В кабинете посла нас ждали сам посол, начальник полиции и профессор. Профессор сидел за столом у окна, со всех сторон обложившись книгами.
– Пришлось направить мысль в несколько иное русло, – сказал начальник полиции после того, как были завершены все формальности. – Мой друг, сидящий здесь, так и сделал, и вот, отбросив все ненужное, мы наконец получили ответ.
Профессор сидел, благостно улыбаясь, в то время как начальник полиции объяснял нам, как тому удалось разгадать загадку. Как и все, с чем я сталкивался с первой минуты моего пребывания в Египте, решение оказалось причудливым и доведенным до абсурда.
– Мы просто использовали иероглифы. – Теперь объяснял уже профессор. Причем с таким видом, как будто с помощью иероглифов можно решить любую проблему. – Во-первых, мы взяли посох. Помните: посох Моисея превратился в змею? Таким образом Господь продемонстрировал Моисею, что тот наделен особой силой от Бога. Вот, посмотрите. – Он протянул нам кусок бумаги. – Этот иероглиф обозначает змею.
Роберт, посол и я, ничего не понимая, таращились на закорючку, которую при очень богатой фантазии можно было принять и за змею. Видя наше полное непонимание, профессор не стал развивать тему.
– Потом мы стали думать о казни и о том, как умирали дети. Их посещал ангел смерти, правильно? Он летал над Египтом как птица ночи. А какую птицу мы называем птицей ночи? Сову. Берем иероглиф, обозначающий сову.
И снова он показал на листок бумаги. На нем было изображено нечто, отдаленно напоминающее цифру три.
– Это знак совы. А теперь давайте наложим их друг на друга, знак совы и знак змеи. Видите, что получилось?
Он подождал, пока листок пройдет по кругу, и, забрав его у Роберта, снова заговорил, с трудом скрывая свое возбуждение:
– Этот знак написан над дверью в Эль-Халифе – Городе Мертвых. Дверь ведет в дом матери Паши. У меня нет ни малейшего сомнения, что ваша дочь там, мистер Белмэйн. А потому, если вы готовы, мы можем ехать прямо сейчас.
Я был настолько ошарашен этой фантастической логикой, что смог только глуповато улыбнуться в ответ.
Мы очень долго ехали до юго-восточной окраины Каира, но я почти ничего не запомнил. Всю дорогу я молился, чтобы профессор оказался прав. Когда мы добрались до Города Мертвых, Роберт поднял окна, чтобы внутрь машины не проникала страшная вонь. Мы с ним и послом остались в машине начальника полиции, а сам он в окружении своих полицейских пошел вглубь зловещего города.
С отвращением, смешанным с мучительной жалостью, я наблюдал за тем, как они пробираются по пыли, мимо тощих животных, покрытых грязью надгробных плит и изможденных, несчастных стариков. Но больше всего меня потрясло не это, а обилие новеньких «мерседесов», «ягуаров» и даже, как это ни невероятно, «роллс-ройсов». Роберт объяснил мне, что, и становясь богатыми, многие предпочитают жить здесь, среди древних могил, рядом со своими старыми соседями. Они слишком привыкли к обществу мертвых. И если я до тех пор все-таки не терял надежды понять эту невероятную нацию, то после его рассказа окончательно убедился в том, что мне это никогда не удастся.
Мы прождали минут десять, может быть, чуть меньше, когда с дальнего минарета донесся протяжный крик муэдзина. Сутулые, закутанные с ног до головы фигуры заторопились мимо на молитву, украдкой поглядывая в нашу сторону круглыми карими глазами. А еще несколько минут спустя мы увидели и начальника полиции, который направлялся к нам. За ним, голося, шла старая египтянка в сопровождении двоих полицейских. Ее затолкали в машину, и начальник полиции снова присоединился к нам. Нигде не было никаких признаков Шарлотты.
– Они увезли ее сегодня утром, – прозвучало странное объяснение.
– Они? Кто такие они? О ком вы говорите? – закричал я, тщетно пытаясь держать себя в руках. Я был в отчаянии.
Начальник полиции кивнул водителю, и мы тронулись с места. После этого он повернулся к нам:
– Простите, мистер Белмэйн, но я не знаю. Мне известно лишь, что она жива и что ее забрали. Мои люди сейчас допросят мать Паши, но мне кажется, она не лжет, когда говорит, что не знает людей, пришедших за вашей дочерью.
Я безвольно обмяк на сиденье, размышляя о том, сколько еще смогу выдерживать подобную пытку. По дороге в посольство никто из нас не проронил ни слова. Не хотелось признавать, что мы снова вернулись к тому, с чего начинали.
– Мистер посол, мистер Белмэйн! – Лучась улыбкой, в кабинет посла вплыл Шами. – Ваш секретарь сказал, что я могу подождать вас здесь. Вы нашли вашу дочь, мистер Белмэйн?
– Нет!
Улыбка моментально исчезла с лица Шами.
