Ей тут же стало ясно, какой веселый образ жизни вела здесь Бэби. Это был двухкомнатный номер с прекрасным видом из окон, но в обеих комнатах с добротной старой мебелью царил ужасающий беспорядок. С абажура свисали колготки, на восточном ковре валялись непарные туфли, по углам – разбросаны груды одежды. Горничная явно прибирала только постель и с отвращением вылетала из номера, не прикасаясь к разбросанным вещам Бэби.
Едва войдя в номер, Бэби направилась в спальню и рухнула на кровать с пологом. Кик последовала за ней. Через открытую дверь ванной она увидела, что там все так же загажено, как и в комнатах.
Кик стащила с Бэби туфли, заботясь не об удобстве Бэби, а о чистоте атласного покрывала.
– И почему это ты так добра ко мне? – простонала Бэби, зарываясь головой в подушку.
– Судя по твоему виду, тебе понадобится помощь, так что мне придется стать сестрой милосердия, – ответила Кик, не испытывая ни малейшего сочувствия к Бэби. Она заботилась о ней совсем не из добрых побуждений, а потому, что хотела выкачать из нее информацию о Марии.
Бэби приподняла голову с подушки.
– Пошла ты к черту со своей заботой, – буркнула она. – Наивно и вообще вышло из моды. Может, хочешь выудить у меня адрес хорошего гинеколога? Когда станешь такой же профессионалкой, как я, поймешь, что бабы ради тебя и пальцем не пошевелят. Мужики хотят только трахнуть тебя. А бабы просто со свету сживут.
После долгого перелета Кик так устала, что меньше всего ее интересовали профессиональные качества Бэби. Вне всякого сомнения, та мнила себя не то Ариадной Алаччи, не то Клер Бут Люс. Кик так и подмывало спросить Бэби, почему та решила, что займет место Лолли. Интересно, почему ей в голову втемяшилась такая идиотская мысль.
– А вот я очень люблю своих подруг, – сказала Кик. – И они всегда мне помогают.
Кик подождала, не ответит ли что-нибудь Бэби, спрятавшая голову под подушку, а потом решила переменить тактику.
– Может, мне лучше уйти, Бэби? – осторожно сказала она. – Кажется, ты хочешь поспать.
Кик взяла свою сумочку. Возле двери ей показалось, что она слышит смех Бэби. Кик обернулась. Странные звуки, доносившиеся из-под подушки, оказались рыданиями.
Кик подошла к постели и отбросила подушку с головы Бэби. Та закрыла лицо руками. От сдавленных рыданий сотрясалось все тело. Мордочка енота была залита слезами.
– В чем дело, Бэби? – спокойно спросила Кик, решив, что Бэби рыдает с перепоя.
– Не уходи, – пролепетала Бэби между всхлипываниями. – Пожалуйста, не уходи. Останься со мной. Я не могу выносить одиночества. У меня такие неприятности.
Кик подтащила кресло к кровати и села.
– О'кей. Но только ненадолго. Так что у тебя за неприятности?
Содрогаясь от рыданий, Бэби судорожно втянула воздух и начала успокаиваться.
– Я в глубокой жопе, Кик. Я все испортила... все, – захныкала она. – Все, что у меня было, я ухнула на Пако. Сукин сын, подонок и слизняк. – Она прижала кулачки к глазам.
– Ты что, в самом деле так в него врезалась? – спокойно осведомилась Кик. – Может, теперь, когда его нет, дела пойдут на лад?
Бэби испустила вопль почище, чем роженица.
– Только не говори, что он совсем ушел, – застонала она. – Я хочу его. Я не могу жить без него. – Она прислонилась к изголовью. – Я потеряла не только его, но и надежду получить колонку Лолли.
Вот это-то я и хотела услышать, подумала Кик. Она не спеша стянула кроссовки. Впереди долгая ночь.
