https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/100x100cm/
Донна сказала:— Хватит выглядеть, как привидение, наденем что-либо и в путь.Я облачилась во что-то миленькое и цветастое, а Донна — во что-то зеленоватое, и мы двинулись на выход, напоминая собой висячие сады Вавилона. Когда мы вошли в лифт, Донна предложила:— Давай возьмем машину, -но я была готова этому.— Если ты возьмешь машину, — сказала я, — то на свой счет.Она ответила:— Мой Бог, иногда ты вещаешь, как Джордж Вашингтон, — на что я сказала:— Ерунда. Машины нет, насколько я понимаю, и ты это знаешь, — Итак, мы взяли такси и попросили подбросить нас к Бурдину, это было своего рода главной станцией назначения для девушек и, когда мы выползли из такси, там прогуливались, тихо посвистывая, два высоких молодых интересных парня из военно-воздушных сил. Мне противно признаться, но это звучало музыкой в моих ушах. Я вспыхнула. Донна улыбнулась с тайным удовлетворением, и я могла бы поклясться, что она испытывала то же самое чувство, что и я. Мой Бог, я снова была девушкой. Уголком глаза я отметила, что один из них был капитан, а другой лейтенант, но Донна не повернула своей головы даже на одну тысячную дюйма. Она схватила мою руку и, к моему отчаянию, повела меня в магазин; но как только она оказалась внутри, она тотчас же остановилась, как будто интересовалась, где здесь дамская комната. Две секунды спустя оба летчика чуть-чуть не сшибли нас. Донна рассчитала это до миллиметра — они не могли не натолкнуться на нас, — и она пропела:— Ну, ребятки! Я не помню, была ли влюблена до смерти, но мне не улыбается быть раздавленной до смерти, — и мы стояли и хохотали, как идиоты.Капитан, имя которого оказалось Элиот Ивинг, и лейтенант, которого звали Боб Килер, совсем не были лопухами. Прежде чем я поняла, что произошло, нас уже вели к какому-то элегантному ресторану, где Элиот предложил нам приземлиться для ленча. В соответствии со своим рангом он получил лучшую часть добычи, и он очень рассудительно выбрал Донну, предоставив остальное своему подчиненному. Я не возражала — да я и не могла ничего поделать, и в действительности из двух мужчин я предпочитала Боба Килера. При ближайшем рассмотрении Элиот оказался довольно крепким парнем, плотно сложенным и очень уверенным в себе. Боб был спокойнее и приятнее — может быть, потому он и был лишь лейтенантом. Он был по-своему красив, с карими глазами и волосами цвета скошенной соломы; и, возможно, это сделало наше общение безопасным, потому что мое сердце разрезано надвое типом с серыми глазами и темными волосами, по профессии психиатром.Странность ситуации состояла в том, что я оставалась смущенной и косноязычной в течение невероятно долгого времени. Полагаю, что это как-то было связано с возрастом. Я была зрелая старая двадцатидвухлетняя леди, а когда ты достигнешь горной вершины, то оказаться подцепленной не слишком достойно. Такова моя теория.Стало полегче к концу дня. Элиот был очарователен, Донна была чертовски весела, Боб был довольно остроумен, и мы много смеялись. Это помогало. Смех растапливает льды. И тогда я поняла, что эти два парня оказались точно в таком же трудном положений, как мы с Донной. Про нас с Донной можно было сказать то же самое, что говорили они: будто мы им оказали, огромную милость тем, что сидели с ними в дорогом ресторане и поглощали фунт за фунтом каменного краба. Насколько я могла разобраться, они оба были в отчаянии. Их основная работа заключалась в том, чтобы охранять запасы спирта некоего генерала Вуззи Гуфа на каком-то таинственном объекте, и при этом полагалось поддерживать дружеские отношения с призывниками, чтобы предупредить мятеж. «На самом деле!» — воскликнули мы с Донной. Но я догадалась, что они с мыса Канаверал или с какой-нибудь другой ракетной площадки, а позже я узнала, что и Донна подумала точно так же. Мы не могли обвинять их в излишней осторожности. Мы попутно устраивали им засаду, чтобы полностью их уверить, что мы только что высадились с русской подводной лодки.