Празднуй. Даже если это лишь только поездка до «Айдлуайдла» в такси вместо обычной поездки на автобусе. Дело в том, что я могла позволить себе роскошь. Я была при деньгах. В моей сумочке было пятьдесят долларов плюс полторы сотни в туристских чеках, которые еще оставались у меня от тех двухсот восемнадцати долларов, которые хранились в моем банке на черный день, ну и еще несколько облигаций. И все это богатство оставалось после самой настоящей оргии покупок новых платьев, главным образом у Лорда и Тейлора, потому что для новой жизни мне, конечно, был необходим новый гардероб, с ног до головы. Все мои старые платья изношены или изъедены молью, за исключением моего бобрового пальто, и я не смогла бы использовать что-либо там, куда я направлялась: на Юге. Когда я подытожила, сколько истратила на все эти платья и вещи, я слегка остолбенела — четыреста тридцать три доллара восемьдесят семь центов! Несмотря на это, у меня было удивительное ощущение спокойствия от сознания, что почти все вещи в моих трех чемоданах и шляпной коробке были новехонькими, кроме разве моей щетки для волос и нескольких других пустяковых предметов.Таксист оказался приятным, дружелюбным человеком: он позволил мне спокойно сидеть, откинувшись на спинку сиденья и погрузившись в свои мысли, в то время как он сосредоточился на управлении машиной. Но водители такси есть водители такси, и, по-моему, вряд ли можно было рассчитывать, что мой таксист является каким-то исключением; в конце концов он мягко сказал:— Так куда вы направляетесь, мисс?Я подумала, что уже говорила ему раньше:— В «Айдлуайдл».— Я имею в виду, куда вы полетите из «Айдлуайдла»?— О, в Калифорнию. — Это было первое, что сорвалось у меня с языка.Он засомневался.— Это забавно, — сказал он. — Мне казалось, будто вы говорили мне, что полетите на Юг.Он, должно быть, волновался, что его подвел слух, ну и я сделала все возможное, чтобы убедить его.— Верно, — сказала я. — Я собираюсь на Юг, чтобы повидаться с тетей, а потом я отправлюсь в Калифорнию. Калифорния — это именно то место, куда я на самом деле собираюсь.Тут же меня поразило, как все это странно. Обычно я не лгала. Я не сочиняла историй. Однако сейчас я сказала этому простаку-таксисту, что собираюсь туда, куда не собиралась, и я проделывала то же самое с каждым, кого знала в Вилидже. Нью-Орлеан, Калифорния, Альбукерке — зачем? Я чувствовала себя убийцей, убегающим с места преступления. Или, более точно, походила на зверя, заметающего свои следы, чтобы не быть выслеженным. Вот что это было; и сразу же, стоило найти объяснение, мне стало лучше. Я ведь не превратилась в патологическую лгунью. Я всего-навсего начинала совершенно новую жизнь в другой части леса и не хотела, чтобы моя старая жизнь преследовала и настигла меня. Мне хотелось бы теперь, чтобы я не сломалась и не рассказала матери и Тому Ричи, куда я уезжаю и что собираюсь делать; мне хотелось бы держать свой рот на замке. Если собираешься стать болотной рысью, крадущейся из подлеска, так и будь болотной рысью.Таксист прочитал мне блестящий монолог о Калифорнии, и к тому моменту, когда мы достигли «Айдлуайдла», он почти убедил меня в том, что я действительно держу туда путь. Климат! Яркое солнце! Люди так отдыхают! Он нарисовал мне столь радужные перспективы, что в порыве благодарности я дала ему доллар на чай. Тотчас же — да! — случилось что-то удивительное. Не успел он поставить мои три чемодана и шляпную коробку на тротуар, как два морских пехотинца вышли из толпы и сказали:— Можем мы быть полезны, мэм? — Они выглядели как близнецы — стройные, высокие, подтянутые и подстриженные, как все солдаты морской пехоты, и чрезвычайно серьезные.Это было мне по душе. Я не была девушкой, в некотором смысле, уже полгода, а всего лишь молодой фурией, выдуманной Жан-Поль Сартром; но здесь, в одно мгновение, я стала опять девушкой, способной внушить надежды корпусу морской пехоты Соединенных Штатов. С легким волнением я проговорила:— Почему же, это очень мило с вашей стороны, но я только ищу носильщика…— Джордж, — сказал один.— Роджер, — сказал другой.Никакого в этом вреда не было. Ничего из этого не могло произойти. Я шла между ними; люди улыбались нам; я сама была на подъеме, и то же происходило с ними. Молодым мужчинам, казалось, нравилось носить чемоданы для девушек, точно так же, как собакам нравится нести кость.