Летом, конечно, можно было посещать „Павильон" в „Файр Айленд-Пайнз", но тамошняя атмосфера чем-то настораживала и пугала, так что вечеринкам пришел конец.
В тот день, когда Джорджина начала работать в газете, она спешила домой, чтобы рассказать обо всем Бобби Максу. К тому времени он трудился на текстильной фабрике в центре.
Стоял душный июньский день, и даже вечер не принес прохлады. Бобби открыл ей дверь; в квартире был спертый воздух.
– Боже милостивый, Бобби, – сказала она, ставя сумку на стул возле двери. – Включи хоть кондиционер. Ты же задохнешься.
– Мне и так хорошо, – возразил он, взяв бутылку вина и длинную булку: это был их обычный обед.
Когда он брал бутылку, их руки соприкоснулись. У него были влажные холодные пальцы. Она посмотрела на него. На лбу и на верхней губе Бобби выступила испарина.
– Как тебе может быть хорошо, радость моя? Ты же весь вспотел.
– О'кей. Все о'кей, – сказал он.
– И вовсе не о'кей, – возразила она. – И почему на тебе рубашка с длинными рукавами?
Бобби Макс медленно подошел к дивану и опустился на него. Он долго смотрел куда-то в пространство, а потом поднял взгляд на Джорджину. Под глазами у него были темные круги.
– Ты потрясающе выглядишь, дорогая, – сказал он. – Просто персик! И как тебе идет это платье!
Джорджина взглянула в зеркало. Сегодня, разговаривая с Адольфо, она поневоле пустила ему пыль в глаза.
– Спасибо, дорогой, – сказала Джорджина. – Надеюсь, что все сработало, как надо.
Бобби расцвел.
– Получилось! – воскликнул он, расплываясь в улыбке. – Я потрясен! Ну, не говорил ли я тебе, что ты обязательно попадешь в „Курьер"!
Милый Бобби Макс, подумала она, как бы ему ни было плохо, он всегда рад за других. Обычно, если у нее что-то получалось, все равно что, он радовался, казалось, больше, чем сама Джорджина. Едва услышав о новой работе, где ей обещают платить вдвое больше, он прежде тут же вскочил бы и закружил ее по комнате, распевая „Мы при деньгах" или же другую песенку.
Но сегодня Бобби Макс не поднялся с дивана, хотя очень старался радоваться.
– Милый, в чем дело? – Она присела рядом с ним.
Бобби Макс съежился. Он не смотрел на нее.
– В общем-то, ничего. Думаю, что просто простудился. Этот идиот Ресник продержал меня вчера вечером чуть не до полуночи на складе, поучая, как переделывать „Хелмсли отель".
– Бобби... – сказала Джорджина. – В полночь обычно начинались вечера.
Они посидели молча, рассеянно глядя на Питера Дженнингса, но не включая звук телевизора.
В тот день, когда Джорджина отвезла Бобби Макса к врачу, его последний любовник уехал в Сан-Франциско.
Весь конец года она посвящала свободное время уходу за Бобби Максом. Многие недели он проводил в больнице, в отделении больных СПИДом. На Рождество больные получили по флакончику духов от Элизабет Тейлор, и все отделение благоухало. Все остальное время он находился в своей квартире, настолько заваленной поломанными игрушками, увядшими цветами, спущенными воздушными шариками, видеокассетами, книгами и журналами, что, несмотря на ужасное состояние Бобби, Джорджина однажды собрала и выбросила весь этот хлам. Похоже, Бобби Макс этого даже не заметил. Ему становилось все хуже.
Прошло несколько недель; она меняла ему простыни и готовила еду; поняв, что зашивается на работе, Джорджина наняла дневную сиделку и позвонила Большому Сэму. Тот стал дежурить возле Бобби по ночам.
И именно он позвонил ей как-то вечером, когда она задержалась в газете, готовя полосу, посвященную пасхальному столу.
Когда она вошла в квартиру Бобби, он лежал с открытыми глазами на специальной кровати, которую Большой Сэм пристроил так, чтобы его друг мог смотреть телевизор. Джорджина придвинула кресло с высокой спинкой и взяла Бобби за руку. Оба рассмеялись, когда Дельта Берк сказала: „Я-то все знаю о стариках, я к ним на свиданье бегаю".
Смех отнял у Бобби последние силы, и он зашелся в жестоком приступе кашля. Большой Сэм подошел и выключил телевизор. Когда приступ кашля прошел, Бобби откинулся на подушки.
– Что тебе сделать? – спросила Джорджина. – Хочешь немного сока? Я утром поставила в холодильник клюквенный.
Бобби пошевелил пальцем, словно прося ее наклониться. Джорджина склонилась над ним.
– Ты помнишь ту вышитую шерстью обивку кресел в холле „Хелмсли"? – прошептал он.
Она не помнила, но кивнула.
– Это подделка, – сказал он и закрыл глаза. Похоронив Бобби, Джорджина почувствовала полную опустошенность. В тот же год она проводила в могилу Большого Сэма и Вилли Вонку. Танту Буфанту кремировали в Майами.