У Элиота был блестящий новый «додж», и после ленча он настоял на том, чтобы свозить нас поглядеть форт Лодердайл; Боб Килер и я сели сзади и начали знакомиться. Оказалось, что он интеллектуальный тип, и все в мире интересно этому лейтенанту военно-воздушных сил, он был без ума от всего этого хлама древнего поколения битников. Насколько я могла понять, единственной его амбицией, не говоря уж о посылке ракеты на Марс или куда-либо еще, было занесение его бессмертных слов в какую-либо вшивую антологию Сан-Франциско. Конечно, я не упомянула о том, что полгода жила в Гринич-Вилидж и что целые дни и ночи проводила с этими грязнулями; я просто с небрежным видом сказала, что кое-что читала, и парень выглядел, будто его разбомбили. Он не мог поверить своим ушам. Он встретил юную особу женского пола, которая слышала о Сартре! Которая слышала о дзэн-буддизме!— Вы слышали! — не мог сдержать он изумления. — Вы слышали! — Как будто это было великим чудом.Мне хотелось, чтобы мой большой рот закрылся. К тому времени, когда мы достигли форта Лодердайл, он по уши в меня влюбился — но, скорее, не в меня, а в ту родственную душу, которая была ниспослана Судьбой прямо ему в объятия. Вот он здесь, возможно, мечтающий о том дне, когда снимет форму и начнет отпускать бороду, и внезапно в его жизни появляюсь я, практически прямо из кафе. Это сразу же привело его в неистовство. Вот, подумала я, еще одно доказательство: никогда не позволяй себя подцепить незнакомцам. Первый Н. Б. Теперь Боб Килер.Форт Лодердайл напомнил мне Венецию со всеми ее каналами: оживленную, проникнутую музыкой, раскинувшуюся широко Венецию, где отовсюду на вас глядят фасады стопятидесятитысячедолларовых домов. Донна была очарована этим, и ее энтузиазм позволил Элиоту объявить о другом проекте:— Послушайте, девочки. Как вы относитесь к тому, чтобы вечером отправиться на игры джей-элэй? А?Это я промолчала, так как не имела представления, о чем он говорит, но Донна знала.— Здорово! Это звучит превосходно! — закричала она во всю мощь своих легких. — Что это такое?Он объяснил, что это своего рода гандбол, но игроки носят в руках что-то напоминающее корзину, которую они используют вместо рук, и это одна из самых трудных, быстрых, упорных игр, известных человеку. Это звучало превосходно. Прежде, однако, мы отправились в огромный и роскошный ресторан, где Элиот сказал, что мы можем слегка поужинать; но прежде чем что-либо было заказано, Донна и я улизнули в дамскую комнату, чтобы попудриться и посовещаться.— Как тебе нравятся эти парни? — спросила она. — Приятные, не так ли?— Да, приятные.— Ты, видимо, довольно хорошо познакомилась с лейтенантом.— С ним все в порядке.— Что такое дзэн? Я слышала, как он говорил об этом.— Дзэн? Да, дзэн. Это название похоже на один из новых дезодорантов, они всегда рекламируют на ТВ. Дзэн — прежде всего, дзэн — романтичен. — Она хихикнула. — Ох, Кэрол, как великолепно чувствовать себя снова живой! Ты согласна со мной?Я не ответила. Мне требовалось электричество, чтобы я снова почувствовала себя ожившей, а вокруг его совсем не было. Почему я так околдована этим проклятым человеком, спрашивала я себя и не находила ответа. Я была просто околдована, и околдована прочно.
Он был на игре джей-элэй вместе с мистером Гаррисоном, миссис Гаррисон и Пег Уэбли. Естественно. Если бы я на минутку задумалась, когда мы с Донной услышали роковой волчий свист, а затем нас подцепили Элиот и Боб, то сообразили бы, что на этой планете, возможно, не было места, куда бы мы могли пойти вечером и не натолкнуться на Роя Дьюера и Арни Гаррисона. Я должна была знать. Миссис Гаррисон и Пег Уэбли были лишь добавкой.Конечно, с неизбежностью, наши места оказались на три ряда прямо перед ними. И я была настолько парализована игрой судьбы со мной, что села там, как негнущийся осветительный столб в снежный буран, колени вместе, подбородок вперед, грудь расправлена и т. д. При любых других обстоятельствах мое поведение могло быть поставлено в заслугу мисс Уэбли как результат ее воспитательной работы. При данных конкретных обстоятельствах я была не кем иным, как рыскающей сучкой, которая подцепила прекрасного, здорового, невинного молодого американского парня с намерением обесчестить и его и его форму; и я физически ощущала четыре пары глаз, впившихся с отвращением в мой затылок. Для нас