самым вопиющим было то, что Лолли предстояло создать привлекательный имидж его второй жене Джорджине, красивой блондинке, в прошлом сотруднице журнала „Восхитительная пища".
Конечно же, за Дайсоном останется последнее слово, когда придется решать, кто займет место Лолли, что вызовет массу проблем. Джо понял это в ту же минуту, как услышал о ее смерти.
Речь пойдет не о том, чтобы привлечь в „Курьер" журналистку с именем. Они все наперечет: у Лиз Смит солидный контракт с „Нью-Йорк Ньюсдей", Билли Норвич блаженствует в „Нью-Йорк Пост", заполучив такую звезду, как Синди Адамс. Есть возможность перетащить Ричарда Джонсона из „Дейли Ньюс", но Дайсону придется тогда выкладывать деньги, которые запросит Джонсон. В журналах и еженедельниках есть, конечно, восходящие звезды, но они не достигли пока той общенациональной известности, которая позарез нужна Дайсону. Журналист силен источниками информации и связями. Дайсон захочет, чтобы место Лолли занял человек, имеющий столько же связей, если не больше. Людей, отвечающих запросам Дайсона, притом таких, кого он хотел бы взять в штат, по всему свету наберется не более полудюжины, но мало кто из них согласится занять место, где придется подчиняться капризам издателя.
Проблемы не исчерпывались общением с Дайсоном. Едва узнав новость, Бэби потребует, чтобы это место Джо предоставил ей. Амбиции и тщеславие Бэби столь же ненасытны, как и другие ее запросы. Джо поежился при мысли о том, что его ждет.
Он услышал, как кубики льда со звоном посыпались в раковину и тут же раздался голос Бэби:
– Джо, ми-и-лый! Я приготовила тебе питье. Сейчас та-а-ак жарко.
Джо тихо застонал и поднял голову.
– Спасибо, Бэби, но мне надо вернуться в контору.
Усевшись, он увидел, что Бэби прислонилась к кухонному столу и держит два стакана с темной жидкостью, в которой плавают кубики льда.
– А я думала, что ты свободен весь день, – сказала она, приближаясь к нему.
Она поставила стаканы на пол возле дивана и, опустившись на колени, примостилась между его ног.
– Должно быть, все это из-за звонка Сэма, не так ли, дорогой? – Она подняла на него глаза. – Что ему нужно?
– Хм, – произнес он, откинув с ее лба рыжий завиток. Он не хотел начинать все сначала. На сегодня с них вполне хватит секса. Его мысли были заняты смертью Лолли, голова гудела, и ему совсем не хотелось обсуждать все это с Бэби.
Она взяла стакан и извлекла из него кубик льда. Не спуская глаз с Джо, она легкими привычными движениями натерла льдом соски, отчего те мгновенно напряглись.
– Чего ради он позвонил сюда? – спросила она.
Джо положил руки ей на плечи и попытался отстранить ее, высвободив колени.
– Да ничего особенного. Какая-то мура, с которой мне придется разбираться, – сказал он. – Бэби, мне в самом деле надо бежать.
Поставив напиток, она внезапно толкнула Джо на диван и уперлась руками ему в грудь.
– Что там у тебя такое важное, Джо? – вкрадчиво спросила она, вращая бедрами. – Нет ничего важнее этого.
– Бэби, брось, не надо, – слабо запротестовал он, придерживая ее за талию, чтобы она не слишком возбуждалась. Против воли он начал реагировать на нее. – Я не могу. Мне надо идти.
– Почему, Джо? – простонала она. – Разве ты больше не хочешь? Мммм...
– Конечно, хочу, Бэби, но...
Оседлав его, Бэби приподнялась, слегка откинулась назад и заставила его войти в нее. Он попытался увернуться, но не смог. Она сжала его коленями, как тисками.
– Так что там случилось в конторе, Джо? – настаивала она, уставившись на него сверху и закинув руки ему за голову, так что ее локти торчали в обе стороны. – Не выпущу тебя, пока не скажешь.
– Тебе лучше отпустить меня, радость моя, – хмыкнул он. – А то я сойду с ума.
– Скажи мне, что случилось, Джо, – повторила она, стиснув зубы.
– О'кей, о'кей, – согласился он, тяжело дыша. Она ослабила хватку, и он глубже вошел в нее.
– Звонил Сэм, – начал Джо, ритмично двигаясь.
– Ну и?.. – спросила она; по телу ее прошла легкая дрожь.
Какого черта, подумал он, все равно она скоро узнает. Так почему не сказать ей сейчас?
– Лолли Пайнс умерла, – пробормотал он, чувствуя приближение оргазма.
Бэби перестала подскакивать и снова уставилась на него. Лицо ее горело от возбуждения, рот приоткрылся, и Джо услышал звук, которого она никогда прежде не издавала: низкий гортанный стон. При этом Бэби снова начала двигаться, сначала медленно, а потом с такой безудержной страстью, что Джо сомневался, сможет ли удержаться в ней.