К тому времени, когда Таннер Дайсон пригласил ее на ленч, она была безысходно одинока. Все покинули ее.
Джорджина не заметила, когда таймер подал сигнал. Теперь она пожинала плоды рассеянности: из духовки тянулся дымок. Она вскочила и рванулась к ней, надеясь спасти картофельные биточки.
Но, увы, они уже никуда не годились. И без того больные СПИДом, которым Гровер, ее дворецкий, каждую неделю отвозил приготовленные ею кушанья, не страдали излишним аппетитом.
Рассеянно соскребывая остатки своей стряпни, она вспомнила о телефонном звонке Бэби Байер в пятницу. Она всегда знала, что у Бэби непомерные амбиции, но все же Джорджину удивило и несколько разочаровало, что Бэби пытается через нее надавить на Таннера. Их с Бэби уже нельзя назвать близкими подругами. А Таннер встречал каждое упоминание о Бэби ледяным молчанием.
Джорджина так и не поняла, в чем дело. Предполагая, что замкнутый Таннер ревнует ее к бывшей подруге, Джорджина постепенно свела на нет их отношения, хотя порой чувствовала себя ужасно одинокой. Конечно, она была женой Таннера, но все же тосковала о ком-то, кто мог бы относиться к ней не только как к его жене.
Но как чудесно быть женой Таннера! Не хуже, чем ощущать себя Лилит. Но не стоит забывать о том, что случилось с Лилит. Ей были уготованы смертные муки. Как знать, не ждет ли подобная судьба и жену мистера Таннера? Так что же ей делать?
Она вспомнила о головках салата, лежащих в ванне ее служанки Сельмы, и о других замыслах, которые она втайне воплощала дома. Неужели, читая о том, как отклеивать комочки жевательной резинки с ковриков в ванной, она спасется от этих проклятых мыслей? Так что же ждет женщину, вышедшую замуж за человека вдвое старше ее? Джорджину никогда не интересовало материальное благосостояние. Оно не имело для нее значения и сейчас. Но что Джорджина хотела испытывать постоянно, так это ощущения той ночи, когда Бобби Макс увлек ее, нелепо одетую, в круг танцующих. Когда она оказалась в том мире, который принял ее такой, какая она есть, когда к ней пришло чувство долгожданной свободы.
11
Едва Кик очутилась в центре, ей показалось, что она вступила в Сумеречную зону. Ее встреча за ленчем с Джо Стоуном должна носить строго деловой характер. Лучшее, на что она может надеяться, так это на то, что ей предложат постоянную работу или, на худой конец, одноразовое задание. Самое плохое с ней уже произошло. Через несколько минут она встретится лицом к лицу с этим человеком.
Дребезжащее такси, которое везло ее по Девятой авеню, ухитрялось налетать на каждую выбоину и подминать каждую банку из-под содовой, валявшуюся после выходных.
Подпрыгивая на заднем сиденье, Кик вспоминала всех мужчин, с которыми ей приходилось столкнуться за тот год, что она провела в доме Лолли. Их было семеро.
Двое китайских посыльных: один из „Хунана" на Коломбус-авеню, другой из закусочной на вынос „Ю Со". Был еще Лерой из конторы срочной доставки „Крылатые ноги". Ему позволяли подниматься к дверям их дома. Потом два швейцара, управляющий и лифтер – Майк. Да, еще кто-то из телефонной службы Манхэттена.
За целый год она общалась лишь с восемью лицами мужского пола.
Ну и ну! Восемь существ, обладающих, скорее всего, первичными половыми признаками, низкими голосами спрашивали ее: „Где засор в туалете?" и „Будьте любезны расписаться вот здесь, мисс". Нет, это явно не назовешь общением. Черт возьми, как же ей выдержать ленч с особой мужского пола, столь существенно отличающейся от прочих. Ведь именно Джо первым узнает обо всех событиях в мире?
Легкая беседа, вот что ей нужно. Поверхностный, остроумный, вполне толковый треп, который покажет Джо Стоуну, что она не только образованна и сообразительна, но и ориентирована в том, что такое девяностые годы.
Да что же с ней происходит? Никогда в жизни она не пугалась встреч с незнакомыми людьми. Во время путешествий, в школе, в газете она всегда считала, что общение с незнакомцами – самое интересное дело в мире.
Но Джо Стоун – мужчина. В этом-то и проблема. Человек, имеющий возможность круто изменить жизнь Кик, если она ему понравится. Ее никогда не волновало, нравится ли она людям: обычно они симпатизировали ей. Если последний из тех, кого она встретила, предал ее, не стоит делать вывод, что таковы и другие.
Когда такси оказалось на углу Девятой авеню и Семнадцатой Вест, Кик наклонилась к водителю.
– Здесь! Остановите здесь! – крикнула она, перекрывая звуки радио и дребезжание разболтанных механизмов.
Если объехать квартал лишь для того, чтобы оказаться прямо перед входом в ресторан, это обойдется ей в лишний доллар. Что бы ни сулил ей этот ленч с Джо Стоуном, постоянный доход он пока явно не гарантирует. А сейчас каждый пенни на счету, поскольку она принялась искать квартиру. В соответствии с законом управление домами любезно согласилось подождать плату месяц, но грузчики уже, конечно, наготове.
