Эдвард встал мне навстречу и обнял. Глядя в его доброе лицо, я заметила, как углубились морщины вокруг глаз. Никогда они еще не были такими резкими, и не оставалось сомнений, что в этом виновата только я. Погладив его по щеке, я прижалась к нему и подставила губы для поцелуя.
– Сегодня вечером мы все должны поехать куда-нибудь поужинать, – жизнерадостно объявила я, подсаживаясь к столу. – Обязательно! Отметим зад ним числом день рождения Эдварда. Вы не против?
Все остальные, хотя еще и не совсем пришли в себя, согласно кивнули. Шарлотта, расправившись с яйцом, заговорила первой:
– А можно я тоже поеду с вами?
– Дорогая, тебе же утром в школу.
– Ну, мамочка, – обиженно протянула она.
– Пускай поедет с нами, – вмешался Эдвард, взъерошивая ей волосы. – В конце концов нам совсем не обязательно возвращаться очень поздно.
– Ура! Дэвид, а ты позволишь мне выбрать вино?
Эти слова меня совершенно ошарашили.
– Вино?
– Боюсь, что именно это ее последнее хобби, – сознался Дэвид. – Она слышала, как я по телефону обсуждал с кем-то этот вопрос, и потребовала научить ее. Нет-нет, не волнуйся, до дегустации пока дело не дошло.
Я рассмеялась. Интересно, какой бы она выросла рядом с Александром? Но я решительно отогнала от себя эту мысль.
Мы поехали во французский ресторанчик в соседней деревушке и вернулись домой незадолго до десяти. На обратном пути Шарлотта заснула на заднем сиденье и потом сонно требовала, чтобы Эдвард уложил ее в постель. В ожидании Эдварда мы пошли в гостиную, и Дэвид разлил бренди. Эдварда не было очень долго.
– Мне пришлось рассказывать ей историю про Озириса и Изиду, – пояснил он, вернувшись. – Про кого?
– О, это замечательная египетская легенда о любви древнего бога и его богини.
– Ты обязательно должен будешь как-нибудь рассказать ее и мне, – улыбнулась я.
– Лучше даже не заикайся об этом, – вмешалась Кристина. – А не то он действительно тебе ее расскажет. Но если уж он соберется это сделать, попроси его не забыть те места, которые он наверняка опустил в разговоре с Шарлоттой. Например, как Озириса разрезали на четырнадцать частей, а когда собрали снова, то оказалось, что одной части не хватает. А именно фаллоса.
– Но я и не думал опускать это место, – возразил Эдвард.
– В самом деле? – рассмеялась я. – А разве ей не захотелось узнать, что такое фаллос?
– Конечно, захотелось. И мне пришлось рассказать ей. Тогда она спросила, есть ли у меня тоже фаллос и нельзя ли ей взглянуть на него. Я объяснил, что эту часть тела люди не показывают друг другу, прежде чем не поженятся.
– О Господи, Эдвард, ты совершенно невозможен! – перебила его Кристина.
– Вы же еще не слышали самого интересного. Посетовав на то, что ей придется так долго ждать, она начала внимательно рассматривать своих кукол. Канарейка как раз застала ее за этим занятием. Вы бы посмотрели на ее лицо, когда Шарлотта произнесла слово «фаллос».
Я подождала, пока все отсмеялись, затем покрепче сжала бокал и как можно небрежнее сказала:
– Ей бы не пришлось ждать так долго, если бы у нее был маленький братик, правда?
Мне следовало обратить внимание на то, что после этих слов атмосфера в гостиной резко изменилась. Но я этого не сделала. Не замечая, какими натянутыми стали улыбки Эдварда, Дэвида и Кристины, я продолжала:
– Вот почему, собственно, я настаивала, чтобы мы все съездили куда-нибудь поужинать. Просто не хотелось говорить при Шарлотте. Я лучше скажу ей, когда мы останемся наедине.
– Скажешь ей что, дорогая? – В голосе Эдварда отчетливо слышались металлические нотки, но я предпочла не обращать на это внимания.
– Что у меня будет ребенок.
Я услышала судорожный вздох Кристины. И она, и Дэвид смотрели на Эдварда. Их лица были белее мела.
– Он должен родиться в феврале, – сдавленным голосом закончила я.
В гостиной воцарилась мертвая тишина. Эдвард, сосредоточенно рассматривал свой бокал. Вскоре Дэвид объявил, что идет спать. Кристина тотчас же последовала его примеру.
Я встала, чтобы налить Эдварду еще немного бренди, но он не заметил протянутой мною бутылки, поэтому я просто поставила ее на стол рядом с ним.
– Элизабет, – наконец сказал он. – Сядь, пожалуйста. Нам нужно поговорить.
Он взял мои руки в свои и заглянул мне в глаза. Только тогда я заметила, какой он грустный. В этот вечер он впервые за долгое время снова смог расслабиться, но сейчас, несмотря на любовь, которая читалась в его глазах, я чувствовала, что он внутренне отстраняется от меня.
