Комната, в котором я ждала, была вполне приятная и мило обставлена; но я не интересовалась госпитальной меблировкой, меня интересовала только Альма. Мне хотелось быть только уверенной в том, что с ней все в порядке и что она не очень страдает от полученных ран. В конце концов, более чем через сорок минут Рой возвратился с маленьким полным молодым врачом. Сержант полиции, краснолицый и потный, суетился поблизости. Врач был одним из тех людей, у которых на лице всегда была дежурная улыбка. Он с печальной улыбкой посмотрел на меня, когда Рой представил нас:— Мисс Томпсон, Доктор Уокер.— Добрый вечер, мисс Томпсон.— Добрый вечер, доктор Уокер. Как она?Он побледнел. Рой сказал:— Она находится под воздействием сильных успокаивающих средств.— Но как она?Рой повторил:— Я сказал тебе. Она спит.— Могу я увидеть ее?Доктор Уокер сказал:— Ну, в этом мало смысла, мисс Томпсон. Она спит, вы понимаете, она находится под воздействием успокаивающих средств. Вы не смогли бы поговорить с ней.— Она умерла?— Нет, — ответил Рой.Я сказала:— Пожалуйста, может быть, кто-то мне скажет, как она себя чувствует?Уокер глянул на Роя. Затем он сказал мягко:— Она получила ряд ранений, но мы не знаем, насколько они обширны. Нам станет это известно, когда мы сделаем ей рентген, мы сейчас намереваемся это сделать. Мы сделали для нее все, чтобы она чувствовала себя сносно, и мы все надеемся на лучшее.— Я хочу ее видеть. Она спрашивала обо мне. Я ее подруга. Я хочу, чтобы она знала, что я пришла.Рой сказал:— Кэрол, она спит. Ей дали сильные успокаивающие средства. И ее готовят, чтобы отвезти на рентген.— Я буду ждать, пока она не проснется. Рой, я должна быть здесь, когда она проснется. Она здесь иностранка. Рой, я должна быть с ней рядом.Доктор Уокер сказал:— Боюсь, мисс Томпсон, что она проспит, по крайней мере, до утра.— Тогда почему мне сказали, что я должна приехать сюда как можно скорее?Рой сказал:— Существуют определенные формальности в делах такого рода. Я уже позаботился обо всем.— Рой…— Расслабься, — сказал ои мягко. — Только расслабься.Я закусила губу и смахнула несколько слез.— Я принесла для нее несколько вещей — ночную рубашку и косметику и так далее, — сказала я доктору Уокеру. — Будьте добры проследить, чтобы она получила их.— Конечно. — Он взял белую сумку из свиной кожи, как будто боялся, что она может взорваться в его руках!Я сказала:— Если она проснется, доктор, скажите ей, что я была здесь и при первой возможности вернусь утром, чтобы увидеться с ней.— Конечно, конечно. Можете мне поверить, мисс Томпсон.— Пойдем, — сказал Рой. Он попрощался с доктором Уокером за руку и сказал ему: — Я буду поддерживать с вами связь. — Затем он обратился к сержанту полиции: — До свидания, сержант. Спасибо за вашу помощь.— Всегда готов служить, сэр.Доктор Уокер застенчиво улыбнулся мне, и Рой вывел меня.Когда мы оказались в маленьком красном автомобиле, я сказала:— Рой, скажи мне правду. Как она?Он только собирался включить мотор, но сразу же отвел руку. Его голос был очень ровным и невыразительным. Он сказал:— Кэрол, извини меня. Ее состояние не так хорошо.— Что это означает, Рой? Что это означает; ее состояние не так хорошо?— Они не знают еще, насколько обширны ее раны. У нее сломан таз, и это может привести к некоторым функциональным расстройствам.— О, Боже мой, что это может означать?— В настоящее время она не может двигать ногами. Врачи узнают больше, когда сделают рентген.— О, как ужасно.