это был ад кромешный, а игроки тем временем ловили мяч своими корзинками, люди кричали, и вопили, и держали пари, вскакивая со своих мест, а некоторые, прогуливаясь взад и вперед, жевали сосиски; но я все это едва воспринимала. Хуже того — как будто можно было сделать хуже того, что уже произошло, — Боб все больше проникался непреодолимой любовью ко мне по мере развития игры. Разве я не была родственной ему душой? Всякий раз, когда он думал о дзэне, он нежно касался моей, руки. Он, должно быть, читал и Нормана Мейлера, потому что время от времени он ронял свою руку и в задумчивости перебирал швы моей юбки, потихоньку направляясь к моей коленке. Или же он зажигал сигарету и по чистой случайности, держал сигарету так, что костяшки его пальцев скользили по моей левой груди. Или же опускал программку на мои колени и минуту спустя шарил вокруг, чтобы ее отыскать. Теперь я поняла, почему «Магна» так настаивала на том, чтобы мы носили пояса, куда бы мы ни выходили. Мой Бог, им бы следовало снабдить нас поясами целомудрия, утыканными гвоздями, — это было самое малое, что они могли сделать для нас в этих сумасшедших джунглях, называемых Жизнью. Заключительным актом этого было то, что я должна была отбиваться от Боба, делая это незаметным образом: я не могла, под постоянными испытующими, взглядами четырех пар глаз, повернуться к нему и властно заявить: «Отвали». Они заметили бы. Все, что я могла сделать, это ворчать на него уголком рта, что он, видимо, принимал за признак того, что я разжигаю в нем искры сексуального возбуждения, и в результате он только удваивал свои усилия.Во время хавтайма, то есть когда объявили перерыв, мы влились в толпу народа, чтобы встретить судьбу лицом к лицу. И мы ее встретили. Донна и я вычислили это одновременно. Для нас было лучше проявить нахальство, чем остаться испуганно сидеть на наших местах под тяжестью своей вины. Они ожидали нас, но не в гневе, а с легким любопытством, без сомнения, интересуясь, в каком направлении мы увильнем. У мистера Г. была милостивая улыбка; миссис Г., милая женщина лет тридцати пяти, также улыбалась доброжелательно, как будто говоря, что она и сама некогда была девушкой; у Роя Дьюера на устах играла обычная улыбка психиатра: он испытал все, и ничто не могло его больше удивить.Донна бросилась вперед, хватая быка за рога:— Эй, хелло! Мистер Гаррисон и миссис..?— Миссис Гаррисон, — сказал мистер Гаррисон.— Очень приятно с вами познакомиться, — нежно проворковала Донна. — И мисс Уэбли! И доктор Дьюер! Какой сюрприз! Игра волнующая, не так ли?Это был тонкий ход. Они отпали.— Мисс Уэбли, — продолжила она с той же самой дикой непринужденностью, — вы помните, что я в прошлый уик-энд ездила в Пальм-Бич посетить моего кузена? Ну не мило ли с его стороны: в этот уик-энд кузен Элиот приехал навестить свою маленькую старушку! Могу я представить? Капитан… Глаг.Мартини, выпитое ею перед ужином, сделало свое черное дело. Она забыла его имя. И я тоже. Я не могла его вспомнить, хоть убей.— Здравствуйте, капитан Глаг, — сказал мистер Гаррисон. То же сказала миссис Гаррисон, за ней мисс Уэбли и наконец доктор Дьюер.Он тихо произнес:— Здравствуйте.Донна вспомнила имя Боба. И когда она представляла его, Рой Дьюер и я смотрели друг на друга, мы видели друг друга на сцене, иллюминированной чистым электричеством в миллион вольт, он ясно видел мое сердце, которое он разрезал на две кровоточащие половинки, и я ясно видела его сердце и знала, что сделала то же самое с его сердцем. Он не был красивым, он не был большим и сильным; он был не кем иным, как мужчиной, которого я любила, Господь знает почему; и я хотела услышать от него хотя бы слово, чтобы радоваться его чудесному голосу.— Вам понравилась игра? — сказал он. Сказал, обращаясь ко мне.— Нет — ответила я. — А вам?Он сказал:— Она очень быстрая.— Она слишком быстрая, — сказала я. — Она у меня вызывает головокружение. — Это было общение между нами. Чудесным образом он понял, что я имела в виду; слова внутри меня, не произнесенные, достигли его в тех глупых словах, которые я сказала. На мгновение он помрачнел, а затем нежно улыбнулся и кивнул.— Действительно это для вас так быстро, Кэрол? — спросила мисс Уэбли.