– Дорогая, мне, конечно, следовало тебе об этом сказать еще очень давно. Но ты всегда утверждала, что Шарлотты с тебя вполне достаточно и ты не хочешь больше детей. Видишь ли, моя первая жена в свое время родила мертвого ребенка, девочку. Я часто думал, что именно поэтому так привязался к Шарлотте. – Эдвард улыбнулся. – Хотя ее просто невозможно не любить! Но дело не в этом. Роды были очень тяжелыми, и моя жена чуть не умерла. Врачи посоветовали ей избегать повторной беременности. И тогда я решил сделать васектомию.
Лишь после этих слов до меня начал постепенно доходить весь ужас ситуации. Не в силах произнести ни слова, я в шоке смотрела на Эдварда. Тогда снова заговорил он:
– Ты не обязана мне ничего объяснять, дорогая. Но, может быть, лучше тебе все-таки это сделать…
Меня переполняло отвращение к себе. От стыда я закрыла лицо руками.
– Это отец Шарлотты?
Я молча кивнула.
– Это с ним ты была, когда уезжала?
Наконец я заставила себя поднять глаза. Эдвард и без того сильно постарел за время моей болезни, теперь же он выглядел просто изможденным.
– Эдвард… – Меня душили рыдания, но я все-таки продолжала говорить. – Я не знаю, зачем сказала это. Я сама не понимаю, что заставило меня так поступить!
– Тише, успокойся. Когда людям очень больно, они часто делают совершенно непредсказуемые вещи. Элизабет, я знаю, как ты любишь его. И всегда это знал.
После его слов мне захотелось убежать куда глаза глядят. Уж лучше бы он ударил меня или хотя бы накричал, но его доброта и сочувствие меня просто убивали.
– Он знает о ребенке?
– Нет.
– Ты собираешься сказать ему?
Я покачала головой.
– Я не могу. Дело в том, что он все равно ничего не сможет сделать и… Извини, Эдвард! Прости меня, если сможешь. Хотя, что я говорю, не надо меня прощать. Я уеду. Я постараюсь навсегда исчезнуть из твоей жизни; Ты можешь развестись. Я не буду предъявлять никаких претензий. Еще раз прости меня, но…
– Помолчи, пожалуйста, и выслушай меня. Ты никуда не уедешь. Я прекрасно знаю, что ты не любишь меня так, как его. Но зато я люблю тебя, Элизабет. Тебя и Шарлотту. Я не хочу вас терять.
– Но как же ребенок? – Мною внезапно овладел приступ паники. – Я не буду делать аборт!
Рука Эдварда легонько закрыла мне рот.
– Конечно, не будешь. Если ты не против, то ребенок будет считаться моим. А всем, кроме домашних, совершенно необязательно знать подробности.
– Нет, Эдвард, я не могу тебе позволить пойти на это.
– Но я сам хочу этого, Элизабет. У меня есть только одно-единственное условие. Точнее, это даже не условие – я не отпущу тебя в любом случае. Но все же я бы хотел попросить тебя никогда больше не встречаться с этим человеком.
В моих ушах настойчиво звучал голос Александра. Он просил, требовал не соглашаться, отказать. Но на этот раз я решительно проигнорировала его. Александр останется частью моего прошлого, а в настоящем рядом со мной Эдвард, мой муж. Он любит меня такой любовью, какой, наверное, не заслужила ни одна женщина. И этот человек ждет моего ответа. Я дала обещание.
Проснувшись под утро, я обнаружила, что кровать рядом со мной пуста. Пытаясь разыскать Эдварда, я увидела под дверью Египетской комнаты полоску света. Я осторожно подергала дверь, но она была заперта изнутри. Я прислушалась – из комнаты донеслись сдавленные рыдания.
Глава 21
Той ночью Эдвард так и не вернулся в спальню. Назавтра он вместе с Кристиной рано утром вылетел в Каир, оставив мне записку, в которой обещал позвонить, когда прибудет на место. Правда, после всего случившегося эта новость принесла мне скорее облегчение, чем огорчение. А когда я обнаружила еще и записку Дэвида, где он писал, что вместе с Джеффри уехал на несколько дней в Лондон, то поняла: он тоже всячески избегает встречи со мной. Вернувшись из. школы, Шарлотта поднялась в мою комнату, и мы долго сидели на подоконнике, рисуя узоры на запотевших стеклах. Она весело щебетала, и я никак не могла найти подходящий момент, чтобы рассказать ей о будущем ребенке. Несколько раз я уже открывала было рот, но слова упорно застревали в горле.
Жизнь была одновременно и мучительно-жестокой, и благосклонной. Ведь не давая мне возможности быть рядом с Александром, она, по крайней мере, позволяла иметь от него детей. Обняв Шарлотту, я крепко прижала ее к себе. Я безмерно богата: рядом со мной всегда будет его частичка. А что есть у него? Мне было страшно подумать о том, как он несчастен. Ведь в двух вещах я могла быть твердо уверена – в том, что он меня любит, и в том, что он очень хочет быть со мной и Шарлоттой.