– Скажи еще раз, – задыхаясь, потребовала она. – Скажи еще раз, Джо!
– Что сказать? – выдохнул он, изумленно глядя на нее.
– О Лолли.
– Она... умерла, – еле вымолвил он, задыхаясь и все глубже и глубже проникая в нее.
Бэби замерла. Он чувствовал, как его член сжимают подергивающиеся мышцы. Вдруг она откинула назад голову и завопила в экстазе:
– О, Господи, Джо... это невероятно! Сдерживаться было уже не обязательно, и он дал себе волю. Но внезапно Джо понял, что никогда еще не испытывал с Бэби такого, как сейчас. Наконец-то он довел ее до оргазма.
3
Полицейский участок был недалеко, в центре парка, так что всего через несколько минут после звонка по „911" Кик услышала сирены. Вместе с полицией прибыли управляющий домом, швейцар Эдди, бригада „скорой помощи", а затем появился симпатичный человек лет пятидесяти из редакции по имени Сэм Николс. Он сказал, что знаком с Лолли более двадцати лет и возьмет на себя организацию похорон, а также сделает все необходимые звонки и даст объявления.
Кик провела всех в кабинет. Они столпились у тела Лолли, тихо и серьезно переговариваясь друг с другом. Поняв, что большой черный резиновый предмет предназначен для перевозки трупов, Кик отвела взгляд от санитара, расстелившего его на полу. Она слышала, как застегнули длинную молнию. Когда Кик наконец повернулась, Лолли и санитаров уже не было в комнате. Из-за двери кабинета Кик увидела, как выносят на носилках тело Лолли в резиновом мешке. Обогнув напольные часы на площадке, санитары исчезли.
В комнате остались лишь два полицейских. Она понимала, что сейчас они попросят ее дать показания о смерти Лолли от несчастного случая, но не могла вникнуть в смысл их слов. Потом полицейские ушли, и только мистер Николс стоял, ссутулясь, посреди комнаты.
– С вами все в порядке, малышка? – участливо спросил он.
Кик подняла на него глаза и кивнула.
– Спасибо, да.
– Как ужасно, да? – Мистер Николс переминался, явно желая уйти.
Кик вздохнула.
– Меня словно вышибли из седла. Может, мне надо что-то сделать?
Николе опустил глаза на свои потрепанные туфли.
– Официально? Нет, – сказал он. – Полагаю, что газета поместит большой некролог. Может, вы сможете раскопать о ней что-либо любопытное. То, чего никто не знает. Она прожила интересную жизнь, весьма...
Кик вдохновила мысль о каком-то занятии. Неважно, что это будет, но оно поможет ей избавиться от ощущения ненужности и пустоты.
– Надеюсь, что-нибудь разыщу. Правда, меня дрожь пробирает, как подумаю, что надо копаться в ее вещах.
– Но ваш материал не должен быть негативным, – предупредил Николс.
– О'кей. Постараюсь.
Николе посмотрел на часы и снова стал переминаться.
– Хорошо. Я буду в газете. Позвоните, если что-то найдется.
Поблагодарив Николса, Кик проводила его.
Закрыв за ним двери, Кик вернулась и тотчас поняла, что не может найти себе места в этой огромной квартире. Она не хотела идти к себе в комнату. Мысль о том, что она сядет там перед телевизором, казалась ей кощунственной.
Около шести Кик проголодалась. Она приготовила себе чай и нашла в холодильнике кусок пиццы. Затем приняла душ, накинула старый халат и поднялась в кабинет Лолли. В это время и без того причудливая комната представлялась еще более странной. Солнце бросало через стеклянный купол рассеянный свет. Сквозь подтеки птичьего помета она видела, как темнело с наступлением сумерек.
Усевшись в кресло Лолли с высокой спинкой, Кик с удивлением обнаружила, что все это время компьютер был включен. Он продолжал жужжать даже в те минуты, когда Лолли расставалась с жизнью!
Сэм Николе, подумала Кик, дал ей это задание, чтобы немного отвлечь ее, то есть проявил любезность, сказав, что нужна ее помощь. Лолли была не из тех женщин, которых легко любить, но, сотрудничая с ней, Кик привыкла уважать ее. Лолли преподала Кик несколько весьма важных уроков, касающихся влиятельных людей. Может, она и в самом деле напишет для Сэма Николса что-то толковое; постарается раскопать факты из жизни незаурядной женщины, а вместе с тем продемонстрирует „Курьеру" свои способности. У Кик появилась уверенность, что пора и ей занять в мире место, достойное ее. Раны ее затянулись, а Лолли научила ее, как избегать ненужных стрессов. Кик чувствовала себя на пороге новой жизни: стоит сделать лишь шаг, и судьба улыбнется ей. После всего пережитого она наконец готова к новому старту.