– Вы не нашли ее? Но разве мой… – Он в гневе воздел руки к небу и произнес загадочную фразу: – Он опять пьет! – После этих таинственных слов он повернулся ко мне. – Идемте со мной, мистер Белмэйн! Идемте, и я вас отведу к вашей дочери. Очень добрая и красивая девочка, ваша дочь. Пойдемте к ней. Она вас ждет.
– То есть вы хотите сказать, что знаете, где она находится?
– Конечно! Она у моего брата. Я забрал ее из Эль-Халифа сегодня утром. Ей там не нравилось. Пойдемте же, она ждет вас.
Я чувствовал, как напрягается каждая мышца моего тела по мере того, как нехорошее подозрение перерастало в твердую уверенность.
– Скажи мне, Шами, ты все время, с самого начала знал, что она там?
Шами кивнул, лучезарно улыбаясь:
– Конечно знал, мистер Белмэйн. Я же вам говорил, что Шами знает все!
Я бросился на него, но Роберт и посол успели меня вовремя удержать.
– А если ты знал, зачем заставил нас пройти через все это?! – кричал я.
Шами пожал плечами:
– Если бы я вам сразу сказал, то не получил бы денег, мистер Белмэйн. А Шами, как и всем людям, нужны деньги. – Он широко ухмыльнулся. – И потом, разве вам не понравилась погоня?

ЭЛИЗАБЕТ
Глава 31
К тому времени как Александр привез Шарлотту обратно в Англию, я провела в Холлоуэйской тюрьме ровно шестнадцать дней. Но мне казалось – прошла целая вечность. В тот день меня навестил Генри и сказал, что Александр отвез Шарлотту прямо в больницу. Не могу передать, что я тогда пережила. Никогда я не ощущала собственную беспомощность так остро.
На следующий день после возвращения Александр пришел ко мне вместе с Оскаром Ренфру. Я едва дошла до комнаты для свиданий, с трудом преодолевая тошноту. При мысли, что Александр увидит меня такой, мне хотелось плакать от унижения. Когда он приходил в первый раз, за день до отлета в Каир, я была еще слишком потрясена, чтобы ясно мыслить. Но сейчас, бесшумно проходя по коридору и стараясь избегать встречаться взглядом с тюремщицами, я отчетливо понимала, в какой ад превратилась моя жизнь. Когда меня предупредили о его приходе, я распустила волосы и тщательно расчесала их, хотя прекрасно сознавала, что это не скроет ни темных кругов вокруг глаз, ни тусклого, нездорового цвета кожи. Из тех трех костюмов, что мне разрешили взять с собой в тюрьму, для свиданий я выбрала черный костюм от Шанель. Но теперь у меня его больше не было. Мои сокамерницы, демонстрируя свое презрение к богатству, разорвали его на куски и стали использовать для вытирания пыли. Они вообще со мной почти не разговаривали, если не считать издевок и шипения, которые я всегда слышала за своей спиной. Иногда мне приходилось часами стоять – негде было присесть, и никто не хотел подвинуться. Ела я мало и редко: они либо плевали мне в еду, либо опрокидывали поднос. Кроме того, мне почти постоянно приходилось ходить грязной: я панически боялась умывальных комнат. Так продолжалось до тех пор, пока моя соседка по камере Изабель не взяла меня под свою опеку. Она была первым человеком, который со мной заговорил. Без Изабель я, наверное, вообще бы не выжила. Несколько дней она молча наблюдала, как со мной обращаются, а потом решительно пресекла всякие издевательства, угрозы и сексуальные домогательства. Кроме того, она выхлопотала мне работу в библиотеке, вместе с собой. Эта работа давала хотя бы коротенькую передышку от постоянного кошмара.
У комнаты для свиданий надсмотрщица остановилась и открыла дверь. На полу лежал коричневый ковер, но стены были абсолютно голые. В центре стоял стол. Несколько минут спустя я услышала шаги, дверь открылась, и вошел Александр. Я много раз обещала себе быть сильной, не рассказывать о здешних ужасах, но как только посмотрела ему в глаза, от моего самообладания не осталось и следа. Я никогда не видела, чтобы на лице мужчины были написаны такие любовь и мука.
Обнимая меня одной рукой, он зарылся лицом в мои волосы и уговаривал успокоиться. Оскар кивнул надсмотрщице, и она оставила нас одних. Но прошло еще некоторое время, прежде чем я смогла снова взять себя в руки.
Пока Шарлотта с Александром были в Каире, Генри регулярно вводил меня в курс всех событий. Тогда я держалась из последних сил. Но теперь, зная, что они оба дома и в безопасности, я наконец смогла дать волю своим чувствам. Александр терпеливо слушал, пока я осыпала его упреками. Разве я не просила его не ездить в Каир? Не предупреждала, какие страшные это люди? Я называла его безответственным, эгоистичным и глупым. Я даже ударила его по раненой руке. Наконец решив, что я уже достаточно выговорилась, он крепко схватил меня за плечи и развернул лицом к себе.