Бэби рассказала о договоре, заключенном с издателем. Если ей удастся уговорить Марию Лопес, девушку по вызову, имидж которой создала пресса, вернуться в Нью-Йорк и выложить свою историю, она может рассчитывать на колонку Лолли. А это, сказала она, ей нужно больше жизни.
Лопес спрятал где-то колумнист из „Лондон Газетт", Абнер Хун. Бэби должна была, прилетев в Лондон, связаться с Хуном и так запудрить ему мозги, чтобы он сказал, где эта девушка, а уж потом она вытянула бы из нее все.
– А как ты объяснила Хуну свое появление в Лондоне? – невинно спросила Кик.
– О, тут-то я сработала очень умно, – приободрилась Бэби. – Я сказала ему, что мой издатель хочет дать о нем большой материал, а поскольку мы знаем друг друга – у нас с ним были прежде кое-какие дела, – я приехала взять у него интервью.
– И он купился на это?
– Еще как купился! – развеселилась она. – Я думала, что у него оргазм, когда позвонила. Он хотел скорее повидаться со мной, просил встретиться с ним в пабе „Эль Вино", где собирается вся публика с Флит-стрит. Ну и болото!
Кик представила себе это местечко: ровный гул голосов, пьющая толпа, для которой „Эль Вино" – второй дом, все было как и всегда, – но лишь до появления Бэби Байер. Свора хмельных ищеек, уже не способных поднять глаз выше ободка стакана с виски, оцепенела, когда ввалился Абнер Хун со светловолосой американской репортершей, повисшей у него на руке.
– Они все сразу же полюбили меня, – вздохнула Бэби, перепачкавшая косметикой и губной помадой льняную наволочку. Приподнявшись, она стянула с себя платье, нащупала на полу прозрачный ярко-розовый пеньюар и надела его. Наблюдая за ней, Кик поняла, почему газетчики с Флит-стрит не могли отвести глаз от Бэби.
Бэби обладала редкой способностью привлекать к себе внимание. Даже страдающих тайной педофилией вводило в заблуждение обманчиво ангельское личико Бэби и ее фигурка – не то женская, не то девичья, – и тогда уж дьявольский огонь рвался наружу.
Продолжая рассказывать, Бэби раскинулась на широкой постели.
– Они так и облепили меня, ловя каждое мое слово, – мечтательно, детским голоском проговорила Бэби. – Будто я Генри Киссинджер или кто-то вроде него. Я тебя совсем не знаю, Кик, но ты женщина и можешь понять, каково чувствовать внимание всех мужчин, окружающих тебя.
– Боюсь, у меня нет такого опыта, – сказала Кик. – Должно быть, это забавно.
– Забавно? – возопила Бэби. – Да тебя просто рвут на части! Но посмотрела бы ты, что делалось с Абнером Хуном. Он пыжился, как павлин, мать его, словно я его собственность. Ну, то еще представление.
– Понимаю, – улыбнулась Кик.
– Обычно я сразу вычисляю мужчин и беру их голыми руками, но такие, как Хун, ставят меня в тупик. Если кто и сводит меня с ума, так это бисексуальные педерасты. Я просто не знаю, как к ним подступиться. Но на вторую ночь ситуация в „Эль Вино" вышла у меня из-под контроля. Хун стал всех оттеснять, потому что умирал от желания выложить о себе все для моей так называемой статьи. Он дал мне понять, что мое поведение ему не нравится. И хотя я должна была расположить его к себе, но ничего не могла с собой поделать.
Кик нахмурилась, желая поскорее перейти к делу.
– Он упоминал Марию Лопес? Выпуклые голубые глаза Бэби сузились.
– Нет, черт бы его побрал! Если даже я уделю все внимание только ему, он все равно не станет распространяться. Понимаешь, он считает, что Мария вызывает особый интерес, поскольку в ее записной книжке имена членов королевской семьи и парламентариев.
– А разве это не так? – спросила Кик. Бэби, прикусив губу, уставилась в окно. Потом повернулась к Кик:
– Обещаешь не проболтаться, если я скажу тебе что-то очень важное?