Мать Кик Батлер, Морин, умерла при родах. Это произошло где-то над Атлантикой в самолете компании „Трансевропа". Рейс 314 следовал из Лондона в Нью-Йорк в тот самый день, когда было совершено покушение на Президента Кеннеди. Тоненькая и стройная, хорошо сложенная, Морин была из тех женщин, у которых беременность почти незаметна. Даже на шестом месяце некоторые подруги уверяли ее, что не подозревали о ее беременности. И на восьмом месяце это не бросалось в глаза, поэтому ей удалось обойти правила авиакомпании, запрещающие находиться на борту самолета женщинам на сносях: Морин убедила всех, что она на седьмом месяце.
Она решилась лететь из Лондона, где навещала свою захворавшую мать, в Нью-Йорк, потому что полтора года назад ее мужа сбила машина, и он лежал в палате интенсивной терапии в больнице „Монт Синай". Но роды – точнее, сильное кровотечение – начались на полпути через Атлантику. К моменту приземления помочь ей было уже нельзя, так что попытались только спасти ребенка. Хирургам удалось извлечь девочку из чрева матери за несколько часов до того, как отец Кик, так и не придя в сознание, скончался.
Учитывая необычные и трагические обстоятельства ее появления на свет, оставалось лишь удивляться, что Кик обладала неиссякаемой жизнерадостностью. Еще не научившись ходить, Кик умела скрывать слезы. Да и бурная любовь бабушки Элеонор, матери ее отца, была столь активной, что Кик просто не было причин жалеть себя. Достойная старая леди взяла на руки сверток – крошечного ребенка – через два дня после смерти родителей девочки, окрестила ее Кэтрин Морин и, однажды прижав к сердцу, не отпускала от себя целых двадцать лет. Не ощущая утраты того, чего у нее никогда не было, Кик счастливо жила со своей бабушкой в доме из коричневатого камня в Гринвич-Виллидж.
Примечательно, что компания „Трансевропа" была настолько скомпрометирована после этого происшествия на борту, что совет директоров, желая хоть как-то возместить ущерб, предоставил Кик пожизненное право пользоваться бесплатными билетами на две персоны на все рейсы авиакомпании. Когда „Трансевропа" слилась с „Восточными авиалиниями", этот рекламный жест позволил Кик вести в детстве действительно необыкновенную жизнь.
Кик и Элеонор побывали везде. Унаследовав небольшие деньги, Элеонор продуманно вложила их, что дало ей и внучке возможность останавливаться в лучших отелях мира. Не ведая страхов, расположенная ко всем, любознательная Кик путешествовала по свету, свободно общаясь с теми, кто оказывался рядом, и уже составляя то, что позднее превратилось в реестр имен.
В глубине души Кик никогда не сомневалась в своем будущем. Мечтая стать журналисткой, она писала в средней школе, в старших классах, публиковалась в газете колледжа, а после его окончания, уверенная в правильности своего выбора, поступила в школу журналистики при Колумбийском университете.
Вскоре после того, как Кик закончила ее, бабушка Элеонор умерла, оставив внучке лишь небольшую сумму денег: они потратили почти все на путешествия. Но любви бабушки Кик ничто не могло заменить.
* * *
Кик быстро поняла, что может справиться с одиночеством, лишь с головой погрузившись в работу. Начав работать с полной отдачей в захудалой газетенке одного из пригородных районов штата Массачусетс, Кик обрела счастье. По крайней мере, она занималась тем, чего хотела всю жизнь. Ей платили за то, что она умела наблюдать и писать об увиденном. Она с удовольствием посещала собрания портних и водопроводчиков, заседания школьных советов, но все это было только началом. Кик постепенно обретала профессионализм, необходимый для того, чтобы когда-нибудь обосноваться в Нью-Йорке и заняться большой журналистикой.
Едва отметив в Массачусетсе второй раз День благодарения, Кик вспомнила о своем списке. Прежние связи позволили встретиться и поговорить с Федалией Налл, редактором журнала „Четверть часа". Перед встречей, назначенной на понедельник, она провела весь уик-энд в городской библиотеке, знакомясь с журналом. Крепкое издание! Явно имеющий свое лицо, хотя и весьма своеобразный, этот журнал публиковал в восьмидесятых годах лучших писателей. Это будет трудно, но Кик не сомневалась, что, если ей представится возможность сотрудничать там, упускать ее не стоит.
Она пришла в редакцию журнала, помещавшуюся в здании „Мосби Медиа" на Пятьдесят четвертой стрит Ист в Нью-Йорке, зябким декабрьским утром, повторяя про себя как молитву незабвенный совет бабушки: „Будь сама собой".
Стены приемной на тридцатом этаже были увешаны фотографиями людей, прославившихся, согласно постулату Уорхола, за четверть часа. Кик провели в роскошный кабинет, где за своим овальным столом стояла Федалия Налл в ярко-розовой блузе, под которой смутно угадывалась ее полная фигура, а шею украшало ожерелье из жемчужин, каждая из которых была как шарик для пинг-понга. Она казалась довольно симпатичной, хотя явно злоупотребляла косметикой.
– Мисс Батлер, – сказала Федалия Налл, протягивая руку, – проходите, садитесь.
Кик устроилась на стуле из черного дерева перед столом редактора и одернула на коленях юбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46