Он завел мотор, но не тронулся. Мы сидели. Он сказал:— Она была в сознании, когда ее привезли. Она сказала доктору Уокеру, что мужчина напал на нее на пляже и изнасиловал ее.— Рой!— Я полагаю, что потом он испытал в какой-то степени угрызения совести. Сержант Хэдли считает, что машина неслась со скоростью свыше ста миль в час, когда произошла катастрофа.Я беспомощно плакала:— Где это произошло, Рой?— На шоссе над морем. Машина выскочила на обочину, мужчина потерял контроль, и они перевернулись. Он погиб мгновенно.— Рой, скажи мне. Ты видел ее?— Да, несколько мгновений.— Как она выглядит?— Она под наркозом. Я сказал тебе.— Нет, я имею в виду, пострадало ли ее лицо?— Машина вошла в скольжение, прежде чем она перевернулась. По-видимому, у нее было время, чтобы защитить свое лицо. Ее руки порезаны, у нее несколько, ран на голове, но они не такие серьезные, как остальные.— Слава Богу, что ее лицо не пострадало, Рой. Она такая красивая девушка, такая красивая.Он тронул машину, и мы поехали.Всю дорогу назад мы не разговаривали. Он оставил меня наедине со своими мыслями, возможно, он тоже погрузился в раздумья, — и я думала о бедной Альме, страдающей и без сознания, прекрасной и эгоистичной, жадной и раздраженной, и, однако, по какой-то причине привязанной ко мне, я думала о человеке, которого полюбила. Беспричинно. Такова уж любовь, подумала я. Не нужно никаких причин, чтобы она возникла.Когда мы приехали в «Шалеруа», Рой оставил свою машину, чтобы ее припарковал один из швейцаров. Когда мы вошли в лифт, он сказал:— Я хочу, чтобы ты пошла со мной в мой номер. Я тебе дам кое-что, чтобы ты смогла уснуть.— Мне ничего не нужно.Он не согласился. Он сказал бою в лифте:— Двенадцатый этаж, — и когда мы остановились, взял меня за руку и повел к своему номеру. В номере он сказал:— Сядь, — но я не могла сесть. Я стояла, глядя на него, и он понимал, что я отчаянно нуждалась в его утешении. Он обнял меня, и я почувствовала, во второй раз упругость его рта и его тела. Я снова заплакала, и он подвел меня к креслу и очень нежно, но со знанием дела усадил меня. Затем он ненадолго оставил меня одну, рыдающую, уткнувшись в ладони.Возвратившись, он сказал:— Вот, — и протянул мне стакан, наполненный кубиками льда и какой-то желтой жидкостью.Я спросила:— Что это?— Виски.— Мне нельзя…— Ты можешь выпить. Это чисто медицинское средство. И возьми вот еще… — И он протянул мне также маленькую зеленую таблетку.— Мне нужно это?— Да.Я задохнулась от виски и, пока с трудом его пила, оглядела комнату, так, чтобы вспомнить в будущем, когда уйду от него, какая у него обстановка. Это была большая комната, напоминающая наши на верхнем этаже, соединенная с маленькой, служившей ему спальней. Мне понравилось, что в ней не было особого порядка. Повсюду были разбросаны книги, беспорядочная груда бумаг на столе и пара рубашек, висящих на кресле. Я сказала, как только овладела голосом:— Тебе нужна жена.— Мне?— Конечно. Я никогда не предполагала, что ты такой неряшливый. Я думала, что ты аккуратный и точный.— Почему у тебя возникла эта мысль?— Я так воображала. Ты знаешь, каковы девушки. Они полны фантазий.— Ты приняла уже таблетку?— Она у меня в руке.— Прими ее.— Нет, Рой, я не хочу.— Почему нет?— Я боюсь, что просплю. Я должна утром немедленно отправиться в госпиталь. — Затем что-то, беспокоившее меня, возникло у меня в памяти, и я сказала: — Рой, эти раны на голове. Они опасны?— Уокер сказал мне, что, по его мнению, они не могут принести серьезного вреда.— У нее забинтована голова?— Ну конечно, раны перевязаны.