Но было что-то еще, как только мы вошли в здание аэропорта, гораздо более важное. Я бывала в «Айдлуайдле» много раз и всякий раз чувствовала волнение, потому что он так огромен и здесь кипит такая жизнь, снуют взад и вперед тысячи экзотичных людей и в воздухе висит покой. Множество голосов, и одно за другим звучат объявления, и дюжины самолетов взлетают каждую минуту, и сигнальные огни и стрелки-указатели — от всего этого дух захватывает. Впрочем, в прошлом я приезжала сюда просто как пассажир или в качестве провожающего. Так или иначе, время было другое. Теперь я испытывала новое и радостное возбуждение, потому что вступала глубоко во всю эту безбрежную жизнь, хотя практически никто этого пока не знал. Это был мой собственный новый мир, я выбрала его сознательно, и я волновалась, когда вступала в него.Один из моих морских пехотинцев сказал вежливо:— Какая авиалиния вам нужна, мэм?— «Магна интернэшнл эйрлайнз», пожалуйста.Другой морской пехотинец сказал:— Вы не хотели бы, случайно, мэм, отправиться в Портленд, Мэн?— О, я хотела бы, — сказала я. — Я очень сожалею. Я собираюсь в Спартанберг, Южная Каролина.— Очень жаль, — сказали они. Но не дрогнули. Они проводили меня к стойке «Магна интернэшнл эйрлайнз» и погрузили мои три чемодана и шляпную картонку на весы. Я пожала им руки и сказала:— Надеюсь, мы еще увидимся.— Приятного путешествия, мэм, — пожелали они, и ушли вполне удовлетворенные.Служащий за стойкой был почти такого же типа — аккуратно подстриженный и умытый, симпатичный и широкоплечий.— Чем могу быть полезен? — спросил он.Я открыла сумочку и протянула ему бело-красный конверт с зеленой карточкой внутри.— Ну, ну, ну, — сказал он. — Еще одна.Я не поняла.— Что еще? — спросила я.— Да, в самом деле. — Он поднял телефонную трубку, что-то таинственно проговорил в нее, подождал, положил трубку на рычаг, что-то нацарапал на моем конверте и сказал:— Рейс двадцать один А. Ворота двенадцать.— Благодарю вас, — сказала я. Он критически оглядел меня с ног до головы, как если бы являлся экспертом в определенной области статистики. Пять футов, семь дюймов. 36-24-34. Потом подмигнул.— У вас все будет отлично, — заверил он. — Добро пожаловать на борт авиалайнера. 2 Самолет рейса двадцать один А должен был вылететь в два часа двадцать пять минут. В запасе было полчаса, и у ворот номер двенадцать стояло лишь несколько человек. Но по мере ожидания прибывало все больше и больше людей и росло мое удивление: как такая огромная толпа могла влезть в один самолет? Казалось, что это просто невозможно, если, конечно, он не резиновый. «Магна интернэшнл эйрлайнз», надеюсь, ты ведаешь, что творишь.В начале третьего началась посадка. Я могла бы и догадаться об этом. Когда я подошла к воротам, маленький встревоженный дежурный, взглянув на мою зеленую карточку, коротко бросил:— Подождите сзади, пожалуйста, с другими девушками.Все происходило со мной так, как только и могло произойти. Я уже привыкла к этому. Я сказала:— Какие другие девушки?— Идите позади, — огрызнулся он. — Мы вас позовем, когда придет ваше время.Я протиснулась в конец толпы и увидела трех девушек, которых имел в виду раздраженный маленький человек. Их нельзя было не узнать: высокие, хорошенькие, приятно одетые. Они печально таращились на меня, и я грустно уставилась на них.— Привет, — сказала самая высокая, из них. — Ты еще одна из отвергнутых?— Видимо, так.— Ты собираешься в подготовительную школу в Майами? — спросила она, чтобы удостовериться в этом.— Во всяком случае, я так думала, пока этот маленький мужчина меня не завернул.— Мы все в одной лодке, — сказала она. — Присоединяйся к нашей банде. Я — Донна Стюарт, а это… Как ваши имена, девочки, скажите еще раз?— Аннетт Моррис, — представилась брюнетка.— Мэри Рут Джурдженс, — отозвалась другая, бледная невыразительная блондинка с холодными серыми глазами.Они обе были привлекательными, но Донна Стюарт дала бы им сто очков вперед. У нее были красноватые волосы и сказочные изумрудно-зеленые глаза, да и характер у нее был приветливый и веселый.Я назвала им свое имя. Потом я спросила:— Знает ли кто-нибудь, что здесь происходит?— Обычный бардак на авиалиниях, — ответила Донна. — Все перепутано. Видимо, сначала они сажают обычных пассажиров, а нас впихнут, если останется место. — Она весело засмеялась. — А если у них не хватит места, пусть им будет хуже. Я с удовольствием проведу ночь в Нью-Йорке.— Почему? — спросила я.— Потому что я никогда не была в Нью-Йорке, вот почему, — сказала она. — Я ведь просто деревенская девушка из Нью-Гемпшира.Я сказала:— Я жила в Нью-Йорке, и ты тоже можешь пожить здесь.— Если мы застрянем здесь сегодня, — сказала Донна с милейшей улыбкой, — ты мне сможешь показать город. Ты знаешь все злачные места?— Конечно.Она коснулась моей руки кончиками пальцев, и с этого момента мы стали друзьями.— Эй, девочки, — зашептала Аннетт. — Посмотрите, что это идет.