Кик не хотела ничего обещать. Работа с Лолли научила ее тому, что сохранить тайну очень трудно.
– Выкладывай, ты меня заинтриговала.
– Эту Марию представляет один крупный нью-йоркский юрист. Я крутила с ним роман и, желая подыграть ему, написала, что, мол, Мария располагает списком имен весьма известных англичан... ну, чтобы придать вес этой истории. Абнер увидел этот текст, позвонил мне, и я дала ему понять, что все это чистая правда.
– И Абнер по-прежнему верит? – спросила Кик.
– Похоже, что да. Рано или поздно я сознаюсь ему, что это вранье, тогда он потеряет интерес к Марии и отдаст ее мне. Но я так хорошо проводила время, что мне хотелось потянуть с этим. Ведь как только девчонка окажется у меня в руках, уже не будет повода торчать здесь.
– А он не разозлится, что ты наврала ему?
– Без проблем. Я просто скажу, что получила ложную информацию от Ирвинга.
– Ирвинг? Так зовут твоего любовника? – спросила Кик.
– Ирвинг Форбрац, – приосанилась Бэби. – Ты, конечно, слышала о нем.
Кик изобразила притворное восхищение.
– Еще бы! Известная личность.
– Но у нас с ним уже все кончено. Теперь я его ненавижу. Он врал мне.
– Интересно, – мрачно сказала Кик, вспомнив Ниву и подумав о том, как „интересы" Бэби сломали ей жизнь.
– Значит, – подытожила Кик, – ты болталась в этом пабе, вокруг тебя толпились мужчины и ты не обращала никакого внимания на Абнера? А что же было дальше? Он, наверно, распсиховался и ушел?
– О, нет. – Бэби глубоко вздохнула. – Тут появился Пако.
Бэби рассказала о том, что произошло в третий вечер у „Эль Вино". Она уже пообещала себе, что будет обхаживать только Абнера. Она и так потеряла кучу времени, флиртуя со всеми напропалую, и уже начала нервничать, что дело не движется с места. Расположившись за стойкой спиной к ухажерам, она говорила Абнеру, как он блистателен. Вдруг она заметила в дверях того высокого смуглого мужчину, о котором грезила всю жизнь. Окружающие перешептывались. Женщины заметно нервничали. Блистательный Пако появился в „Эль Вино" весь в черной коже, и каждый видел, как играют его итальянские гормоны и раздуваются ноздри гордого римского носа, словно чуя в этой удушливой атмосфере аромат приключений.
Заказав порцию джина и поднеся стакан к припухшим губам, Пако успел заметить Бэби Байер.
Когда глаза их встретились, оба застыли. Бэби почувствовала, как по внутренней поверхности бедер прошла дрожь. Горло сжал спазм, и она слегка приоткрыла губы. Абнер стоял спиной к Пако, настолько увлеченный монологом, что даже не заметил происходящего. Он предположил, что восторг на лице Бэби вызван его рассказом.
Бэби выразила восторг через секунду после того, как увидела Пако, – цимбалы грянули и ее плавочки-бикини стали увлажняться.
– Ты слышала, как говорят, что дыхание перехватило? – мечтательно спросила Бэби, и глаза ее затуманились. Теперь она лежала на спине, уставясь в потолок. – Вот это я и почувствовала. Я не могла ни дыхание перевести, ни слова вымолвить. Абнер все молол и молол. Назови он мне адрес Марии, я б и это пропустила мимо ушей. Я глазела на этого черноволосого, пока Абнер не понял, что я теряю сознание и едва держусь за стойку бара. Он спросил, хорошо ли я себя чувствую. Я и ответить ему не смогла. Потом извинилась перед ним. Наверно, он решил, что я хочу в туалет. А я подошла прямо к стойке и остановилась перед Пако. Он посмотрел на меня сверху вниз. Ты заметила, какой он крупный? Рядом с ним я совсем крошка. Ну, он и спрашивает: „Кто вы?" Я представилась. А он говорит: „Я Пако. Пошли". Мы и ушли.