– Я тоже очень рад тебя видеть!
Он усадил меня на стул, сам присел на край стола и начал, смеясь, рассказывать, как Джонатан позеленел от зависти к Шарлотте, узнав, что ее похитили. Он не мог дождаться возвращения сестры из больницы, чтобы разузнать подробности.
– Не беспокойся, – тотчас же добавил Александр, уловив тревогу в моих глазах. – Сегодня днем мой отец заберет с собой Джонатана за город, так что Шарлотта будет избавлена от настойчивых расспросов. За ней присмотрят Канарейка и Каролина. Ну и я, конечно.
Я отвела глаза. У меня разрывалось сердце. Теперь они будут все вместе – Александр, Шарлотта и Джонатан, а я…
Наверное, Александр понял, что я должна чувствовать в такую минуту. Он освободил руку от перевязи и обнял меня.
– Мы вытащим тебя отсюда, любимая, поверь! Я знаю, что это трудно, но все-таки постарайся быть мужественной и терпеливой.
Но по взглядам, которыми они с Оскаром обменялись, я сразу почувствовала: его что-то беспокоит. Я потребовала объяснений и получила их. Оказывается, проблема заключалась в манере египтян вести допросы. Он точно не знал, как именно египетским полицейским удалось получить у Кристины признание, но не сомневался: когда дело дойдет до суда, большая часть их методов не вызовет особого восторга. А это может закончиться аннулированием признания.
– Наша единственная надежда заключается в том, что Кристина будет здесь во время подачи апелляции, – добавил Оскар. – Но даже и в этом случае мы не можем гарантировать признания ею своей вины.
Но она ее признала.
Используя все свое влияние, отец Александра и британский посол все-таки сумели доставить Кристину в Лондон в сопровождении многочисленной охраны. Лишь гораздо позже я узнала, что если бы Кристина не прилетела, не было бы и никакой апелляции.
Прошло почти девять месяцев с тех пор, как я ее видела в последний раз, и четыре из них она провела в египетской тюрьме. Ей было всего сорок три года, но теперь она выглядела на шестьдесят. Остатки волос прилипли к черепу, а когда она отрывала взгляд от своих костлявых рук и начинала переминаться с ноги на ногу, ее глаза казались какими-то белесыми и бесцветными. Маленький рот с узкими губами теперь был постоянно искривлен в злобной гримасе. Она держалась очень прямо, но даже плотная коричневая саржа не могла скрыть, как сильно измождено ее тело. Казалось, что скелет уже не в силах держать даже сам себя.
Я завороженно наблюдала за тем, как она приносит присягу, задыхаясь от горечи и жалости к ней. Затем Кристина обвела взглядом зал суда, и в ее потускневших глазах вспыхнул огонек торжества. Я поняла: пришел час сведения счетов между нами.
– Мне незачем лгать, – начала она, – потому что я знаю: к концу этого года меня уже не будет в живых. Тех преступлений, которые мы с мужем совершили в Египте, хватит не на один, а на целых два смертных приговора. Ну что ж, я с готовностью встречу смерть. Мне больше не для чего жить. Моей жизнью были мой муж и мой брат. Я без иллюзий смотрю в прошлое и прекрасно понимаю, что они попросту использовали меня, как фишку, в своих опасных играх. Но для меня это не имеет значения. Я получила то, что хотела. Я получила Салаха Пашу. Он женился на мне, потому что его об этом попросил мой брат. Он никогда не любил меня и никогда не полюбит. Я знаю и принимаю это. Для меня достаточно быть его женой. Салах обладал огромной властью, мог быть безжалостным и деспотичным, злобным и жестоким. Но он – единственный человек, который по-доброму относился ко мне. Я рассказываю все это только затем, чтобы вы поняли, почему я делала для своего брата то, что делала. О, я прекрасно знала, каково жить с человеком, который любит другого мужчину. Мой брат провел в этом аду более двенадцати лет. И каждый день для него повторялась одна и та же пытка – быть рядом с любимой женщиной и знать, что она тебя не любит. Это сводило его с ума. Собственно говоря, это и убило его. Салах тоже любит другого мужчину, но именно я буду рядом с ним до конца, так, как никогда не была жена моего брата.
Она говорила и говорила, пытаясь объяснить свою слепую страсть к Паше. Казалось, она переживает все заново, забыв о том, где находится, не видя людей, заполнивших зал суда. Я ничего не знала о браке Кристины до тех пор, пока Александр не рассказал мне о нем. И теперь вместе со всеми зачарованно слушала эту историю всепоглощающей и безответной любви, которую время от времени она сравнивала с любовью ко мне Эдварда. Наконец она опустила глаза.
– Может быть, теперь вы сможете понять, почему я подожгла бридлингтонский склад, чтобы убить свою невестку.
Я вздрогнула и почувствовала, как поплыли перед глазами лица, сливаясь в общую массу.
– Я ненавидела ее, – продолжала Кристина. – Она привела в наш дом свою незаконнорожденную дочь, дочь вот этого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49