Мы посмотрели и обалдели. То, что приближалось, было девушкой, причем неотразимой. Она была просто самой красивой девушкой, какую я когда-либо видела. Ненавижу говорить подобные вещи, это слишком пошло, но в данном случае это было правдой. Ее лицо было совершенной овальной формы, кожа как фарфор, глаза у нее были, как у кошки — золотисто-карие, а волосы, иссиня-черные, блестящие, ниспадали со лба и вились по спине. Одета она была, как кинозвезда, довольно экстравагантно — в облегающее черное платье со сборками на бедрах и шляпку с фестонами из золотых листьев.Но самое впечатляющее в ней был исходивший от нее сигнал: чисто женская чувственность.Подойдя к нам, она театрально взмахнула рукой и сказала:— Привет. Вы ждете самолет, чтобы лететь в Майами, в школу по подготовке, да?Тут я нанесла удар вслепую — хотя это было не совсем вслепую, мой инстинкт обычно в таких случаях срабатывает правильно, — и ответила по-итальянски:— Да, мы все ждем, чтобы сесть в этот самолет. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам. И позвольте представиться: меня зовут Кэрол Томпсон.Она с холодным интересом смерила меня взглядом с ног до головы, как если бы я могла стать съедобной, если меня готовить двенадцать часов, а потом еще прокипятить. Я немного удивилась, что она не открыла мой рот и не проверила мои зубы. Она лишь сказала:— Ха-ха, ты говоришь по-итальянски?Я действительно считала, что говорю. Ведь я ей сказала четыре предложения по-итальянски.— Да, — ответила я.Она наклонила набок голову:— Где это ты подхватила такой дешевый итальянский акцент?Я отвечала все на том же языке, на котором, по-моему, я говорила свободно:— Во Флоренции. У моего дядюшки там бордель, небольшой, но с хорошей репутацией. Возможно, вы слышали о нем. Его зовут синьор Аткинсон. — Я всегда считала, что если ты замахнулся, так надо бить. А не ходить вокруг да около.Очевидно, я оказалась слишком проницательной. Она сказала:— Это не флорентийский акцент, это просто дешевый акцент. Я из Рима, меня зовут Альма ди Лукка.И тут, как гром с ясного неба, раздался голос Донны, холодный и нагловатый:— Уж не графиня ли Альма ди Лукка, случайно? Альма застыла. Маленькая стрела поразила цель. Девушка не посмотрела на Донну, не ответила. Я подумала: «Ну что ж, видишь? Война разразилась. Уже. В одну минуту. Это может быть весьма любопытным». Донна зевнула:— Мы должны как-то скоротать время, друзья. Кто играет в бридж?Вскоре за нами пришел раздражительный маленький человек и сказал:— Мне жаль, что я вас задержал, девочки, но это было неизбежно.Он мучился с несколькими клочками бумаги, прикрепленными к папке, которая казалась символом его офиса.— Давайте теперь посмотрим. Сколько вас здесь?— Нас пятеро, — ответила Альма. — Любой может посчитать, нас пятеро.— Вы ждете еще кого-нибудь?— Нет, мы никого не ждем, — сказала Альма. — Это ваше дело — ждать. Мы же сейчас сядем в самолет, чтобы лететь. Куда мы летим?Я одобряла ее поведение, но человек явно ее не слушал. Он сделал несколько отметок карандашом на одном клочке бумаги и нахмурился. Потом он осмотрел нас, сделал еще несколько отметок и опять нахмурился. Бедный малыш. Казалось, ему приходится решать такие сложные задачи. А мы все были здесь, три совершенно очаровательные девушки плюс восхитительный корабль грез из Италии плюс я; а он обращался с нами, как если бы мы были многочисленными тюками хлопка, наполненными личинками долгоносика. Тогда впервые я поняла, какие требования предъявлял авиабизнес к своим любимцам.Наконец он сказал:— О'кей. Вы можете подняться в самолет. Стюардессы займутся вами. Идите к грузовому трапу на корме. — Это звучало так, как будто он в отчаянии сдался на нашу милость.— А где корма? — спросила Аннетт.— В хвосте, — безнадежно ответил он, — Господи, неужели вы не знаете, где корма?— Если бы она знала, то не спрашивала, — возразила Альма. — И вы будьте, пожалуйста, повежливее, сэр, а то я сообщу о вас мистеру Бенджамину.Это, похоже, ошеломило его; и когда мы проходили через ворота номер двенадцать, я спросила:— Эй, а кто такой мистер Бенджамин?— Очень полезный человек, — ответила она. — Большая шишка. Очень важный. — Потом она улыбнулась. — Но это всего лишь призрак. Я придумываю его, в своем воображении. Пугает любого, очень сильно. Я им говорю «мистер Бенджамин», и они вскакивают.Я никогда не задумывалась над этим. Ловко! Она определенно соображает. Она должна запатентовать эту идею. Каждому пригодится широкая спина мистера Бенджамина для преодоления жизненных преград.Я начала терять голову по мере того, как мы приближались к большому «Боингу». Он выглядел таким величественным, таким терпеливым, ожидая нас. Его крылья простирались назад, его турбины устремлялись вперед, хвост, высокий и острый, направлен в холодное небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50