— Мне нравится, когда движения чуть замедленнее.— Но такова игра, — заметил он.Никто еще не мог ни о чем догадаться, а мы вовсю вели разговор на языке, который был непереводим и понятен только нам. Вот что я ему сказала: я люблю тебя, я скучаю без тебя; а вот что он мне ответил: я люблю тебя также, но подожди, пожалуйста, подожди. Я готова была ждать вечность теперь, когда он все так просто объяснил; и весь остаток вечера бедный Боб не мог понять, что произошло. Я была здесь, я улыбалась, и меня не было здесь. Казалось, он совершенно был сбит с толку, когда мы прощались в вестибюле «Шалеруа»; я существовала, но перестала существовать.Времени было без четверти двенадцать. Я сослалась на головную боль, чтобы возвратиться домой и в уединении поразмышлять о себе и докторе Дьюере. Донна еще была с Элиотом Глагом.Я сказала:— Ну, всего хорошего, лейтенант Боб Килер, спасибо вам за прекрасно проведенный вечер. Все было замечательно.Он сказал:— Мы увидимся снова, Кэрол?Я сказала незло:— К чему портить хорошие отношения?— Честное слово, — сказал он, — у вас готов ответ на все вопросы. Не означает ли это, что у вас есть друг или что-нибудь еще?Я молча поглядела на него.— О'кей, — сказал он. — И пока.— Пока.Он был по-своему привлекателен, но этого было недостаточно. Я становилась довольно привередливой в свои годы. Если кто-либо собирался коснуться кромки моей юбки, то я знала точно, кто может быть этим человеком: он жил прямо под нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Он был на игре джей-элэй вместе с мистером Гаррисоном, миссис Гаррисон и Пег Уэбли. Естественно. Если бы я на минутку задумалась, когда мы с Донной услышали роковой волчий свист, а затем нас подцепили Элиот и Боб, то сообразили бы, что на этой планете, возможно, не было места, куда бы мы могли пойти вечером и не натолкнуться на Роя Дьюера и Арни Гаррисона. Я должна была знать. Миссис Гаррисон и Пег Уэбли были лишь добавкой.Конечно, с неизбежностью, наши места оказались на три ряда прямо перед ними. И я была настолько парализована игрой судьбы со мной, что села там, как негнущийся осветительный столб в снежный буран, колени вместе, подбородок вперед, грудь расправлена и т. д. При любых других обстоятельствах мое поведение могло быть поставлено в заслугу мисс Уэбли как результат ее воспитательной работы. При данных конкретных обстоятельствах я была не кем иным, как рыскающей сучкой, которая подцепила прекрасного, здорового, невинного молодого американского парня с намерением обесчестить и его и его форму; и я физически ощущала четыре пары глаз, впившихся с отвращением в мой затылок. Для нас это был ад кромешный, а игроки тем временем ловили мяч своими корзинками, люди кричали, и вопили, и держали пари, вскакивая со своих мест, а некоторые, прогуливаясь взад и вперед, жевали сосиски; но я все это едва воспринимала. Хуже того — как будто можно было сделать хуже того, что уже произошло, — Боб все больше проникался непреодолимой любовью ко мне по мере развития игры. Разве я не была родственной ему душой? Всякий раз, когда он думал о дзэне, он нежно касался моей, руки. Он, должно быть, читал и Нормана Мейлера, потому что время от времени он ронял свою руку и в задумчивости перебирал швы моей юбки, потихоньку направляясь к моей коленке. Или же он зажигал сигарету и по чистой случайности, держал сигарету так, что костяшки его пальцев скользили по моей левой груди. Или же опускал программку на мои колени и минуту спустя шарил вокруг, чтобы ее отыскать. Теперь я поняла, почему «Магна» так настаивала на том, чтобы мы носили пояса, куда бы мы ни выходили. Мой Бог, им бы следовало снабдить нас поясами целомудрия, утыканными гвоздями, — это было самое малое, что они могли сделать для нас в этих сумасшедших джунглях, называемых Жизнью. Заключительным актом этого было то, что я должна была отбиваться от Боба, делая это незаметным образом: я не могла, под постоянными испытующими, взглядами четырех пар глаз, повернуться к нему и властно заявить: «Отвали». Они заметили бы. Все, что я могла сделать, это ворчать на него уголком рта, что он, видимо, принимал за признак того, что я разжигаю в нем искры сексуального возбуждения, и в результате он только удваивал свои усилия.