Осознав это, я в очередной раз испытала чувство вины перед Эдвардом и, прислонившись головой к коленям мужа, взяла его за руку. Кристина и Дэвид негромко спорили о чем-то.
– Да успокойся же ты, – говорила Кристина, похлопывая брата по плечу.
– Твоя проблема, – отпарировал он, – в том, что ты постоянно напрашиваешься на неприятности.
Речь шла о сегодняшнем утреннем скандале в местном магазинчике. И так как Эдвард был в Лондоне, Дэвиду пришлось самому отправляться в деревню и успокаивать мистера Рассела. Братьям постоянно приходилось вытаскивать Кристину из всяких неприятных историй, в которых она регулярно оказывалась замешана. Их родители умерли, когда Кристина была еще совсем маленькой, и Эдвард с Дэвидом фактически вырастили ее. А потому и отношение их к сестре было скорее родительским, чем братским. Она отвечала искренней любовью им обоим, но все мы знали, что особенно сильно Кристина привязана к Эдварду.
– Кто-нибудь еще хочет шампанского? – спросила она, чтобы сменить тему.
Я протянула свой бокал и поинтересовалась, когда приезжает Руперт. Руперт был очередным номером в длинной череде Кристининых ухажеров.
– Я решила не приглашать его. Мне показалось, будет лучше, если мы отметим это событие в кругу семьи. – Кристина сделала такое выразительное ударение на последнем слове, что я невольно посмотрела на Эдварда и Дэвида. Но, казалось, никто, кроме меня, этого не заметил.
– Наверное, ты правильно сделала, – согласился Эдвард, но точас же быстро добавил: – Хотя я, конечно, не имею ничего против Руперта.
Кристина весело рассмеялась и поцеловала брата в макушку:
– Ты вообще не имеешь ничего против кого бы то ни было!
– Когда вы завтра выезжаете? – повернулся ко мне Дэвид.
Я посмотрела на Кристину:
– Мы, кажется, собирались где-то около половины десятого, да?
– Да, примерно так.
Кристина снова села в кресло, и я заметила, что ее взгляд прикован к моим ногам.
– Элизабет, мы все знаем, что у тебя очень красивые ноги, но, пожалуйста, перестань их все время демонстрировать. Не заставляй меня завидовать черной завистью.
– Кристина, – улыбнулся Дэвид, – у тебя тоже замечательные ноги. Чего, к сожалению, нельзя сказать о твоих водительских способностях. Ты уверена, что вам завтра точно хватит времени?
– Мои ноги толстые, так же как и я сама, – настаивала на своем Кристина, и этот очередной приступ самобичевания заставил Дэвида мученически закатить глаза.
Послушать Кристину, так и волосы у нее мышиного цвета, и лицо слишком круглое. Хотя на самом деле она была довольно-таки красива, а благодаря короткой стрижке и круглым голубым глазам выглядела гораздо моложе своих тридцати лет. Хотя к такого рода комплиментам она была совершенно равнодушна. Единственное, что ее по-настоящему волновало, – это веснушки. Она могла часами отмачивать лицо в лимонном соке, надеясь от них избавиться. А если кто-нибудь осмеливался сказать ей, что недостаток роста вполне компенсируется избытком индивидуальности, этот человек скоро горько жалел о своих словах. Особенно доставалось Дэвиду, потому что брат и сестра были между собой очень похожи.
– А знаете что? – неожиданно заговорил. Эдвард. – Наверное, я все же смогу завтра поехать с вами на аукцион.
– Только не это! – взмолилась Кристина, – Ты же обещал, что мы поедем туда вдвоем. Тем более что Элизабет должна научиться обходиться на. аукционах без тебя. А каким образом она сможет это сделать, если ты постоянно рядом? – Она перевела взгляд на меня. – Хотя я лично считаю, что с твоей стороны это ужасная глупость. Зачем тебе влезать во все эти дела, если ты можешь спокойно сидеть дома и жить в свое удовольствие? Кроме того, – снова обратилась она к брату, – я же буду рядом и всегда смогу проследить, чтобы Элизабет не совершила ошибки. Хотя убеждена, что она прекрасно справилась бы и без меня.
– Ну в таком случае, Элизабет, напоминаю тебе еще раз: если ты не захочешь торговаться сама во время аукциона, надо просто заранее дать заявку аукционисту, а он уже сделает все остальное.
Я невольно улыбнулась тому, как Эдвард старался по мере возможности защитить меня и избавить от всяких проблем. Но Кристине была чужда подобная сентиментальность, и она лишь презрительно фыркнула.
– Кристина, мы все знаем, что тебе это не понадобится, – вмешался Дэвид. – Но ведь у тебя гораздо больше опыта в подобных вещах, чем у Элизабет.
Мы еще некоторое время обсуждали предстоящий аукцион в Сассексе. Эдвард собирался приобрести на нем какой-то диван в неоклассическом стиле.