– Бэби! – воскликнула Кик. – Вот так ты и бросила Хуна?
– Нет, я удрала от Хуна, – поправила ее Бэби. – Я оставила сумочку на стойке, пальто в гардеробе и вылетела под дождь. Мы не прошли и полквартала, как Пако сгреб меня, затащил в аллею, прижал к стенке и приподнял. Я не успела опомниться, как язык его был у меня чуть не в горле, а руки задирали платье. Я так возбудилась, что меня все это не беспокоило. Он спустил мои трусики и тут же на месте оттрахал. Кик, а размеры у него! Ну прямо полукилограммовая банка „Молсон Лайт".
– О! – задохнулась Кик.
– И когда мы этим занимались, – продолжала Бэби, – а трудился он истово, – она ударила кулаком по ладони, – я была настолько на взводе, что прямо воспарила. Думаю, что-то орала. И почему-то я глянула через его плечо, что было бы просто невозможно, если бы он не приподнял меня, ухватив руками за задницу, – и что же я увидела?
– Неужели Абнера? – спросила Кик.
– Угадала, Абнера. Он стоял на свету в конце аллеи, и на пальце у него болталась моя сумочка. Я думала, у него глаза вылезут из орбит.
– И что ты сделала?
– Что я могла сделать? Кончила. Я словно вознеслась на небеса в этот чертов день Четвертого июля. Я висела на Пако, мотаясь из стороны в сторону, как тряпичная кукла. Я так и не поняла, кончил он или нет, потому что штука была у него все такая же твердая. Я обвила ногами его бедра, а он по-прежнему был во мне, когда понес меня из аллеи, оставив на земле мои туфли и трусики. Когда мы выбрались на улицу, Абнер исчез. Моя сумка лежала в луже на тротуаре. Пако нагнулся и подобрал ее. Я первый раз в жизни трахалась на ходу. У этого парня ноги железные. Он подошел к своей машине, открыл ее и кинул меня на переднее сиденье.
Потом я помню, как мы проходим в эту дверь. Мы не вылезали отсюда два дня... нет, три. Не знаю.
– Ну и ну! – сказала Кик, покачав головой. – Если окажусь в Риме, буду повнимательнее. А что же случилось сегодня? Вы что, поругались на приеме?
– Ох! – схватилась за голову Бэби. – Поругались? Хотела бы я, чтобы это было просто ссорой.
Оказывается, вынырнув из, своей сексуальной черной дыры, Бэби поняла, что ее ждут крупные неприятности. От Таннера было несколько срочных посланий. Он хотел знать, что ей удалось сделать. Еще несколько звонков от тех, с кем она общалась в „Эль Вино" и кто просил ее о встречах. Но ни слова от Абнера.
Она звонила ему домой и в „Газетт", но едва называла свое имя, ей отвечали:
– Мистер Абнер ничего не оставлял для вас, никаких сообщений.
Бэби запаниковала. Ей стало предельно ясно, что она должна вернуть расположение Абнера.
Когда Пако сообщил, что вечером он отправляется на прием, который дают лорд и леди Мосби, она умоляла, чтобы он взял ее с собой. Лорд Мос был владельцем популярной газеты, в которой работал Абнер. И он наверняка будет на приеме.
Едва начав рассказывать о приеме у лорда Мосби, Бэби снова залилась слезами. Кик нашла коробку с бумажными салфетками на ночном столике и протянула Бэби одну из них.
– Мне не стоило настаивать, чтобы он взял меня на этот прием, – сказала она. – Я должна была понять, что к чему, но я трахалась несколько дней напролет, и у меня просто мозги отключились. Пако не мог не пойти, потому что был приглашен. Но в этих роскошных загородных виллах в Белгрейвии он держался в стороне, тусуясь с прочими кретинами, потому что знаменитости его к себе и близко не подпускали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46