Во время хавтайма, то есть когда объявили перерыв, мы влились в толпу народа, чтобы встретить судьбу лицом к лицу. И мы ее встретили. Донна и я вычислили это одновременно. Для нас было лучше проявить нахальство, чем остаться испуганно сидеть на наших местах под тяжестью своей вины. Они ожидали нас, но не в гневе, а с легким любопытством, без сомнения, интересуясь, в каком направлении мы увильнем. У мистера Г. была милостивая улыбка; миссис Г., милая женщина лет тридцати пяти, также улыбалась доброжелательно, как будто говоря, что она и сама некогда была девушкой; у Роя Дьюера на устах играла обычная улыбка психиатра: он испытал все, и ничто не могло его больше удивить.Донна бросилась вперед, хватая быка за рога:— Эй, хелло! Мистер Гаррисон и миссис..?— Миссис Гаррисон, — сказал мистер Гаррисон.— Очень приятно с вами познакомиться, — нежно проворковала Донна. — И мисс Уэбли! И доктор Дьюер! Какой сюрприз! Игра волнующая, не так ли?Это был тонкий ход. Они отпали.— Мисс Уэбли, — продолжила она с той же самой дикой непринужденностью, — вы помните, что я в прошлый уик-энд ездила в Пальм-Бич посетить моего кузена? Ну не мило ли с его стороны: в этот уик-энд кузен Элиот приехал навестить свою маленькую старушку! Могу я представить? Капитан… Глаг.Мартини, выпитое ею перед ужином, сделало свое черное дело. Она забыла его имя. И я тоже. Я не могла его вспомнить, хоть убей.— Здравствуйте, капитан Глаг, — сказал мистер Гаррисон. То же сказала миссис Гаррисон, за ней мисс Уэбли и наконец доктор Дьюер.Он тихо произнес:— Здравствуйте.Донна вспомнила имя Боба. И когда она представляла его, Рой Дьюер и я смотрели друг на друга, мы видели друг друга на сцене, иллюминированной чистым электричеством в миллион вольт, он ясно видел мое сердце, которое он разрезал на две кровоточащие половинки, и я ясно видела его сердце и знала, что сделала то же самое с его сердцем. Он не был красивым, он не был большим и сильным; он был не кем иным, как мужчиной, которого я любила, Господь знает почему; и я хотела услышать от него хотя бы слово, чтобы радоваться его чудесному голосу.— Вам понравилась игра? — сказал он. Сказал, обращаясь ко мне.— Нет — ответила я. — А вам?Он сказал:— Она очень быстрая.— Она слишком быстрая, — сказала я. — Она у меня вызывает головокружение. — Это было общение между нами. Чудесным образом он понял, что я имела в виду; слова внутри меня, не произнесенные, достигли его в тех глупых словах, которые я сказала. На мгновение он помрачнел, а затем нежно улыбнулся и кивнул.— Действительно это для вас так быстро, Кэрол? — спросила мисс Уэбли.— Мне нравится, когда движения чуть замедленнее.— Но такова игра, — заметил он.Никто еще не мог ни о чем догадаться, а мы вовсю вели разговор на языке, который был непереводим и понятен только нам. Вот что я ему сказала: я люблю тебя, я скучаю без тебя; а вот что он мне ответил: я люблю тебя также, но подожди, пожалуйста, подожди. Я готова была ждать вечность теперь, когда он все так просто объяснил; и весь остаток вечера бедный Боб не мог понять, что произошло. Я была здесь, я улыбалась, и меня не было здесь. Казалось, он совершенно был сбит с толку, когда мы прощались в вестибюле «Шалеруа»; я существовала, но перестала существовать.Времени было без четверти двенадцать. Я сослалась на головную боль, чтобы возвратиться домой и в уединении поразмышлять о себе и докторе Дьюере. Донна еще была с Элиотом Глагом.Я сказала:— Ну, всего хорошего, лейтенант Боб Килер, спасибо вам за прекрасно проведенный вечер. Все было замечательно.Он сказал:— Мы увидимся снова, Кэрол?Я сказала незло:— К чему портить хорошие отношения?— Честное слово, — сказал он, — у вас готов ответ на все вопросы. Не означает ли это, что у вас есть друг или что-нибудь еще?Я молча поглядела на него.— О'кей, — сказал он. — И пока.— Пока.Он был по-своему привлекателен, но этого было недостаточно. Я становилась довольно привередливой в свои годы. Если кто-либо собирался коснуться кромки моей юбки, то я знала точно, кто может быть этим человеком: он жил прямо под нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50