Очутившись после залитой солнцем улицы в полумраке холла, она сначала ничего не могла разглядеть. Потом увидела слева от себя длинную стойку бара, пустые столы, покрытые клетчатыми скатертями, и полосу света в дальнем конце помещения. Скорее всего, она падала из садика, где собирался загорать Джо Стоун.
Прислонясь к стене, за стойкой бара стоял грузный человек; скрестив на груди руки, он наблюдал за игрой в футбол на экране большого телевизора.
Когда Кик сделала несколько шагов, бармен опустил руки и повернулся к ней.
– Мисс Батлер? – спросил он.
Слава Богу, подумала Кик, он не пришел. Могу повернуться и идти домой. У меня ничего не получается. Придется преподавать в какой-нибудь начальной школе в Ист-Сайде, и в один прекрасный день я выйду замуж за учителя физкультуры.
Кивнув, она улыбнулась.
– Да, я мисс Батлер.
– Джо в саду.
Ну и ладно, подумала Кик. Не так уж мне хочется выходить замуж за учителя физкультуры.
Кик направилась к задним дверям. Она еле передвигала ноги, словно к ним были привязаны свинцовые гири. „Отлично, – подумала она. – Я хорошо выгляжу, неплохо соображаю, значит, в прекрасной форме".
Оказавшись в маленьком садике, она окинула себя взглядом и пожалела о том, что у нее небольшая грудь. Роскошные формы почему-то придают уверенность, а ей этого явно не хватает. Мужчины первым делом смотрят на грудь. Даже интеллектуалы начинают разглядывать ваш бюст, стоит вам отвести от них взгляд. Печальная истина или одна из истин. Только женщины с большой грудью говорят, что им это безразлично.
Кик испытала облегчение, убедившись, что в садике почти так же прохладно и спокойно, как и в холле. Над головой шелестела листва могучих платанов, под ногами – каменные плиты пола. За столиком, покрытом скатертью, сидел мужчина лет сорока с небольшим, с темно-каштановыми волосами и крупным подбородком. Он откинул голову и прикрыл глаза.
Подойдя к столу, Кик обнаружила, что глаза у него полуприкрыты и из-под ресниц он наблюдает за ней. Он удивленно поднял голову.
– Приветствую вас, – сказал он, встал и отодвинул складной стул, который с противным металлическим скрежетом протащился по полу. – Джо Стоун, – представился он, протянув одну руку, а другой придерживая сползающую с колен салфетку.
На нем была темно-синяя спортивная рубашка, аккуратно заправленная в хлопчатобумажные брюки. Он ничуть не походил на то помятое потное создание, каким она представляла его себе. Белые ровные зубы, густые брови и весьма привлекательная физиономия.
– Кик Батлер, – застенчиво представилась она, надеясь постепенно обрести уверенность. Она улыбнулась, глядя ему прямо в глаза, и неожиданно почувствовала напряжение.
– Вам здесь нравится? – он указал ей на стул. – Мы можем устроиться и внутри.
– О нет, – с деланной бодростью ответила Кик. – Здесь очень приятно. Такое неожиданно укромное местечко в Нью-Йорке: ребенком я ходила по этому кварталу сотни раз, не подозревая о его существовании.
– Вот как, – улыбнулся он. – Вы родом из Нью-Йорка? Мы с вами редкие птички. Я вырос в Ривердейле.
Садясь, Кик усмехнулась.
– Для девочки, выросшей в Гринвиче, Ривердейл – что-то вроде Северного полюса.
Джо взглянул через плечо.
– А вот и мой Джино спешит на помощь. Кик повернулась и увидела перед собой бармена со стаканами. В них, казалось, плавало облако: это был крошеный лед. Один стакан он поставил перед Стоуном.
– Фетуччино для вас и леди, Джо? – спросил Джино, отходя от стола.
Джо улыбнулся и подмигнул Кик.
– Я сам сделаю. У вас есть ветчина, Джино? – спросил он.
– Ну уж нет, – буркнул Джино. – В прошлый раз, когда вас пустили на кухню, вы там чуть все не спалили. Отдыхайте, я приготовлю спагетти.
Провожая глазами Джино, Кик подумала, что отплывает спасательная шлюпка, а она вот-вот потонет. Она повернулась к Джо, лихорадочно соображая, что бы сказать.
– Кажется, вы тут часто бываете, – решилась она.
– Лишь потому, что не стоит из-за ленча ходить далеко, – улыбнулся Джо. Кик с благодарностью отметила, что пока он не бросил ни одного взгляда на ее грудь. – Я живу в соседнем квартале.
– Удобное соседство, – закинула удочку Кик. Сказав, что живет рядом, он, может, добавит что-нибудь и об условиях жизни. Но он не сделал этого.
– Итак, Кик Батлер. Как это такая симпатичная девушка попала в услужение к такой ведьме, как Лолли Пайнс? – спросил он, помешивая лед соломинкой.
– Я была очень привязана к Лолли Пайнс, – осторожно заметила Кик. – Она... то есть, в ней было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46