Вернувшись из Хэмптона, она уже дважды звонила Абнеру в „Карлайл". Оба раза его не было на месте, и Бэби оставила ему послание.
По пути из Хэмптона в присланной им машине Бэби вообразила, что он пригласит ее на ленч в воскресенье. Тогда придется потратить целый день, но закрепить это знакомство. Абнер Хун попался в ее сети, как и все, кого Бэби встречала после Джорджины Дайсон, и теперь нужно лишь убедиться, что она ему необходима. Но это не так уж просто, если ей не удастся встретиться с ним.
Она подумала: может, позвонить Джорджине и дать ей еще один шанс. Но, взяв трубку, вспомнила, что Таннер сейчас конечно же дома. Так что от разговора с Джорджиной тоже пришлось отказаться, ибо он невозможен в присутствии Таннера.
Хотя в любой неприятной ситуации Бэби, как правило, чувствовала себя жертвой, история с женитьбой Таннера ее многому научила. Она прекрасно понимала, что, выйдя замуж за издателя „Курьера", Джорджина отдалилась от своего прежнего круга в Нью-Йорке на непреодолимое расстояние. Ирония судьбы заключалась в том, что не в пример Бэби, прилагавшей все силы, чтобы попасть в общество влиятельных лиц, Джорджина никогда не преследовала такой цели.
По совести, Бэби не могла не признать, что, работая с Джорджиной в газете, она старалась снискать ее расположение. Но, даже опекая Джорджину и заботясь о ней, Бэби все же считала, что ее подруга не стоит внимания Таннера. Хотя все это произошло два года назад, воспоминание об этом по-прежнему не давало ей покоя.
Стоял конец зимы 1990 года. Весь штат газеты работал круглые сутки, освещая ход войны в Персидском заливе. Талант Бэби отыскивать мрачные сплетни пропадал втуне: три дня подряд страничку „Виноградинки" снимали из номера; на свободных полосах печатали снимки американских солдат, готовых к военным действиям в пустыне.
Бэби, как обычно, являлась на работу поздно и слонялась по комнатам, скучая и чувствуя себя никому не нужной. В ее серой жизни вдруг мелькнул проблеск надежды, когда она узнала о назначении нового главного редактора. Перед его появлением прошел слух о том, что у него отменное чувство юмора и густые волосы, что пригласил его сам издатель, а главное и самое интересное, что брак его ненадежен.
На этой неделе у Бэби были на него свои виды.
Добравшись до шестого этажа, она сразу же нырнула в дамскую комнату, чтобы нанести последние штрихи макияжа. Наклонившись к зеркалу, она аккуратно положила еще один слой теней, как вдруг до нее донеслись сдавленные рыдания из отдаленной кабинки.
– О, Господи... – простонал голос.
– С вами все в порядке? – не оборачиваясь, крикнула Бэби.
Жалобные стоны сменились молчанием. Подойдя к кабинке, Бэби сказала в щелку между дверцей и косяком:
– Я Бэби Байер. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Ответа не последовало, но за дверцей звучно высморкались.
– Вам плохо?
Наконец тихий, дрожащий голос откликнулся:
– Нет, нет... со мной все в порядке. Я выхожу. Вы не могли бы одолжить мне расческу?
– Конечно, – охотно откликнулась Бэби, роясь в сумочке. Отыскав расческу, она поспешила удалить с нее свои светлые волосы. Увидев через плечо, как приоткрылась дверца кабинки, Бэби изумленно повернулась.
– Джорджина? – спросила она, не веря своим глазам: неужели эта зареванная женщина с бумажной салфеткой, прижатой к носу, и есть Джорджина Холмс из отдела кулинарии? Бэби не видела, чтобы Джорджина хоть раз позволила себе небрежно одеться, она всегда была безупречна. Сейчас глаза ее припухли и покраснели, косметика размазалась, изящная французская прическа рассыпалась и вдоль лица висели спутанные пряди волос. Не менее странным казалось и то, что при ней был экземпляр одной из утренних газет, которые доставлялись в редакцию. Несмотря на всю ее преданность работе, зачем Джорджине Холмс таскать в сортир „Нью-Йорк Пост"? Не для того же, чтобы почитать здесь газету!
Когда Джорджина положила газету на край раковины, она упала, раскрывшись на шестой странице, где печаталась полоса светской хроники, пошлое подобие „Виноградинки" в „Курьере".
Не удержавшись от искушения, Бэби взглянула на полосу. Ближе к краю была помещена весьма ехидная анонимная заметка – из тех, которые, как надеялась Бэби, когда-нибудь доверят писать и ей: „Какой успех – многократно женатый газетный магнат делит с редактором отдела кулинарии не только порцию крем-брюле".
Значит, сплетники не лгут, подумала Бэби, перемывая им кости последние несколько недель. Впрочем, никто, даже сама Бэби, которая жадно ловила слухи, так и не узнала ничего определенного.
Бэби охватила дрожь возбуждения. Такого случая ей больше не представится. Оказаться рядом с человеком, которому предстоит выпутываться из предельно напряженной, даже драматической ситуации в самый важный момент жизни. Бэби должна пошевеливаться, чтобы утащить Джорджину в безопасное место и тем самым стать для нее незаменимой.