А как же Эдвард? Как мне быть с его всепрощающей любовью и безграничной добротой?! Ведь я почти физически ощущала его внутреннюю борьбу, когда он пытался хоть немного сдержать свои чувства. И если он в результате уходил, я сразу понимала: битва в очередной раз проиграна. Его любовь была так велика и сильна, что временами я просто начинала опасаться за него. В такие моменты мне казалось, что я вообще не человек, а предмет культового поклонения, сокровище, которое он боготворил. Странная смесь искушенности и почти детского обожания неизменно вызывала у меня желание защитить его, оградить от непосильных переживаний.
Когда три дня спустя Эдвард вернулся из Каира, я не могла не заметить, какое облегчение он испытал, увидев, что я все еще дома, а не убежала куда-то вместе с Шарлоттой. Это вызвало у меня смешанное чувство вины и жалости. Он был очень возбужден и увлеченно рассказывал о намечающейся сделке, но какой именно, не уточнял, собираясь преподнести нам всем сюрприз. Он расспрашивал о Шарлотте, обо всем, что мы делали за время его отсутствия. Потом положил руку мне на живот и сказал, что любит меня. Я торопливо отвернулась, прежде чем он успел заметить выражение моего лица. Я не раз и раньше замечала, какими странными становились его глаза, когда он уносился мыслями в свой собственный мир. В такие минуты мне даже начинало казаться, что я совсем не знаю живущего со мной рядом человека.
Кристина задержалась в Каире гораздо дольше, чем планировалось поначалу. Правда, она каждый день звонила Эдварду, но он говорил с ней исключительно из своего кабинета, а меня к телефону никогда не звал. После ее звонков Эдвард часто выглядел расстроенным, даже раздраженным. А когда я спрашивала его о причинах, отвечал, что у человека, с которым они ведут дела в Каире, какое-то нелепое пристрастие к шарадам и головоломкам. После одного из таких звонков он попросил секретаря заказать ему билет в Стамбул и за пять дней пребывания там даже ни разу не позвонил домой.
Кристина вернулась четыре недели спустя. Мы с Эдвардом были на вечеринке дилеров по торговле произведениями искусства в Лондоне. Он ничего не сказал мне о предстоящем возвращении Кристины, и потому я была очень удивлена, когда около одиннадцати вечера она вошла в зал. Она поприветствовала хозяина дома и его жену, обняв их в присущей этому кругу экспрессивной манере. Все, естественно, тотчас же захотели узнать о ее поездке в Каир. Обменявшись быстрыми взглядами с Эдвардом, она шутливо обозвала собравшихся шайкой любопытных наглецов, которые забросали ее вопросами, даже не удосужившись предложить выпить. Потом отвела Эдварда в сторонку, и они довольно долго и горячо обсуждали какие-то проблемы, прежде чем снова присоединиться к остальным гостям.
Я терпеливо ждала, краем глаза наблюдая за Кристиной. Через некоторое время она оказалась почти рядом со мной, но продолжала упрямо игнорировать мое присутствие, о чем-то беседуя с секретарем Эдварда. Честно говоря, я совершенно растерялась. Я и без того боялась встречи с ней, а тут… Внезапно кто-то ощутимо толкнул меня в спину.
– О, Элизабет, прошу прощения! – Она буквально излучала сарказм.
Я улыбнулась:
– Ничего страшного. Как твои дела?
– Прекрасно. – Она насмешливо оглядела меня с головы до ног. – О твоих не спрашиваю. И так видно.
Я предприняла еще одну попытку:
– Тебя так давно не было. Я по тебе скучала.
– В самом деле, невестка дорогая? А в то время, когда ты умотала куда-то со своим любовником? Почему ты тогда по мне не скучала? Или ты была настолько занята, что на это просто не хватало времени? Как у тех людей, которых ты оставила присматривать за своей дочерью.
От такого напора я просто лишилась дара речи.
– Значит, тогда ты по мне все-таки не скучала? А как насчет Эдварда? По нему ты скучала, когда спала с другим мужиком? Ну, с отцом того ребенка, которого ты попыталась навязать моему брату? – Она говорила очень громко, почти кричала, и я невольно оглянулась по сторонам, нет ли кого-нибудь поблизости.
– Что с тобой, Элизабет? Боишься, что все узнают, какая ты хитрая, лживая сучка?
– Кристина, прошу тебя…
– «Кристина, прошу тебя»! Да я бы убила тебя за то, что ты сделала с Эдвардом! Он за всю свою жизнь никому не причинил зла, а теперь сам страдает из-за такой шлюхи, как ты! Ты недостойна носить его имя, никогда не была достойна. Так почему бы теперь тебе со своими ублюдками не вернуться обратно в сточную канаву и не оставить нас всех в покое?!
Чьи-то сильные руки оттащили меня назад, и я услышала звук пощечины, которую Эдвард залепил Кристине.
– А теперь домой! – прошипел он и, не сказав больше ни слова, взял меня под руку и вывел из зала.
Когда мы вернулись домой, Эдвард попросил меня подняться наверх. Кристина попыталась было последовать за мной, но Эдвард крепко схватил ее за руку и повел в кабинет. Как только дверь за ними закрылась, я снова спустилась вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49