняла, что надо обязательно выбраться наружу.
– А почему вы не воспользовались телефоном в конторе Дэна, у входа на склад?
– Я думала об этом, когда спускалась вниз, но потом услышала звуки сирен и поняла, что вот-вот подоспеет помощь.
– Миссис Уолтерс, а можете ли вы объяснить присяжным, почему вас уже не было на складе к моменту приезда полиции и пожарных?
Элизабет снова провела рукой по лбу и тряхнула головой, как бы пытаясь отогнать дурной сон.
– Я испугалась. Струсила.
– А чего вы испугались?
– Понимаете, я была в таком смятении, что не могла мыслить логически… Я не знала, кто поджег склад, но постоянно вспоминала слова Кристины, что люди, с которыми она имела дело, способны на все. В тот момент я не могла думать ни о чем, кроме своих детей. Я хотела лишь одного: как можно скорее быть рядом с ними.
– Что произошло после того, как вы вернулись домой?
– Когда я входила в дом, по лестнице как раз спускалась Канарейка – это наша няня. Я попросила ее отвести меня наверх так, чтобы дети этого не видели. Она довела меня до спальни и хотела вызвать врача, но я ей не позволила. Я, конечно, понимала, что у меня очень сильные ожоги, но ведь и Канарейка, и я – профессиональные медсестры. Наверное, после этого я отключилась, потому что снова пришла в себя лишь где-то полчаса спустя…
– А в котором именно часу?
– В половине пятого. Канарейка подвела меня к зеркалу. Я попросила ее срезать обгоревшие волосы, зайти в парикмахерскую и купить несколько шиньонов. Пока она туда ходила, я переоделась в брюки и рубашку с длинными рукавами. Я пыталась скрыть ожоги, потому что не хотела пугать детей.
– А почему же вы тогда не позвонили в полицию?
Элизабет запрокинула голову, словно пытаясь вернуть обратно текущие из глаз слезы.
– Не знаю, – всхлипнула она. – Но клянусь Богом, теперь я бы все отдала за то, чтобы сделать это тогда.
– В ваших показаниях сказано, что вы не стали вызывать полицию, чтобы не травмировать детей.
– Конечно. Но я также боялась, что если обращусь в полицию, тот или те, кто хотел меня убить, обязательно предпримут еще одну попытку. В то время я совершенно утратила способность связно мыслить. Теперь-то я понимаю, что сделала все не так, как надо. Правда, даже тогда я отдавала себе отчет в том, что в моем звонке в полицию не было особой нужды. Я прекрасно знала: они сами приедут ко мне и очень скоро.
Я повернулся к присяжным. Ведь моя следующая фраза адресовалась именно им.
– Конечно. И в полиций нам уже сообщили, что вы очень помогли в проведении следствия. А как на счет вашей золовки, миссис Уолтерс? Она больше не…. пыталась, связаться с вами?
– Нет….
– А, кто-нибудь другой?.
– Все это время я общалась исключительно с полицейскими. Они приходили несколько раз в течение двух дней после пожара. А после этого меня арестовали.
Элизабет выглядела совершенно измученной, и я попросил судью сделать перерыв на обед. Он согласился, понимая, что ей понадобятся свежие силы для перекрестного допроса.
Сэмюэльсон начал перекрестный допрос с того, что ещё раз вернулся к завещанию Эдварда.
Я сразу понял, к чему он ведет: в течение долгих лет Элизабет уговаривала мужа оставить ей все деньги, и единственным препятствием между ними и ее детьми стала Кристина, которую необходимо было устранить. Не имея никаких доказательств, Сэмюэльсон не настаивал на своей точке зрения, но сделал все возможное, чтобы эта мысль запала в головы присяжных. Потом он сразу перешел к ее приезду на склад.
– Вы сообщили нам, что на складе на вас напал какой-то мужчина и прежде, чем он схватил вас и толкнул в огонь, вы посмотрели прямо на него. И несмотря на это, вы утверждаете, что не сможете ни описать этого человека, ни даже опознать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49