Я уже понемногу начала осваиваться в этом, прежде незнакомом мне мире, но, чтобы освоиться в нем окончательно, необходимо было время. Много времени. Поначалу я понятия не имела, насколько велико состояние Эдварда, и была просто ошеломлена его щедростью по отношению ко мне. Мои платяные шкафы буквально ломились от туалетов, созданных лучшими кутюрье мира. Очень часто их приходилось упаковывать в чемоданы, чтобы отправиться в очередное экзотическое место, где Эдвард занимался делами, а я осматривала достопримечательности. Будучи же в Англии, мы не пропускали ни одного значительного светского торжества – а таких было немало, – посещали вест-эндские рестораны и принимали у себя в лондонском доме наиболее значительных клиентов – бизнесменов, кинозвезд и прочих знаменитостей. Минимум дважды в месяц мы посещали различные благотворительные балы. Некоторые из них проходили в Лондоне, но большая часть – в Нью-Йорке, Далласе или Гонконге. На всех этих приемах Эдвард старался ни на шаг не отходить от меня. По моей просьбе он советовал мне, как одеваться, говорить, есть. Он буквально боготворил меня и был счастлив лишь тогда, когда я была рядом. И при всем при этом он постоянно мучился мыслью: как я могла полюбить его, «такого дряхлого старика»? Моя молодость заставляла его все время сомневаться в надежности и долговечности наших отношений. И за эти сомнения я любила его еще больше.
Некоторое время у меня ушло на то, чтобы привыкнуть к эксцентричному и напыщенному поведению определенной части представителей мира искусства. Постепенно, благодаря моему упорству и терпению Эдварда, я стала гораздо лучше разбираться. во всех его делах и уже не чувствовала себя не в своей тарелке. А ведь «Уолтерс и сыновья» была одной из крупнейших фирм Англии по торговле произведениями искусства. Но я по-прежнему не любила принимать гостей в нашем кентском доме. Потому что это было не только родовое поместье, но и своего рода убежище, с помощью которого Дэвид пытался отгородиться от окружающего мира. После автокатастрофы, убившей первую жену Эдварда и изуродовавшей лицо Дэвида, он оставил свою должность профессора одного из университетов и вел совершенно уединенный образ жизни.
Выйдя замуж за Эдварда, я вскоре взяла на себя управление поместьем, что очень обрадовало Кристину, которая получила возможность полностью посвятить себя делам семейной фирмы и войти в совет директоров. Она, так же как и Дэвид, была совершенно помешана на антикварной мебели и картинах старых мастеров. Я не хочу сказать, что Эдвард был к этому равнодушен, но его уже очень давно гораздо больше интересовало совсем другое – загадочные произведения искусства Древнего Египта. На втором этаже Вестмура – так называлось кентское поместье – была даже специальная комната, заполненная рельефными изображениями на известняке, фаянсовыми сосудами, серыми ликами, вырубленными из гранита, статуями из мрамора и ШпиД'йб'гб' слййца. Мы называли ее Египетской Комнатой.
Я знала, что Эдвард немного стесняется своей одержимости всем древнеегипетским, и часто по-доброму поддразнивала его. Каждый раз, выходя из Египетской комнаты, он был похож на ребенка, которого застали врасплох за запретной игрой. Этим он бесконечно трогал меня, напоминая фокстонских мальчишек. Самой же большой его страстью было все связанное с сокровищами гробницы Тутанхамона. На эту тему он мог говорить часами.
Очень часто я задумывалась о том, как отнесся бы Александр к моей новой жизни и вспоминает ли он обо мне вообще. Я понимала, что так часто думать о нем после все этих лет – самое настоящее безумие. Но я ничего не могла с собой поделать, ведь рядом постоянно была Шарлотта, которая с каждым днем все больше походила на отца. И я не могла себе представить, что произойдет, если Александр вдруг снова появится в моей жизни.
– Элизабет! Элизабет! – Голос Кристины вернул меня к реальности.
– Извините, – рассмеялась я. – Я, кажется, немного задумалась.
– Это мы успели заметить. Если бы еще знать о чем!
Часто, когда Кристина обращалась ко мне, в ее тоне, помимо насмешливости, проскальзывали резкие, обличительные нотки. Вот и сейчас я почувствовала, как Эдвард успокаивающе провел рукой по моим волосам, словно пытаясь загладить излишнюю суровость своей сестры.
В этот момент распахнулись двери, и в комнату чопорно вступил Джеффри – дворецкий, шофер и временный шеф-повар в одном лице.
– Мадам и месье! – провозгласил он. – Обед сервирован в зале барокко.
Мы весело рассмеялись, и вслед за нами, мгновенно сдувшись, рассмеялся Джеффри.
– Нет, это совершенно невозможно, – пожаловался он. – Никто не воспринимает меня всерьез. Кстати, миссис Уолтерс, мне очень нравится ваш булыжник.