— Они обрезали ей волосы?— Да, конечно.Он позволил мне поплакать чуть дольше; затем уговаривал меня выпить еще виски.— Прими таблетку, — сказал он, но я все еще отказывалась. Он сказал: — Ладно, когда ты проснешься утром, позвони мне. Я отвезу тебя в госпиталь.— Спасибо тёбе, Рой.— Теперь я провожу тебя до твоего номера.— Тебе не следует…— Не возражай мне.— Но мужчинам не разрешено появляться на нашем этаже.— Я не мужчина. Я из медицинского персонала.— Для меня ты мужчина, — сказала я. — Все мужчины всего мира в тебе. — Я встала и поцеловала его в губы. — О, Рой, я так сильно люблю тебя.Спустя несколько минут он отвел меня наверх и спокойно оставил меня перед номером. В номере горел свет, но возвратилась только Джурди. Я поняла это, увидев закрытой дверь в ее комнату. Я не могла осмелиться разбудить ее, чтобы рассказать о катастрофе. Донны еще не было дома, а на постели Альмы лежал кусок, черной бархатной ленты. Я взяла ее, чтобы убрать, и затем снова уронила ее на кровать. 11 В восемь часов я проснулась в панике. Это была одна из тех ужасных ночей, когда ненавистна сама мысль о сне: ты борешься против сна каждую минуту и чувствуешь, будто огромная тяжесть давит тебе на грудь. Я все время знала, что должна проснуться рано, чтобы отправиться в госпиталь, но никак не могла вырваться из объятий ночных кошмаров, не могла поднять веки. Ужас!Кровать Донны была несмята, но какое мне до этого дело. Черная бархатная лента Альмы все еще лежала там, где я ее оставила. Дверь в смежную комнату была открыта, Джурди уже застелила свою постель и ушла. Я догадалась, что она снова уехала с Люком.Я позвонила Рою, но он не отвечал. Я быстро приняла душ, чтобы смыть противный ночной пот, и слегка побрызгалась одеколоном, надела белое платье и белые туфли, ведь сегодня было воскресенье. Я позвонила Рою еще раз, но он все еще не отвечал, и я решила дополнить свой костюм маленькой белой шляпой и взяла белую сумку, спустилась в кафе посмотреть, нет ли его там. Он был там; сняв очки, он пил апельсиновый сок у стойки.Я подошла к нему и сказала прямо в ухо:— Доброе утро, Рой.Он, вздрогнув, повернулся:— Ну, доброе утро.— Ты уже позавтракал? — спросила я.— Нет, только выпил стакан сока. Что ты хочешь?Я села рядом с ним:— Пожалуйста, только кофе.Он заказал его, а затем сидел, глядя на меня в задумчивости. Его взгляд был довольно странным, Казалось, он не может сфокусировать глаза; и я сказала:— Ты устал, Рой?— Немного.— Дорогой, не лучше ли тебе отдохнуть? Я и сама доберусь до госпиталя.— О, нет.— Я проспала, — посетовала я. — Собиралась встать в семь, в самом крайнем случае. Рой, мне так нужно поехать туда.— О'кей, — ответил он. — Как только ты выпьешь кофе.Через десять минут мы вышли. Его сверкающий красный «МГ» был припаркован совсем рядом на подъездной дорожке; и прежде чем сесть в машину, он снял светло-кремовый пиджак. Он остался в белой рубашке с короткими рукавами, коричневом галстуке и светло-серых брюках. Он слегка выделялся на цветном фоне его машины, но зато его одежда полностью гармонировала с моей.Мы повернули на Коллин-авеню, затем двинулись по Индиен-крик и пересекли один из мостов, ведущих на материк. Мы почти не разговаривали. Минут через двадцать я вдруг спросила:— Мы едем в нужном направлении?— Ты имеешь в виду госпиталь? Нет.— Рой! Куда мы едем?Он сказал очень спокойно и мягко:— В госпиталь ехать не нужно. Она умерла в пять часов утра.— Рой!— Доктор Уокер позвонил мне около половины четвертого. Я сразу жё поехал. У нее было обширное внутреннее кровоизлияние, они не могли ее спасти. Мне очень жаль, Кэрол.