Джорджина прислонилась к раковине, беспомощно промокая глаза, которые тут же снова наполнялись слезами.
– Джорджина, – сочувственно сказала Бэби, – чем я могу тебе помочь?
– Не знаю, – всхлипнула Джорджина. – Кто-то оставил это на моем столе. О, Господи, не могу же я вернуться с таким лицом.
Бэби с видом заговорщика оглядела дамскую комнату, словно желая убедиться, что их никто не подслушивает.
– Значит, так, – зашептала она. – Я не думаю, что тебе нужно возвращаться в таком виде. Мы спустимся на запасном лифте, поймаем такси и отправимся к тебе домой, прежде чем кто-то тебя заметит. Где ты живешь?
– На углу Семьдесят второй и Третьей авеню, – все так же всхлипывая, проговорила Джорджина. – Но в холле моего дома наверняка толпится куча репортеров. Таннер такая заметная персона. А что, если кто-то меня сфотографирует? Это будет для него ужасным ударом.
Бэби подумала, что у Джорджины легкая паранойя. Это же всего-навсего анонимная заметка, а не какой-нибудь материал на первой полосе с фотографией смущенной Джорджины во всю страницу. Но паранойя Джорджины очень на руку Бэби.
– Мы поедем ко мне. Никому и в голову не придет искать тебя там.
Так оно и было. Случайная встреча в туалете привела к тому, что Джорджина поселилась с Бэби, наполнив волнениями ее монотонную жизнь. Когда такси доставило их к небольшому домику в середине квартала, Бэби вспомнила, что, как всегда, не убрала постель. Одежда валялась на спинке сломанного стула, и трудно было вообразить, в каком виде ванная. Квартира обычно выглядела так, словно в ней произошел небольшой взрыв, но сегодня она была и того хуже.
Когда они вышли из машины, Бэби извинилась:
– Боюсь, у меня дома ужасный кавардак, Джорджина. Сегодня утром я заспалась и не успела прибраться.
Джорджина была уже во вращающихся дверях холла; шарфом она прикрывала лицо на манер „королева-Елизавета-бредет-через болота".
– Все в порядке, – не оборачиваясь, откликнулась она и почти бегом миновала холл.
К чести Джорджины, она и бровью не повела, заметив чудовищный беспорядок в однокомнатной квартире Бэби.
– Могу ли я воспользоваться твоей ванной? – робко спросила она.
Кинувшись туда, Бэби торопливо подобрала с пола заношенное белье и грязное полотенце.
– О'кей, она в твоем распоряжении! – крикнула она, сунув вещи в забитую корзину за дверью.
Она судорожно искала в шкафчике над мойкой хоть пару чистых чашек с блюдцами, когда в дверях кухни появилась Джорджина. Ее лицо заметно посвежело, когда она смыла остатки косметики. Ее прическа приобрела обычный вид. Бэби никогда не встречала ее за пределами редакции и теперь ощутила легкий укол зависти, увидев, как безукоризненно красива Джорджина Холмс. Неудивительно, что даже такой немолодой и влиятельный человек, как Таннер Дайсон, рискуя своей безупречной репутацией, влюбился в Джорджину.
– Бэби, – сказала Джорджина, – я даже не знаю, как благодарить тебя.
Бэби потушила огонь под чайником.
– Да что ты, – чирикнула она. – Не сомневаюсь, ты сделала бы то же самое для меня, окажись я в такой ситуации. – Так и не отыскав чайную посуду из сервиза, она взяла две кружки.
– У меня все так ужасно запуталось, – вздохнула Джорджина, когда Бэби, обнаружив два пакетика с чаем, опустила их в кипяток.
– Ерунда, – сказала Бэби, – давай присядем. И ты мне толком расскажешь, что случилось. А потом мы прикинем, что можно сделать.
Они расположились друг против друга на шатких креслах-качалках, которые Бэби поставила в нишу эркера, и Джорджина начала повествование.
Потрясенная Бэби слушала, навалившись на стол и стараясь не упустить ни слова. Ее всегда интересовали пикантные подробности жизни известных людей, но сейчас она поняла, что сама невольно вовлечена в один из таких любовных романов, информация о которых взрывает застойное болото журналистики.
Джорджина вовсе не собиралась завязывать роман с этим немолодым человеком. Уважая его, она была польщена и взволнована, когда он попросил именно ее составить план ленчей для штата его помощников и гостей. Это произошло два месяца назад. Сначала он держался с ней вежливо и сдержанно, как с профессионалом, на которого можно положиться. Ни лишнего слова, ни лишнего движения.
Затем, как-то днем, проводив президента Нью-Йоркской фондовой биржи и двух президентов банков, он попросил ее задержаться, чтобы вкратце обсудить с ней меню следующего ленча.