Я поблагодарила его и протянула руку, чтобы он мог получше рассмотреть кольцо. И пока Джеффри, к большому удовольствию Эдварда, выражал свой восторг, я вспоминала о колечке, в сотни раз более дешевом, чем это. О том колечке, которое мне подарил Александр и которое теперь лежало в маленькой шкатулке наверху. Мною овладел острый приступ ностальгии. Ну почему именно сегодня я должна была снова вспомнить об Александре?
За обедом я заметила, что Кристина необычайно оживленна. Но на мой вопрос о причине этого она ответила, что у нее просто хорошее настроение. Дэвид же и Эдвард давно привыкли к неожиданным перепадам настроения сестры и не обращали на них внимания. Слушая, как она говорила о мебели, которую сегодня отправила на реставрацию, потом вдруг резко перескакивала на предстоящее на следующей неделе заседание совета директоров, я старалась подавить легкие уколы зависти. Хотя, если задуматься, это было достаточно забавно. Она завидовала моей внешности, а я – авторитету, который Кристина успела завоевать среди знатоков антиквариата. Она могла долго и профессионально рассуждать на эту тему, в то время как мне приходилось ограничиваться обычной светской болтовней, как и большинству других жен торговцев произведениями искусства. Хотя какое я имела право быть чем-то недовольной? Да я должна всю жизнь благодарить Эдварда за все, что он для меня делал и делает! И тем не менее я продолжала немного завидовать Кристине. Не только ее образованности, но и тому, что она от рождения была наделена правом быть самой собой. Ей не приходилось скрывать свои истинные мысли и чувства….
Заметив, что Кристина улыбается мне, я улыбнулась ей в ответ. Она явно недооценивала свою внешность. Сестра Эдварда была очень интересной женщиной. Как-то раз я спросила ее, почему она не выходит замуж. Ответом мне был удивленный возглас:
– Что? И бросить все это? С какой стати? Тем более сейчас у меня еще появилась ты. И маленькая Шарлотта. Чего же мне еще желать?
Это-то мне и предстояло узнать.
Шарлотта потупилась и мрачно уставилась в пол. Ее маленькие ручки были стиснуты за спиной: она мужественно пыталась смириться с несправедливой судьбой.
– Я все понимаю, мамочка, – говорила она, продолжая рассматривать узор на ковре и переминаться с ноги на ногу. – И какую же работу я должна выполнить, пока вы будете веселиться на балу?
Мне пришлось отвернуться, чтобы Шарлотта не нидела моей улыбки. С тех пор как Дэвид сводил ее на «Золушку», каждому в нашем доме была отведена определенная роль, которую он вольно или невольно играл. Кому-то это удавалось лучше, кому-то – хуже. Сама Шарлотта, естественно, была Золушкой. Я – злой мачехой, Кристина и Джеффри – злыми сестрами. Подозреваю, что Канарейке – няне, прозванной так за ее ярко-желтую форму, – была отведена роль доброй феи, которая в любой момент могла появиться и отнести ее к Принцу.
Итак, Шарлотта ждала ответа на свой вопрос. Я повернулась и посмотрела на нее с напускным высокомерием:
– Ты хочешь сказать, что еще не почистила каминные решетки, ленивая девчонка? Да о чем ты думаешь? А ну-ка, марш на кухню!
– Хорошо, мама, – покорно пробормотала она и, опустив голову, бочком протиснулась в двери.
– Шарлотта! – окликнула я ее.
Грустное личико тотчас же снова появилось в двери.
– Ты меня звала, мама? Неужели я что-то не так сделала? Не надо только меня бить. Пожалуйста.
Это было уж слишком, и я расхохоталась:
– Ладно, иди сюда. Поцелуй меня перед отъездом.
– Ну, мамочка, ты снова все испортила! – Шарлотта собиралась было надуться, но потом все же улыбнулась и повисла у меня на. шее. – Ну можно я тоже поеду?
– Только не сегодня, дорогая. Я должна кое-что сделать для Эдварда и подумала, что тебе бы тоже неплохо что-нибудь для него сделать. Разве ты не собиралась сшить подушечку, чтобы он мог поставить на нее твой хрустальный башмачок?
Лицо Шарлотты сразу расплылось в улыбке. Крепко прижавшись ко мне, она прошептала:
– Если честно, то ее делает Канарейка. Только ты, пожалуйста, никому не говори.
– Конечно, не скажу, – успокоила я ее. – А теперь как насчет поцелуя?
Поцелуй был мокрым и очень долгим. Пару дней назад она зашла в тот момент, когда мы с Эдвардом целовались. Правда, она и раньше заставала нас за этим занятием, но на этот раз заинтересовалась, почему мы это делаем так долго. И теперь поставила своей целью освоить искусство затяжного поцелуя. Она практиковалась на всех домочадцах, при каждом удобном случае. Единственным исключением был Эдвард. Ведь ему, как сказочному Принцу, предназначался уже окончательный, доведенный до совершенства вариант.
– Эй, а как насчет того, чтобы поцеловать меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49