Он ехал и ехал, медленно и аккуратно, по бесконечной улице, которая, казалось, была проложена сквозь густые зеленые джунгли. Попадалось мало машин; едва ли кто-нибудь мог видеть мое лицо; и я просто плакала, пока совсем не осталось слез, да и сил уже не было плакать. Беспомощно сидела я и смотрела на джунгли и на ярко раскрашенных птиц, зловеще кричащих над нами; наконец я спросила:— Рой, где мы?— Мы на Эверглейдз.Должно быть, это было хорошее место, потому что все было так нереально, и здесь как-то возникало ощущение нереальности смерти Альмы и того человека с расплющенным мертвым лицом и перевернутой машины с вращающимися в воздухе колесами.— Она страдала, Рой?— Нет. Уокер — хороший парень. Он знает свое дело. Он позаботился о ней.— Я хотела бы, чтобы ты позволил мне посетить ее этой ночью.— Я думал, что для тебя будет лучше, если этого не произойдет.— Я не могу поверить в случившееся. Я никогда вновь ее не увижу. О Господи… Что теперь будет, Рой?— Я говорил с Арни Гаррисоном. Он и миссис Монтгомери сделают все, что необходимо.Птицы были фантастическими, невероятно ярко расцвеченными и очень деятельными. Альма их никогда не увидит. Казалось, что деревья полностью покрыты белыми цаплями, которых Альма тоже никогда не увидит; а расположившиеся на ветвях птицы, которые напоминали орлов, оказались всего лишь турецкими сарычами, как мне объяснил Рой. Вдоль всей дороги виднелись небольшие стада диких свиней, роющихся в траве, сероватые упитанные создания с визжащими между ног малышами. Мамы-свинки, папы-хряки и дети-поросятки.— Полудикие свинки-полосатики, — сказал Рой. — Мы остановимся в стороне от них. Они опасны, особенно в это время.Мы замедлили движение, чтобы объехать змей, которых давили другие автомобили, многочисленных полозов и гремучих змей, и Рой объяснил, что они не могут убегать по дороге, вроде этой, и что гремучая змея (к примеру) может ползти со скоростью не более четырех миль в час. Я всегда думала, что змея может опередить скаковую лошадь, а оказывается, нет.Я не знала, как долго мы ехали. Я была бессильна в своем несчастье. Каждый раз, стоило мне подумать, что я, наконец, контролирую свои чувства, я вновь заливалась слезами. Рой был необыкновенно добр и нежен, но он не мог ничего сделать с мыслями и видениями, которые возникали в моем мозгу. Я вспоминала ее в том платье, которое она надела в последнюю ночь, и начинала плакать. Я вспоминала разного рода случаи, которые казались забавными в свое время, как, например, ее дискуссия с доктором Шварц по вопросу о том, как принимать мать роды, и потоки слез начинали бежать из моих глаз. Почему такая ужасная, бессмысленная судьба постигла ее, почему?Наконец мы выехали снова к воде. Я спросила Роя:— Где мы тёперь?— Ист-Кейн.— Что за милое название. Где это?— У Мексиканского залива.Мы здесь позавтракали на террасе ресторана, обращенной к океану, и постепенно я все больше овладевала собой. Потом, когда мы готовы были отправиться в обратный путь, где-то около половины третьего, я заметила, каким усталым выглядит Рой. Разумеется. Ведь он большую часть ночи не спал. Я уговорила его позволить мне вести машину, и, только понаблюдав в течение нескольких минут, как я веду себя за рулем, и убедившись, что я знаю, как управлять «МГ», он расслабился и сразу заснул. Я чувствовала себя ответственной за него и ехала с большой предосторожностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50