Она вернулась на кухню, ожидая, когда он позовет ее. Джорджину слегка насторожило, что он не пригласил ее ни в свой кабинет, ни в обеденный зал, но появился на пороге служебной кухни. В это время она как раз сунула кассету с „Богемой" в свой маленький магнитофон и, обдумывая меню, напевала про себя. Подняв глаза, она обратила внимание на его странную улыбку и глаза, устремленные в пространство. Свет настольной лампы создавал ореол вокруг его серебристых волос, и ей показалось, что синяя рубашка того же цвета, что и глаза.
– Мистер Дайсон, – промолвила она, – вы меня напугали.
– Изумительно, – сказал он.
– Что?
– Вот этот пассаж, – сказал он, мечтательно поводя головой. – Каждый раз, как слышу его, у меня сердце поет.
Только сейчас она поняла, что он говорит о музыке.
– У меня тоже, – проговорила она, и они вместе дослушали арию до конца.
Во время паузы он сделал шаг к ней.
– Вы любите оперу, мисс Холмс?
– О, да, – сказала она. – Мы с отцом каждое воскресенье слушали трансляции из Метрополитен-опера. И это были самые счастливые часы в моей жизни.
Ее очень удивило, когда он пододвинул высокий кухонный табурет, сел и начал расспрашивать о ее любимых операх. Они обсуждали эту тему с особой заинтересованностью, свойственной поклонникам искусства. Так другие говорят о ловле бабочек или бейсболе. Его знания были гораздо глубже, чем у нее.
Они обсуждали постановку „Кавалера Роз", которую несколько лет назад он видел в Вене, когда Таннер внезапно бросил взгляд на часы и встал.
– Боже милостивый, я заставил сенатора Брогана ждать меня целых полчаса.
Джорджина смутилась, словно разговор с ней отвлек его от неотложных дел.
– Вот что, – обронил на пороге Дайсон. – „Богема", которую вы так любите, будет в четверг вечером. Не хотите ли пойти?
Джорджина, растерявшись, уставилась на него. Его слова, произнесенные вскользь, заставили ее усомниться в их серьезности.
Он понял это и засмеялся.
– Не волнуйтесь, мисс Холмс, – сказал он. – Мы пойдем втроем. Мой помощник Нил Грант обычно сопровождает меня. Дело в том, что миссис Дайсон сейчас в Париже на демонстрации мод. Кроме того, она вообще не выносит оперу.
Вот так все и началось.
Джорджина бросила взгляд на Бэби; та ловила каждое слово. Начавшийся дождь стучал в плохо закрепленные стекла эркера.
– Я была так наивна, – заметила Джорджина. – Потом оказалось, что Нил Грант совсем не любит оперу, он просто делал вид, что ходит туда со мной.
– Ну и?.. Так когда же... ну, ты понимаешь, у вас началось?
Джорджина смутилась, догадавшись, что интересует Бэби.
– Когда у нас начались интимные отношения?
– Ну, Джорджина, тебе не о чем было бы беспокоиться, если бы вас объединяла лишь любовь к опере.
Джорджина не отводила глаз от своей кружки.
– Бэби, ты когда-нибудь испытывала оргазм? У Бэби отвалилась челюсть, но она тут же овладела собой.
– Прости за идиотский вопрос. Конечно, ты испытывала его.
– Даже в подземке, на линии „Д", – соврала Бэби, поддерживая репутацию секс-бомбы. – Даже по воскресеньям, когда я хожу в кино одна, я могу его испытать.
– Ну, это уж что-то выдающееся! А вот мне тридцать один год, а я и не знала, что это такое.
– Надо же, – удивилась Бэби.
– Но как бы там ни было, после второго посещения оперы я наконец узнала его.
– На второй вечер! И что же произошло? Приблизившись к ней, Джорджина зашептала:
– Бэби, мы занимались этим на заднем сиденье его лимузина. Мы вышли из оперы и посадили Нила в такси. Машина Таннера ждала нас перед Линкольн-центром. Все время в опере Таннер сидел очень близко ко мне. Нас словно пронизывал электрический ток. Водитель едва успел закрыть дверцу, как мы буквально стали сдирать одежду друг с друга. Я даже не пыталась сопротивляться. Откровенно говоря, я первая дала ему повод. Я просто вцепилась в него. Понадобилось всего несколько минут. Мы издавали такие страстные стоны, что, наверно, даже у водителя началась эрекция. Я только успела заметить, что мы на Таймс-сквер. Он кончил одновременно со мной. Мне казалось, что я разрываюсь на части. Никогда в жизни не испытывала ничего подобного.
– Ну и ну! – сказала потрясенная Бэби. – Наш безупречный лидер! Председатель совета директоров Таннер Дайсон со спущенными брюками на заднем сиденье! Мне это нравится!
Джорджина, вне себя от ужаса, всплеснула руками:
– Бэби! Молю тебя, никогда никому не говори о том, что я тебе рассказала. О, Господи, зачем я это сделала...
– Успокойся, Джорджина, пожалуйста, – попросила ее Бэби. – Ты должна была мне все рассказать. Иначе я не смогу помочь тебе.
– Ох, Бэби, ты так добра ко мне!
– Ну ладно, значит, так все и началось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46